Изумрудная паутина

      — …нись, дитя… очнись… — далекий шепот доносился отовсюду. — Не дело это — спать здесь…       Гарри с трудом приоткрыл глаза. Перед ним, сколько хватало взгляда, клубился белый туман, сквозь который струился мягкий свет.       — Что это за место?.. — выдохнул он и медленно поднялся на локтях. Он лежал на белом полу, но увидеть дальше вытянутой руки ничего не получалось.       — Не знаю, — голос слегка сдвинулся в сторону, обретя четкое местоположение своего обладателя. Он был не женским и не мужским, не детским и не взрослым. — Может, сам придумаешь?       Гарри нахмурился и не успел возмутиться, когда туман растаял и они оказались в космосе. Такого огромного скопления звезд и туманностей мальчик не видел никогда в жизни. Он на несколько минут замер, просто рассматривая это великолепие. Но любопытство пересилило, и он завертел головой, ища того, кто с ним разговаривал. Неизвестным (-ной?) оказалась фигура, с ног до головы закутанная в многослойный плащ из белой ткани, похожей на тончайшую паутину — разглядеть за ним фигуру или лицо было невозможно.       — Красиво. Любопытно, что ты выбрал именно это место.       Тут Поттер заметил под ногами что-то странное. Это был гладкий материал, похожий на хрусталь, сквозь который преломлялся свет, распадаясь на бесконечную хаотичную радугу.       — И где мы теперь?       — На мосту, что приведет тебя куда пожелаешь.       Думал Гарри недолго.       — Я мертв?       Фигура засмеялась, разводя руками. Рукава струились до самого пола, напоминая крылья бабочки.       — Нет, тебя всего лишь выбросило на Пограничье. Можно сказать, ты просто вышел погулять. Через некоторое время ты вернешься обратно.       — Зачем ты тогда здесь? — подозрительно прищурился Гарри.       — Просто так. Захотелось поболтать.       — Ты Смерть? — Поттер окончательно расслабился. Если это галлюцинации или сон — проблем никаких, если же реальность — причинять вред ему явно не собирались. К тому же, место и впрямь было необыкновенным.       — И да, и нет. Я никого не убиваю, если ты об этом. А вот твое состояние меня беспокоит.       — Это еще почему?       — У тебя череп разбит.       Гарри похолодел, коснувшись рукой затылка. Голова была совершенно целой.       — Не здесь, малыш. У твоего тела.       И тут юный волшебник вспомнил. Он с ужасом сел, чтобы не упасть на месте.       — Ты не скажешь мне…       — Нет. Нарви здесь нет, — судя по голосу, фигура усмехнулась.       Гарри не сдержал облегченного вздоха, уронив голову на руки. Какое-то время они молчали. Фигура не шевелилась, явно не испытывая совершенно никаких неудобств.       — Как тебя зовут? — вдруг спросил мальчик, не поднимая головы.       — Хель, — «Прямо как в тех скандинавских мифах…». — А тебя?       — Ты не знаешь? — изумился мальчик. — Гарри.       — В том-то и дело, малыш, что знаю… — как-то странно протянула Хель. — Знаешь, это на самом деле очень интересно. Твое сознание выбрало именно мост…       — Красивый мост, — кивнул невпопад Поттер, скользя взглядом по космосу. — Я забуду этот разговор?       — А ты хочешь? — Хель немного наклонила голову и приблизилась к нему. Во время движения фигура словно скользила по полу, не подпрыгивая, как люди. Смерть положила руку, закрытую рукавом, ему на макушку и ему по позвоночнику потекла странная прохлада. В затылке что-то стрельнуло, заставив Гарри скривиться от боли. «Станет легче», — шепнула Смерть. Все начало заволакивать белым туманом, скрывая и космос, и мост, и Хель. Веки опустились…       А через мгновение Гарри открыл глаза, увидев раздражающий потолок.       — Однажды я этот потолок сожгу, — вслух решил он. Рядом что-то упало и разбилось. Судя по продолжительному молчанию… — Профессор Снейп?       Северус в тот вечер занимался привычными делами — проверял домашнее задание. Успеваемость у всех непозволительно снизилась, несмотря на то, что домашнюю работу выполняли все без исключения. Ему совершенно не нравилось то, что происходило с детьми, но кого он ни спрашивал — как заведенные, отвечали, что все в порядке. Вот только нервные взгляды по сторонам с головой их выдавали. Попытки прочитать их мысли провалились — их воспоминания не давали себя прочитать! Поговорить с Фенриром (наверняка он виноват! Не зря у него даже имя как у того оборотня) так же не получалось. Ульв постоянно исчезал, на собраниях ровным голосом говорил одно и то же, не хваля и не ругая никого, после чего неизменно пропадал, не позволяя себя расспрашивать. Поттер так же молчал как партизан, но его желание Снейп уважал. Единственным вариантом оставалось спросить — нет, не директора — Макгонагл. Старая кошка только повздыхала, сказав, что гриффиндорцы совершенно на себя не похожи. То же самое творилось и со слизеринцами, и с рейвенкловцами, и с хаффлпаффцами. Вот так они и жили: студенты сходили с ума, а Северус бился над этой загадкой.       Ровно до того момента, как ему сказали, что Гарри Поттер лежит в Больничном Крыле с черепно-мозговой травмой.       Как Северуса в тот момент не схватил сердечный приступ — загадка. Все было словно в тумане. Путь до лазарета смазался. Самым ярким воспоминанием оставались открытые незрячие глаза мальчика и красное на руках Северуса. А еще — попытки других преподавателей оттащить его от Поттера, которого он держал на руках, словно надеясь, что он проснется. Директор, глядя на такое состояние декана Слизерина, вынужден был временно отменить уроки Зельеварения, потому что Снейп наотрез отказывался отходить от Поттера.       Такая вот ирония. Видимо, в прошлой жизни Северус сделал что-то очень ужасное. Сперва потерять мать. Затем женщину. А теперь — ребенка.       Вокруг кровати Поттера собирались целые толпы. Детей было так много, что они просто не помещались в Больничном Крыле, и их просили приходить хотя бы по очереди. Не прогоняли — и то хлеб. Северус лично варил зелья, и с затаенным страхом вливал их в пересохшие губы Гарри. Он помнил, как восемь лет тому назад мощная Морочащая закваска в целых шести порциях не сумела подействовать на этого волшебника как надо. С лекарством могло случиться то же самое, но он готов был делать его хоть круглые сутки. И его страхи исполнились. Несмотря на галлоны зелья, рана на голове за две недели едва-едва зажила, но кость по-прежнему была очень хрупкой. Еще через несколько дней решено было развернуть Гарри лицом вверх, так как череп уже полностью восстановился. Но мальчик так и не проснулся.       — Однажды я этот потолок сожгу.       Кувшин с водой выпал из ослабевших рук. Зельевар прикипел глазами к живому и так по-родному едкому на слова ребенку. Тот не смотрел на него, но явно почувствовал: — Профессор Снейп?       Такой бури чувств в душе мужчины не было никогда. Слезы сами навернулись на глаза, а он даже не подумал их останавливать.       — Гарри…       Схватить это чудо природы, крепко обнять, чтобы затрещали ребра, и бессильно трястись в рыданиях — разве можно было желать большего? Бледная тонкая ладонь накрыла его щеку, вытирая влажную дорожку, а затем Гарри, преодолевая слабость в теле, обнял его за шею. Столпившиеся у входа в лазарет студенты не сговариваясь отправились прочь. «Пять баллов Гриффиндору», — пробормотал Снейп, не выпуская из рук Поттера. Хотелось то ли танцевать, то ли умереть на месте.       — Все в порядке? — голос гриффиндорца был слабым и едва слышным. — Вы меня пугаете…       — Минус десять, — Северус засмеялся, прижимая к себе невыносимое дитя. Огромная гора упала с его плеч, позволив впервые за три недели вдохнуть спокойно.       — Вот теперь я вас узнаю, — совершенно спокойно сказал Гарри, посмотрев просто на него. И мужчина понял, что потерян. Столько неподдельной доброты он никогда не видел. В какой-то момент зельевар заметил, что глаза Гарри отличались от Лили. Они были не такими зелеными, скорее ближе к голубому. И это было… неважно. Лили ушла. В эту секунду Снейп со спокойной душой отпустил ее. А Гарри — вот он, живой, теплый, с таким непривычно нежным для него выражением лица.       — Теперь вы меня пугаете, Поттер, — Северус не заметил, как смутился.       — Вам, наверное, хочется оторвать мне голову, что я оказался в таком состоянии. Но подождите с карой до тех пор, пока я не отомщу, — Гарри несмело поднял руку (или так показалось из-за слабости?) и провел по голове декана Слизерина. Лицо его в этот момент было таким безмятежным, что Снейп просто не нашелся что сказать. — Благословите меня на эту битву, п… профессор, — на последнем слове Гарри вдруг запнулся и покраснел. Поттер. Покраснел. Но это все равно не избавило его от острого проницательного взгляда.       — Это сделал Ульв, — мужчина не спрашивал. Так же, как мальчик не ответил. И это сказало зельевару гораздо больше, чем самые подробные ответы. Уже готового сорваться с места Снейпа остановила до неприличия слабая хватка на рукаве.       — Это моя битва. Он вызвал меня, и я должен его уничтожить, — Гарри серьезно посмотрел в глаза учителю. — Иначе я не достоин стоять во главе своей стаи.       — Ты ребенок! — разозлился Северус. — Твое дело шалить, лишать дом Гриффиндора баллов, ссориться и учиться в школе, а не вести армии! Дай уже, наконец, взрослым решать серьезные вопросы!       Гарри только улыбнулся одними губами. Раздраженно цыкнув, профессор пошел прочь из лазарета.       — Отец…       Снейп решил, что у него проблемы со слухом. Он застыл, не донеся руку до двери.       — Обещаю, что приду к вам со всеми своими проблемами и попрошу их решить. У вас просто голова от них начнет пухнуть. Но эту битву я должен выиграть своими силами. На кону моя честь как Дракона. Поймите.       Северус ничего не сказал, махнув рукой и закрыв за собой двери. Подчиненное заклинанию, одеяло снова заползло на Гарри, укрывая его, а разбитый кувшин собрался обратно. Гриффиндорцы, послушно стоявшие рядом с Медицинским Крылом, пропустили профессора, благодарно ему кивая. И хоть умом Снейп ругал несносного ребенка за дурость, глубоко в душе он понимал, почему Гарри так важно было сохранить их уважение.       — Хозяин… — Лой выполз из-под кровати, резво опутывая собой шею Поттера.       — Лой! — обрадовался мальчик. — Как ты?       — Ты меня испугал, — обвиняюще протянул змей, крепче «обнимая» хозяина.       — Прости, прости… Он оказался слишком силен, — вздохнул тот, совершенно довольный. — Я рад, что с тобой все хорошо. Как там Нарви?       — Расстроилась, плакала неделю, а теперь хочет всех убить, — сдала ее с потрохами медянка. — Но она увидит тебя и успокоится.       — Скорее уж захочет убить уже меня… Кстати, Лой, где дневник? — Поттер повертел головой, не понимая, куда подевалось привычное ощущение оттока энергии.       — Человек со звенящей бородой забрал Тома.       Гарри похолодел. Дамблдор точно знал, кто такой Том Реддл. Он наверняка его уничтожит!       — Мы должны забрать моего питомца назад, — решительно сказал Гарри, поглаживая счастливого Лоя по голове. Тот прошипел что-то утвердительное, уткнувшись мордой ему в шею.       — Гарри! — его обступили со всех сторон, выкрикивая его имя, поздравляя с выздоровлением и просто радуясь. Многонедельная депрессия в один миг оставила всю его армию. Поттер уже достаточно пришел в себя, чтобы подвергать себя экзекуции, потому вместе со всеми сейчас стоял у замка, дожидаясь Ульва. Фенрир не заставил себя долго ждать, как всегда возникнув, словно из воздуха.       — Что я вижу… Наша принцесса изволила проснуться, — мужчина сложил руки на груди. Гарри ответил ему насмешливым взглядом.       — А вы, доблестный рыцарь, не приложили к этому руки. Стыдно вам должно быть!       — Зато могу отправить тебя в сон снова. И в этот раз навсегда, — преподаватель криво улыбнулся. Дух армии Дракона снова был на высоте, потому они не испугались этого выражения.       — Возвращайся в лес, волк, Красная Шапочка тебе не по зубам, — в подтверждение его слов на голове Поттера возникла ярко-красная шляпа Санты с бубенчиком. Фенрир по-звериному зарычал. В этот миг его желтые глаза в самом деле стали волчьими.       — Хорошо, девочка. Давай поиграем.       — Бегите без меня, — Гарри небрежно помахал друзьям. — Потом вас нагоню.       Мужчина хмыкнул. Поттер открыто этим демонстрировал, что власть над его стаей может быть только у него.       — Видимо, спеси в тебе так много, что даже через трещину в голове она не смогла вся уйти.       — Просто я слишком хорош, — Гарри поправил волосы. И в этот миг набросил кожу ящерицы, ныряя в траву и уворачиваясь от выпада широким кинжалом. Фенрир безошибочно ударил сапогом по земле, где была ящерка, но тот превратился в зайца и отскочил, на ходу перевоплощаясь в тигра и нападая. Когтями он попытался располосовать врага, но он увернулся, и Гарри сорвал с Ульва лишь часть рубашки, открывая бледные на смуглой коже мужчины шрамы от клыков дракона. Заметив издевательский взгляд тигра, профессор бесхитростно ударил тому кулаком по ребрам. Гарри уже не успевал увернуться, потому отлетел на несколько ярдов. Зарычав, он превратился в ворона и принялся наворачивать круги вокруг головы Фенрира, закрывая крыльями ему обзор и царапая когтями лицо. От адреналина сила била в теле нескончаемым потоком. Маг еще никогда так часто и быстро не менял вторую кожу, но это был его единственный способ сражаться. Ульва же было не так просто провести. Отпрыгнув в сторону, он метнул в ворона кинжал, выхватывая новый. Едва увернувшись, Гарри взлетел выше и упал на мужчину сверху, поцарапав клювом висок. «Проклятье!» — мысленно ругался Поттер. Он хотел пробить глаз, но Фенрир снова легко увернулся, и вдруг швырнул Гарри как мячик. Ворон отлетел далеко в сторону, несколько раз перекатился по траве, пересчитав все камни, и со стоном вернул себе нормальную вторую кожу. Он был обессилен, бок нещадно болел, а сердце стучало в ушах.       Учитель неспешно подошел, сверху вниз посмотрев на ученика.       — Неплохо, как для принцессы, — показал клыки Фенрир. — Но все еще дерешься, как младенец. Когда научишься правильно расходовать силы, может и сможешь немного меня ранить.       — Не сомневайся, волк… Ты заплатишь за то, что причинил вред моему дракону… — прошипел Гарри, когда Ульв бодро побежал догонять его армию.       Комната встретила его звуком скрежета, который был слышен еще на спуске. Терзаясь догадками, Гарри ускорился, быстро оказавшись внизу. Около пяти колонн были полностью разрушены и лежали грудой камней на полу, а среди этого безобразия стояла угрюмая драконица, поливая их огнем. Удерживая крыльями равновесие, она поднялась на задние лапы и с зубодробительным звуком провела когтями по колонне, на которой красовался уже не один десяток таких полос. Судя по всему, эта колонна была на очереди. Сердце Гарри сжалось от боли. «Бедная моя… Три недели мучилась», — он подошел ближе, а затем сорвался на бег.       — Чешуйка! — он налетел на нее, обняв крутую шею руками. Драконица довольно резко развернулась, не удержав равновесия, и с ревом завалилась на спину. Но увидев мальчика она мгновенно изменилась в лице — если это можно было так назвать. Тусклый взгляд снова загорелся, а понурая голова вскинулась. Нарви от восторга чуть не подпрыгнула и обхватила его передними лапами, еще и накрыв крыльями сверху.       — Мама… — утробно заурчала она, от души облизав Гарри лицо. — Нарви скучала…       Гарри опешил и рассмеялся. Спустившаяся следом за главарем стая умильно наблюдала за этой картиной. Фред и Джордж взорвали несколько колдовских хлопушек (откуда только взяли?) и из них выпали цветные шляпы, которые тут же оказались у близнецов на головах.       — Поздравляем семью с воссоединением! — пропели они, за что получили подзатыльники от Гермионы, которая что-то зашипела про приличия. Гарри только расхохотался на это. Лой выбрался из драконьих объятий, в которые случайно попал вместе с хозяином, но не спешил уползать.       — Нарви… Все хорошо, Чешуйка, — Поттер погладил драконицу по морде. — Где Шигияр?       — Принц-с! — василиск выполз из Больших Пещер, приблизившись и обнюхав языком мальчика. — Я чувс-ствовал опас-сность, угрож-шающ-шую Нарви, но опоз-сдал… Я убью этого волка!       — Шигияр… Я только пришел, не хочу слушать про убийства, — закатил Гарри глаза. Его питомцы, не понимающие языка змей, но примерно догадывающиеся о содержании разговора, просто согнулись пополам от смеха. Такой истерики мир еще не видел — восемь десятков человек катались по полу, задыхаясь и пытаясь друг другу что-то рассказывать, от чего тут и там раздавались взрывы хохота. Нервное напряжение, наконец-то, отпускало их.       А что же Нарви? А Нарви просто таяла от удовольствия, не выпуская «маму» из лап до самого утра.