***
Когда он вернулся в поместье, то обнаружил аккуратно сложенное письмо в почтовом ящике. Ящика у него, кстати, раньше не было — видно, кто-то очень сильно хотел отправить ему письмо. Магнус достал бумагу и с изумлением вчитался в путаные строчки. Александр был невероятно красив и очарователен, хорош в готовке и, возможно, в стрельбе из лука, но поэзия явно не была его сильной стороной. «Я к вам пишу — чего же боле? Что я могу еще сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать. Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня.» — Ему повезло, что он привлекательный, — Магнус засунул письмо под вазу с глаз долой и принялся поглаживать соседского кота — он ласково звал его Иван Царапка.***
Они встретились где-то в березовой роще, где Саша нервно переминался с ноги на ногу и мял в руке край своей кофты. Магнус на секунду представил, как тот выглядел бы в мундире при всем параде, и жадно облизнулся. А потом помечтал, как тот выглядел бы без всего — и едва не улетел на границу сознания, где круглыми сутками крутили непристойности. — Ну как Вам? — осторожно спросил Саша, не глядя ему в глаза. — Как бы тебе помягче сказать… Александр, Вы красивый юноша, сильный и прелестный, зачем Вам поэзия? — отчаянно выдавил из себя Магнус. — Хочу Вам понравиться, — так честно выдал Саша, что Магнус едва не поперхнулся. — Знаешь, есть куда менее травмирующие способы мне понравиться! — заметил Магнус, стаскивая шейный платок. Саша намека не увидел. — Нет, это неправильно, — нахмурился Саша. — Я все буду делать так, чтобы Вам понравились мои стихи! Простите, господин Бейнегин, но я не отступлю! Скажите мне честно, смотря прямо в глаза: что не так с моим стихотворением? Раскритикуйте меня полностью! — Я этого не хотел, но ты меня вынудил, — предупредил его Магнус. — Процитирую тебе слова классика: кто рифмует на глаголы, того в рот ебут монголы. Саша неожиданно покраснел как маков цвет, взмахнул длинными ресницами и стеснительно опустил взгляд в сторону березок, как невинная барышня, которой суженный подарил цветочек. Почти двухметровый Александр с сильным телом и длинными ногами мало походил на кисейную барышню, но внешность же обманчива. — Я… я согласен на такое только после месяца отношений, — пробормотал Саша, так тихо, будто та самая березка прошелестела листочками. Магнус почти умилился. — Александр, солнце, я не монгол, — произнес он. Саша изумленно захлопал глазами и сорвался с места, не успел Магнус и слова произнести.***
Они мирно сидели в той же березовой роще. Клава плела веночки, Лизавета пыталась незаметно вплести в волосы брата цветы, Саша расслабленно слушал игру Евгения, а Магнус любовался тем, как ресницы роняли длинную тень на его скулы. Местный песнопевец Сережа пел что-то про великую Российскую Империю, великого Государя, великие просторы и великие проблемы. — Магнус, а почему бы Вам не спеть что-нибудь на родном языке? — предложила вдруг Клава. — О да, я бы хотел послушать Ваш язык, — затараторил Сережа. — А Вы откуда к нам прибыли? С Востока, да? Османская Империя? А может, Китай? Или Япония? Неужто Вы прибыли к нам из империи Цин? Кстати, а ведь еще есть вероятность, что Вы из Индии… — Никакой, — отрезал Магнус. — Потрясающе, все до последнего слова — чушь. — Так Вы споете нам на родном языке, господин Бейнегин? — робко спросил Саша, сверкая голубыми глазами. — Пожалуйста, господин Бейнегин. Магнус собирался отказаться, но вот этот мальчишка попросил его, и он стал тихо напевать назло ему матерные частушки собственного сочинения. Напевал он их на индонезийском, так что звучало лирично. Саша мечтательно улыбался, покачивая головой в такт, Женя наигрывал мелодию на гитаре, Лиза загадочно улыбалась и крепко обнимала Сережу, а под конец частушки про «большой детородный орган — большая ответственность» задорно поцеловала его. — Лизавета, что ты себе позволяешь! — возмутился Саша. — Прости, братец, не у всех нас в жизни заметался пожар голубой*, — хихикнула Лиза. — Отвратительно, ты мне весь настрой сбила, — скривился Саша. Магнус тихо рассмеялся над его обиженным симпатичным лицом. — А какие Вам стихи нравятся, Магнус? — с любопытством спросила Клава, перебирая светлые волосы Евгения. — Разнообразные, — ухмыльнулся он. — Лермонтова люблю. — А зачитайте-ка нам, — хлопнул в ладоши Женя. — Не води так томно оком, Круглой жопкой не верти, Сладострастьем и пороком Своенравно не шути, — серьезным голосом прочитал Магнус, неотрывно смотря на Сашу. — Это Лермонтов? — ужаснулся Саша. — Но тут же глагольная рифма! Вы же сами говорили: кто рифмует на глаголы, тот… прелюбодействует орально вместе с представителями монгольской расы! — Сашенька, это выражение такое, — ласково объяснил Магнус. Губы Саши выписали соблазнительную и изумленную «о». Почти такую же круглую, как его ягодицы. — А как твоя поэзия, братец? — коварно спросила Лизавета. — Я вот тоже решила заниматься поэзией. Кхм, позвольте. С упырей сдираю кожу, Полюбила я Сережу. Балалайка, медведь, водка Бью я демонов и плеткой. Все кружится шар земной, а мой братец… не такой. — Кто рифмует с окончаньем, Тому хрен сожрут пираньи, — тут же воскликнул Саша. — Неплохо-неплохо, Александр, но недостаточно раскрывает суть, — покачал головой Магнус. — Нужно больше экспрессии, больше злободневности и поменьше членов. — Я не люблю поменьше, — насупился Саша. Евгений и Елизавета расхохотались. Александр пожал плечами — мол, он своих наклонностей не скрывал никогда и не собирается. Магнус едва заметно усмехнулся и трепетно взял его за руку — после такого хрупкие городские барышни падали ему в руки, а потом и в постель. Александр, казалось, намека не понял и крепко пожал его ладонь. Магнус зашипел от боли, не привыкнув к сильной деревенской хватке. — Я слышала, что у азиатов маленькие… строфы получаются, — задумчиво проговорила Лиза. — Ложь и провокация, — заявил Магнус. — Строфы у нас отличные и весьма большие, иногда в строку не влезают. И с ритмом и рифмой у нас все хорошо. Множество дам и юношей оценили мои навыки в стихосложении! — Как-то странно прозвучало, — непонимающе пробормотал Саша. — Или я просто не дошел до истины. — Сашенька, идемте завтра со мной на речку, я Вам все объясню, — сладко пропел Магнус, положив руку на его бедро. — И покажу Вам мою большую строфу и задам ритм, обнажу Ваши литературные таланты и вставлю в них классицизм по самые известные образы. — Как мило с Вашей стороны, господин Бейнегин! — восхитился Александр под сдавленный смех Лизы и истеричный кашель Жени. Клава также непонимающе хлопала глазами.***
В речке купаться они не стали, потому что вода в ней была холодная, как сердце Кармелиты. Магнус с изумлением осознал, что не вспоминал свою прежнюю любовь ни разу после встречи с Александром. Они сидели под березками и любовались закатом. — Твои глаза — сапфира два, Два дорогих сапфира. И счастлив тот, кто обретет Два этих синих мира. Твое сердечко — бриллиант. Огонь его так ярок. И счастлив тот, кому пошлет Его судьба в подарок**, — читал Магнус ему на ухо. — Красиво, — смущенно улыбнулся Саша. — Сами написали? — Почти, — усмехнулся Магнус и налил себе еще местного пойла. Саша пить отказался — он же приличный парень. Зато он принес с собой ягод из леса и болота — хоть кто-то в семье Светлариных разбирался в ягодах и не травил семью. Синие глаза — луна, Вальса белое молчанье, Ежедневная стена Неизбежного прощанья. — О, я это знаю, — оживился Саша. Карие глаза — песок, Осень, волчья степь, охота, Скачка, вся на волосок От паденья и полета.*** Магнус восхищенно выдохнул и жадно поцеловал его красные губы с привкусом ягод. Саша поцеловал его в ответ, чуть наклоняя голову. Сильные руки его нежно поглаживали грудь, а потом бесцеремонно стянули дорогой пиджак с плеч. Магнусу было куда легче — завязки на кофте поддались легко, и она слетела на траву, а за ней и брюки. Саша как-то стыдливо прикрылся руками, но Магнус притянул его ближе и прикоснулся ладонями к голой коже, разжигая искры внутри него. Первый раз Саши произошел весьма патриотично — под березой, рядом с речкой, с клюквой и земляникой, с бутылкой под боком. И помните, что Александр говорил про монголов, свой рот и месяц отношений? Он солгал. И оценив все прелести своего положения, возжелал до конца жизни рифмовать на глаголы.***
Магнус резко поднялся с постели, тяжело дыша и скидывая с постели Мяуковского и Мурсенина. Он упустил момент, когда трагичный сон про Кармелиту Белькурскую превратился в романтическую комедию про поэзию, а затем преобразовался в порно. Рядом под боком сопел Саша. Разбуженный движением около себя, он сонно разлепил синие очи и недовольно взглянул на Магнуса. — Ты чего? — хриплым со сна голосом спросил Саша. — Опять бессонница? Говорят, экстракт сосновых шишек помогает уснуть. Хочешь сосну? Магнус нервно хихикнул. О, как сильно он любил русский язык! — Все хорошо, ягодка ты моя, — продолжил тихо смеяться он. Саша озадаченно приподнял бровь. — Просто мне приснился странный сон. Сначала там была Кармелита… — Так Лиза эту су… женщину пригласила в пеший эротический тур до ближайшего Хуана, — изумленно проговорил Саша. — Я знаю, а потом мне стал сниться ты, — продолжил Магнус. — И мы там вместе с тобой. — И что мы там делали? — игриво спросил Саша, пододвигаясь ближе к нему. — Стихи читали, — сокрушенно признался Магнус. — Это у тебя на стихи такая реакция? — скептически спросил Саша, указывая на топорщащееся одеяло в области паха. — Я не из Битвы Экстрасенсов, но что-то мне подсказывает, что Лизин борщ действительно забродил, — прошептал Магнус. — Не стоило его есть. Ужас. — Бедняга, хочешь, я помогу тебе? — сочувствующе спросил Саша, снимая одеяло. — Почему ты всегда спишь голый? — Отопление летом само себя не выключит. Он навалился на Сашу сверху, нависая над ним на вытянутых руках и крепко целуя, и тут вспомнил еще кое-что. — Никогда-никогда не становись поэтом, — приказал он сурово. — И не собирался, — фыркнул Саша. — У меня для этого есть кошка Ахмяутова и Лизин парень. Магнус поверил ему на слово. Но Лизин борщ больше не рискнул есть.