Фрики Кинлоха

      Они бы добрались до пристани вовремя, даже в такой столбовой ливень. И, сворачивая с имперского тракта, они были уверены, что доберутся; а потом у них сели фары.       Машина сошла с асфальта, мягко присела и покатилась по гравию, давя мелкие камешки со звуком, с которым рота хайеверских солдат щёлкает андерфельские орешки. Остановилась. Затихла; только дворники тёрлись о лобовое, как угорелые. Но и те скоро сдохнут. — Держись фонарей, — сказала Кусланд. — Да, миледи, — отозвался сэр Гилмор и вышел из машины в серое, непроглядное вне.       Как он заметил на обочине телефонную будку непонятно. И идти ему теперь к ней почти на ощупь: из ориентиров только фонари на тракте. До сумерек еще часа два, но их уже зажигали. Поворот назад Кусланд видела силуэты магов-световиков на дороге. По-хорошему, можно было бы вернуться; вернуться и попросить их зарядить фары за монету или обещание дружбы от дочери тэйрна. Они бы зарядили. И «Друффало» 15-50 — тип Б — краска Адриатика покатил бы себе дальше, сверкая зенками сквозь стоячий ливняк.       Но монету транжирить не хотелось, а дружбу на бытовую магию она бы никогда не обменяла. Вот и сидела себе в машине под барабан дождя и тёрку дворников, пока Роланд боролся со стихией, чтобы вызвонить её родителей.       Хорошенькое начало.       Она щёлкнула языком и кнопкой — приспустила боковое окно. — Не стоит волноваться, ваша светлость, — донеслось из шипящего, серого вне; сэр Гилмор старательно перекрикивал дождь. — Сообщите в Кинлох, что миледи задерживается в пути. Да, решили постоять. Фары. Переждём. — Скажи, чтобы никого не присылали! — громко бросила поверх приопущенного стекла Кусланд. — Если не стихнет до темноты — пойдём пешком. — Нет, ваша светлость, присылать никого не надо. Миледи говорит…       Кусланд жужнула окном обратно вверх: внешний ливень плевался. Отключила дворники и со скрипом раззявила бардачок. Выудила диск — блестящий и круглый, как полная луна над Каленхадом. Если уж сажать энергию — то с музыкой.       Роланд вернулся мокрый, как рыжая мышь. Кусланд покосилась: его волосы были похожи на тёртую морковь под маслом. Блузу и фирменную жилетку хайеверского рыцаря — хоть выжимай. — Ну, уж извини, — заметил её взгляд рыцарь и вернул меч, который предпочёл зонту — привалил его к водительскому креслу. Теперь тот смотрелся, как старший, зубастый брат коробки передач.       Старший, зубастый брат. — Фергюс тебе ничего не говорил перед отъездом? — спросила Кусланд как бы невзначай и скормила диск приёмнику. — Нет, а должен был? — Нет.       Она нажала play. Грянули «The Bull`s Chargers» — группа тяжеловатая и слишком фривольная в исполнении, на её вкус, но для застрять на дороге в захолустье — самое оно. Не успокоит душу, так хоть разбойников шуганёт, если подкрадутся к колёсам. — Пока старший служит народу, младшего отсылают служить Церкви. Какое трогательное клише.       Кусланд согнулась и пошарила ладонью под сидушкой кресла. Нашарила. Выудила полусмятую пачку «Домны Канаварум» (Domna Canavarum — Дева Погибель, тавене). Дорогущие. В Тевинтере говорят, что из дыма этих сигарет при правильном выдохе может получиться дракон или двуглавый корабль — тут версии расходятся. У Кусланд однажды получилось колечко. Да и то мутное, как дымная клякса.       Сэр Гилмор смотрел без осуждения. Она курила редко. Втайне. И только лучшее. Он смотрел без осуждения и молча протянул ей всё ещё горячий прикуриватель. В конце концов, он всегда был соучастником её преступлений (partner in crime). Что здесь, что в замке. Везде и всегда. На псарне во время «великого освобождения», когда обоим было не больше десяти. На кухне Нэн, когда пирожные выглядели катастрофически хорошо. И ещё в саду за кустом амаранта четыре года назад — когда Элиссе вдруг нежданно-негаданно стукнуло пятнадцать… — Я бы всё для них сделала, если б они меня не выслали… Оставили хотя бы в армии, — проговорила Кусланд, глядя на серый кисель, стекающий по лобовухе. — Я умею командовать. Одно слово против моего дома, и я бы поставила их на колени. Западные Холмы, Пик Дракона. Всех. Они бы увидели. Я бы смогла. — Не сомневаюсь, — сказал сэр Гилмор. Он и правда в ней не сомневался. И родители в ней, наверное, тоже не очень-то сомневались. Это Фергюс извечно убеждал их, что Элисса — ещё совсем девчонка, чтобы участвовать в советах и походах. И это, наверняка, его идея. Это Фергюс отправляет её подальше, да ещё и делает вид, что сердце у него скрипит. За день до отбытия он даже присел на её кровать и сказал: — Знаешь, почему ты едешь в Круг Магов и будешь служить Церкви? Элисса промолчала, занято укладывая в бежевый чемодан запасные наушники и точильный камень. — Ты с одинаковым успехом могла бы и править, и сражаться. Ты лучше, чем все остальные. Единственная проблема — у тебя есть душа. — Где? — спросила она сухо.       Ей казалось, что место души и сердца в ней занимает одно большое желание — стать лучшей. Этот пульсирующий, жилистый орган питался одобрением родителей, достижениями в классах, ачивментами в тень-сети, синяками на соперниках и соплями в их трепещущих от обиды носах.       Она могла вырасти в героя.       В общем-то, всё, что ей нужно — это неповторимая, героическая жизнь и доблестные последователи рядом. Как в тех романах про рыцарей Мора, про Серых Стражей. Или как у Андрасте в Песне (именно поэтому она знала писание наизусть). Ей всегда нужна была почва для подвигов, а не эта жизнь принцесски в замке — щеночек на семилетие, накрахмаленные фотографии счастливой правящей семьи в газету «Хайевер and ever», чищенные слугами яблочки, радио «Белая река», что вечно просачивалась из стражничьей комнаты отдыха.       Вот вырасту, думала она, вот стану взрослой, тогда заживу.       А теперь её отправляют в Круг. Нянькаться с каким-нибудь магом, блестеть серебряным воротничком храмовника, капать лириум под язык из пипетки и молиться трижды в день. — Фергюс сказал, что если я дослужусь до рыцаря-капитана в первые три года, он уступит мне трон, — проговорила Кусланд, скосив глаза. — И только поэтому я не прошу тебя прямо сейчас увезти меня в Гварен и купить билет на первый корабль до Марки.       Сэр Гилмор усмехнулся, отдавая себе отчет: он и здесь стал бы её подельником, а потом осыпал бы всю рыжую голову пеплом.       Он посмотрел на миледи с добротой, но и чуть-чуть снисходительно. Кусланд всегда была такой. Если ей бросали вызов — она хватала его, как мабари баранью кость. — Я выслужусь, как чокнутая, и быстро вернусь, — кивнула Элисса. — В Круге для меня ничего нет. Там славятся те, кто зажег лампу пальцами, сдал экзамены на ура или вырастил самую большую тыкву в горшке. Такое себе геройство. Я хочу…       В машине стало тихо. Чарджерсы перестали: энергия в «Друффало» села окончательно. Кусланд неловко потушила свою «Деву Погибель». — Знаешь, чего я хочу?       Он не знал, но самому Роланду сейчас очень хотелось, чтобы она привычно и расслабленно вытянула и уложила ему на колени ноги.       Но нет, он мокрый и ледяной — ей будет неприятно. — Я хочу, чтобы в нашем замшелом мире всё ещё существовало что-то великое. Великая отвага, например. И великие предательства. Вот послушай. Если бы нас в угоду амбициям предали, например, Хоу… — Почему Хоу? — изогнул рыжую и гладкую, как корочка мандарина, бровь Роланд — слегка укоризненно, как ей показалось. — Знаешь, даже если этот Натаниэль однажды сдуру и сказал тебе, что… — Речь не о том. — резко оборвала его Кусланд. — Я про… Вот смотри, ты довезёшь меня до пристани, усадишь в лодку, а по пути домой купишь сметаны, ящик заряженных лампочек и пару аккумуляторов. И на этом список твоих будничных деяний на сегодня закончится. — Что ты хочешь этим сказать? — Я хочу сказать, если бы на мою семью напали… Нет, не так. Скажи, Рори, — она вдруг опустила взгляд на его колени, верно прикидывая, стоит ли укладываться на них или нет. — Если бы на наш замок вдруг напали, что бы ты сделал? — Я бы бросился вас защищать, — ответил сэр Гилмор, не позволяя себе и секунды промедления.       Кусланд кивнула.       А потом расслабленно вытянула ноги. — Вот видишь. Из тебя бы вышел отличный герой.       И вдруг улыбнулась: — Но ты сейчас отвезёшь меня. И поедешь покупать сметану.