Ей оставалось жить ровно сорок восемь часов…
Это был их мир странного будущего, где каждый точно знает сколько и зачем ему отведено. Где каждый знает, что ему нужно делать, куда идти, сколько съесть и сколько отдать денежных единиц, дабы прожить еще пару секунд. Странные часы бились где-то в черепной коробке. Говорили: «С добрым утром, гражданин», «Вам сюда, гражданин», «Вы должны потребить такую норму калорий, гражданин», а еще они говорили: «До смерти вам осталось ровно сорок восемь часов». Сорок восемь – это цифра жизни и смерти, эта цена последнего вздоха, это та цифра, которая преследовала каждого, кто отчаянно хотел не погибнуть под колесами огромной махины, под названием цивилизация. Сорок восемь – эта та цифра, что давала надежду и заставляла громко выть от отчаяния, если не хватало денежных единиц на продление срока. Никто не помнит откуда и как все пошло ровно так, как пошло. Не иначе. В какой-то момент высшие мира сего определили, что, чтобы не погибнуть, чтобы человечество продолжало жить и улыбаться, жить и зарабатывать им на хлеб, оно не должно думать и помышлять, оно должно отчаянно желать продлить свою жить ровно на двое суток. Почему столько? Почему каждый должен был оплачивать свое право на жизнь? Почему все было ровно так? Ответа никто не знал. Или не помнил. Разница? Жизнь на планете Земля все равно в любом случае не останавливалась. Дети рождались, взрослые умирали. И какая разница из-за непроплаченного срока жизни, несчастного случая или чего-либо еще. Серая масса невзрачных людей продолжала жить, ругать соседей, славить правителя и продолжать каждый день слушать механический голос.«С добрым утром, гражданин»
Я не могу.
И она не могла. Она царапала голову ногтями, драла волосы, пытаясь вытащить из-под черепа этот чертов чип. Она хохотала, плакала, билась головой об стены, пыталась резать вены и неизменно просыпалась в том же дне. Этот грёбанный, осточертелый день Сурка не заканчивался. Он словно завис на повторе. Заставлял ее взлетать, падать и бездумно шагать по улице в безликой белой робе, босыми ногами отмеряя километры. Люди шарахались, люди показывали пальцами. Они не понимали: что это несчастная делает? Почему она такая худая? Почему ее грязные черные волосы рассыпаны по плечам, а не собраны в удобную прическу? Почему она не слышит? Слышала… Каждый миг своей жизни, каждую секунду и уж тем более час, она слышала механический голос в голове. «С добрым утром, гражданин», «Вы не должны шагать по лужам, гражданин», «Вы обязаны соблюдать правила, гражданин».… гражданин гражданин гражданин гражданин…
– Да заткнись ты! Голос ломается и рвется к небу, нелепый механический гул в голове не замолкает, а только долбит по мозгам все сильнее. Коленям, кажется, больно и мокро, а мир невидно из-за грязных ладоней и расфокусированного взгляда.… кто она такая? что оно делает? Боже… как стыдно. Мама, мама, а что тетя?.. Не смотри сынок…
Люди шептались, люди крутили пальцем у виска, люди кидали презрительные взгляды, а она вставала. Смотрела на толпу пустым взором, заставляя этих самых людей отворачиваться и шла. Слегка сгорбив спину, показывая этому яркому неновому новому миру всеобщего счастья и сорока восьмичасового бытия бледное исцарапанное ногтями лицо и искусанные в кровь губы. Она шла, заставляя народ расступаться и отступать в страхе. Они боялись, ведь она……не такая…
Интересно, когда это началось? Когда ее день завис на повторе? Когда она первый раз поняла, что что-то не так? Что заканчивать школу и вуз не имело смысла? Сколько она себя помнила, она всегда слышала механический голос в голове. Это преувеличено радостное «Здравствуйте, гражданин». Кивала головой родителям, говорила, что понимает, что все это нужно для ее собственного счастья. Проходила калибровку чипа до пятнадцати лет, выводила на сетчатку глаза панель управления жизнью, получала субсидию до совершеннолетия по нетрудоспособности. Ходила на пары и уроки, учила лекции ровно столько, сколько говорил голос. Никогда не списывала, ибо «Это недостойно гражданина», ибо это «Занесётся в личное дело гражданина». Училась, улыбалась, вставала и так до отчаяния не понимала. «А зачем?» Учиться, работать, оплачивать жизнь, вставать рано утром, идти куда-то, слушать голос, повторяющий «Здравствуйте, гражданин». Честно говоря, она и не думала запоминать, когда это началось. Просто в какой-то момент, что-то щелкнуло, в головы взвыли сирены и механический гул стал чужеродным. Возможно, это было субботнее утро, когда она одиноко сидела в кафе, слушая навязанного ей чипом кавалера. Возможно это был будний день, когда она застыла в толпе прямо посреди дороги, запрокинув голову к небу. А может и глубокая ночь, когда ее карий взгляд сверлил потолок. Это не важно. Просто в один момент все изменилось. Просто в один момент она не оплатила новую порцию в жизни, впервые услышав в механическом голосе удивление:«Гражданин?»
И с тех пор понеслось. Она перестала платить, перестала умываться, перестала есть. Тело изнашивалось. Каждый день начинался со взгляда на календарь и осознания: сегодня те же два дня, что и всегда. Тот же день, тот же мир и тот же слегка удивленный голос в черепной коробке. Холодильник всегда был полон теми же продуктами. В первые сутки приходило голосовое сообщение от сестры в черепную коробку. Голос радостный, они улетают на море. Во вторые в первой половине дня всегда звонил босс. Она не отвечала, предпочитая слушать неизменное «Так нельзя, гражданин» в голове. Пусть механически ворчит, пусть будет недоволен. Но зачем говорить с людьми, если ты понимаешь: не видят. Что все не меняется, что все ровно также и тоже. Она пыталась умереть и резала вены. Она пыталась упасть, отталкиваясь от крыш домов. Она пыталась не жить и просто падала под колеса автомобиля. И неизменно просыпалась. С тем же чипом, с тем же днем на календаре, что и в начале ее осознания и с тем же голосом.«Здравствуйте, гражданин»
Что же я все-такие такое?
«Вы гражданин»
– Ха? – девушка замерла, девушка остановилась, девушка широко осклабилась и громко расхохоталась. Он ответил. Этот чёртов грёбанный чип ей ответил. Так глупо, так по-человечески. И так почему-то устало. Словно бы ему самому осточертело такое времяпровождения, словно бы он сам задолбался снова и снова повторять одну и ту же реальность… Стоп. Повторять. – Это ты?«Да, гражданин»
– Ну и придурок… – улыбка становится шире, прохожие уже не обтекают, они сворачивают в сторону. Им действительно страшно смотреть на сумасшедшую с обезумевшим взглядом. – Зачем?«Вы должны жить, гражданин, это моя работа»
– Работа? Работа? – хохот булькает где-то в груди, незаметная дверь открывается с самым жутким скрипом и грохотом, ноги несут по лестнице на автомате, а она лишь смеется. – Какая к черту работа? Ты сам понимаешь, что говоришь?«К сожалению... да»
Ноги замирают, веки смежаются до звезд и появления слез. Голос в голове не гул. Не механическая запись. Голос в голове исходит из чипа, что вживили в ее тело, едва ей исполнился год. Голос в голове – живой. И от этого почему настолько смешно, что становится страшно. – Слушай… скажи… Ты… Понимаешь, что… – тело дергается, тело двигается, оно продолжает брести к концу небоскреба, преодолевая последние этажи и ступени. – Ты знаешь, что здесь творится? В голове тихий шорох. Голос молчит. Он словно бы впервые не знает, что сказать и как произнести. Он словно бы боится сказать. – Эй?«Ответ утвердительный»
– Так и знала… – еще одна дверь скрипит, из горла вырывается выдох, а босые грязные ноги ведут сносимое ветрами тело дальше и ближе к обрыву. Город, кажется, спит. Он словно бы замер, словно бы тоже боится этой сумасшедшей, что почти докопалась до истины. – Просто понять не могла. Все-таки это странно, это глупо и больно, – смешок, взмах руками и тонкое хрупкое тело внезапно изгибается под углом, преклоняясь пред этим глупым и совершенным миром, – не умирать. И девушка прыгает. То ли к небу, то ли выше. Она танцует на грани этого дня, слушая тихий, понимающий гул в голове. Она танцует и плачет, кривя губы в улыбке непрерывного хохота. Все оказалось так просто. Все оказалось так странно.А надо было только спросить…
– Эй, ты ведь расскажешь? «Да» – Когда взлечу? «Да» – Спасибо.
Улыбка спокойная, сквозь слёзы и боль от порезанных ног и избитых коленей, сквозь недосып и усталость, сквозь всё то осознание тщетности грёбанного бытия. Сквозь всё. Осталось лишь только взлететь. – Взлет есть падение… – голос хрипит, она устала и замерла на бортике, на том самом обрыве мироздания. – Нам сказали в школе, на первом уроке. После этого мы проходили первую в жизни калибровку. Меня всегда удивляло, почему она так поздно? Почему именно в момент исполнения семи лет, если чип вживляют в младенчестве. И я, как и тысячи остальных детей не понимала, а что это чёртова фраза таки означает. Что, к дурной матери, она должна нам дать. Я был так глупа, – девушка качает головой, девушка вскидывает грязное лицо к солнцу, и разворачивается на пятках. – Все из-за тебя. Все было так просто. Все из-за того, что ты ведь… живой. В голове звучит только смешок и безликое «Да». Тело почти сносит, белая роба топорщится и словно бы порывается улететь без хозяйки.– Падаем?
«Взлетаем»
Оттолкнуться легко, взлетать не страшно. Она боялась упасть и потому гнобила себя. Она танцевала и плакала. Но сейчас, она взлетала. И не чувствовала боли. Она открывала глаза, чтобы услышать тот же механический голос в голове.«Пора просыпаться, Анжела»