Удивительная жизнь Нэнси Смит

      Я приложила все усилия в попытках открыть глаза, в конце концов мне это удалось. Тело болело, как будто меня долго и со вкусом избивали, особенно сильное беспокойство вызывали руки и голова. Тянущая нескончаемая боль сводила меня с ума – такое чувство, что я повстречалась с дикой кошкой, однако, сфокусировав взгляд на коже, я поняла, что это не простые царапины. Руки от запястья до локтя были безжалостно изрезаны лезвием: недостаточно, чтобы вызвать значимую потерю крови, но весьма болезненно. Где я? Что, черт возьми, происходит? Двигаться не хотелось, но удушающая жара и жажда не оставляли другого выхода. Кое-как сев, я осознала, что не только руки, но и ноги были покрыты царапинами и гематомами, на запястьях и лодыжках остались синяки от веревки. Меня держали связанной? На ладошках, которые больно колола солома и мелкие камушки, остались глубокие следы от ногтей, были содраны костяшки, а пальцы беспомощно дрожали. С одеждой тоже было не все ладно: грязные оборванные до колен джинсы, непонятного цвета дырявая майка и ничего похожего на обувь и бюстгальтер.       Картинка перед глазами плыла, солнце ослепляло. Чуть отдохнув, я попыталась подняться, однако совершать резкие движения было не самой лучшей идеей: внезапно закружилась голова и сильно замутило. Здравствуй, сотрясение? Рассмотреть место, где я оказалась, все никак не получалось, но постепенно зрение возвращалось в норму. Я лежала на земле, жирной от покрывающего её пепла, в центре круга, выжженного прямо посреди поля. Вокруг была кукуруза, здоровенная, намного выше меня! Впрочем, это было не слишком сложно с моим ростом. Смущало меня то, что я была более чем уверена, что в моем родном городе кукурузных полей нет вовсе! Сейчас вообще должна быть зима!       Я медленно хромала вперед, раздвигая стебли кукурузы – от каждого шага правую ступню пронзало острой болью. Чувствовала я себя откровенно паршиво: мышцы ныли, следы от веревок саднили, ноги заплетались. Я не знала, куда идти, и выбрала направление наугад. Сжимая зубы до скрипа, я медленно ковыляла дальше. Прошло от силы минут пять пока я пробиралась через высокую траву, а ощущение было такое, что иду я уже целую вечность. Возможно я бы долго кружила по этим зарослям, но, к счастью, совсем рядом послышался шум мотора. Всхлипывая, я прислушалась. Справа что-то монотонно гудело, возможно, это была машина, недолго думая, я двинулась туда. Вскоре из-за кукурузы показался большой работающий трактор, а рядом с ним стоял загорелый старик, высокий, как жердь, с белёсыми, почти прозрачными волосами, аккуратными усами-щёточками и с огромными бровями – белыми, как снег. Его ошарашенный взгляд, направленный прямо на меня, оказался последними, что я видела перед тем, как упасть в обморок.       Сознание возвращалось медленно. В голове было пусто, просто в какой–то момент я поняла, что могу видеть. Звуки становились все громче, зрение четче, и вот я уже могла осмотреть свое место пребывания. Где я? Что со мной? На секунду мне даже показалось, что я очнулась у себя дома, но очень быстро я поняла, что это больничная палата. На задворках сознания появилось странное ощущение, что-то явно было не так, но додумать эту мысль мне никак не удавалось. В голове противно шумело, противно першило горло, а пустой желудок издавал жалобные трели. Резкий больничный запах до боли взвинчивался в чувствительный нос. Что, чёрт возьми, случилось?       – Hello. How do you feel? ‒ спросил меня приятный женский голос. Поймав мой непонимающий взгляд, девушка прощебетала что-то еще такое же ласково-непонятное.       Нет, нет, нет! От досады и стыда я закрыла лицо руками. Похоже, что я в полной заднице. Мало того, что на мне живого места нет, так я еще нахожусь в англоязычной стране и, барабанная дробь, я ни черта не знаю английского! Письменный еще куда ни шло, а вот устный…это трындец.       «Боже, ‒ воскликнула я мысленно, – если ты меня слышишь, помоги, пожалуйста!»       В этот момент в палату влетел мужчина в белом халате.       Я посмотрела на врача. Выглядел он, как среднестатистический мужчина примерно лет тридцати. Невысокий, с самой обычной, абсолютно ничем не примечательной внешностью, так что, глядя на него, предположить в какой стране я сейчас нахожусь, не представлялось возможным.       – She's frightened and in shock. Nurse, brings a sedative. – сказал доктор медработнику, неторопливо подходя ко мне, на ходу одевая фонендоскоп. Я впала в ступор. Пока он говорил что-то медсестре на английском, над его головой появлялись слова, которые исчезали после того как я их прочитаю, как субтитры в фильмах.       – Don't worry; you're safe here with me. (Успокойтесь, здесь вы в безопасности).       – Вы понимаете меня? – спросила я его, не особо надеясь на положительный ответ.       – Don`t I have to? (А не должен?) – уже удивленно он спросил меня.       – Нет, просто…неважно, что со мной, доктор…? – все страньше и страньше, как говорила Алиса. Ладно, с этим я, пожалуй, разберусь попозже, но говорить доктору, что я не знаю английский, а над его головой появляются субтитры, я не буду. В психиатрическую больницу я пока еще не хочу. Я почувствовала, как сердце начинает панически сжиматься, но я решила настроиться на субтитры и смотрела прямо поверх его головы.       – Доктор Однэм, – сказал он, придвигая к кровати пластиковый стул. Двигался доктор плавно и спокойно. Похоже, здесь никто не спешил с объяснениями. Сев на стул, он поддёрнул штанину и неуловимо аристократическим движением закинул ногу на ногу.       – Какой сегодня день? – спросила я.       – Воскресенье. – Доктор мельком взглянул на меня. – А точнее тринадцатое августа. Вы пробыли у нас четыре дня.       Что–то не совпадало. Когда я уходила из дома, было тринадцатое февраля, пятница тринадцатого, если быть точнее. Однако, даже если я забыла последние пять месяцев, тринадцатое августа это точно должен быть четверг, но никак не воскресенье – это день рождения моей близкой подруги.       В этот момент к нему подошла медсестра, в руках у нее был небольшой планшет голубого цвета, который она передала доктору. Посмотрев в него, мужчина произнес:       – Вам очень повезло. Переломов и ушибов внутренних органов нет. Множественные гематомы и ссадины, порезы, небольшое сотрясение мозга, но не волнуйтесь, от этого не умирают. Медикаментозное лечение не требуется, вам нужен только покой – сказал он, пролистывая бланки. – Другим досталось намного больше.       – Другим? – да о чем он, ради всего святого, говорит?!       – Да, другие девушки. Некоторые из них не выжили.       – Какие девушки? – теперь я вообще не понимала, о чем он говорит. Меня избили, это так, но меня избили в подворотне в родном городе! А это за тысячи километров отсюда. Причем здесь другие девушки?!       – Что вы последнее помните?– подозрительно поинтересовался он.       Так, а что я помню. Поздно вечером я шла из дома к… а куда я шла? Я не помню, куда собиралась. Я попыталась вспомнить что-то или кого-то… и ничего! Нет, я помню, что родилась в апреле 90-го года. Помню, какого цвета был мой детский велосипед, как училась заплетать косы, готовить, я даже помню рецепт любимого пирога! А вот лицо мамы, голос папы, имя подруги… ничего. Словно чистый лист бумаги. Даже ухватиться не за что! Паника медленно и верно подбиралась ко мне, грозя мною вот-вот овладеть. Так, Нина. Нужно успокоиться… вдох-выдох. Вот так, а сейчас нужно хоть что-то сказать доктору, иначе нас свяжут и упекут в психушку. Давай, ты сможешь!       – Я… – мой голос дал петуха, я прокашлялась, – я помню, как возвращалась домой, – запнувшись, я решила соврать, не знаю почему, но мне показалось, что я должна сказать именно так.       – Я шла с работы, – продолжила я, следя за выражением мужчины. – Потом сзади раздался звук, я почувствовала удар и… темнота. Больше я ничего не помню.       Доктор и медсестра недоуменно переглянулись.       – Амнезия, это будет тяжелее, чем я думал… – обернувшись, сказал он медсестре.       – Вы действительно шли домой с работы, но… это было больше двух лет назад, – сказал он, медленно подбирая слова       – Вы хотите сказать? – внутри все сжалось от плохого предчувствия.       – Вы пропали 13 февраля в 2004 году. А сейчас 2006 год.       Четкий "дзинь" раздался в моей голове. Это звук полностью оглушил меня. Пазл сложился.       Доктор был прав, я вышла из дома 13 февраля. Только вот не в 2004, а в 2015.