По твоей прихоти

Звон - холодный, безжизненный, медленно превращающийся в гул и заполняющий собой все пространство - был привычным звуком для жителей Йотунхейма, и тем тяжелее приходилось асам, что не могли ничего противопоставить этой неконтролируемой силе многие столетия. До тех самых пор, пока во главе прославленной армии Золотого царства не встал Могучий Громовержец, царь Асгарда и покровитель Мидгарда Тор, сын Одина, почившего пару столетий тому назад. Не старший сын, но по велению самого Всеотца единственный наследник занял трон в возрасте, как бы сказали мидгардцы, двадцати одного года - необычайно молодой возраст для царя! И тем более неожиданным стало то, как мудро управлял Асгардом этот молодой царь, могучий, златовласый и синеглазый, оставляя далеко позади своих старших братьев - всевидящего Хеймдалля и рыжеволосого бога войны Тюра. Тор был любим и знатью, и простым народом, но все это не шло ни в какое сравнение с абсолютным обожанием и безраздельной преданностью воинов. И сейчас, спустя десять асгардских лет после восшествия Тора на престол, эти воины бились насмерть плечом к плечу, вытесняя ледяных великанов и со все большим воодушевлением бросаясь в битву под раскаты грома, готовые сложить головы за своего царя. Уже позади остались холодные ветры и океаны Мидгарда, а лед Йотунхейма становился все крепче от крови ледяных великанов, одного за другим падающего под натиском непобедимого Мьелльнира. - И где же твоя неуязвимость, Лафей? - возопил Тор, сжимая в кулаке рукоять молота; глаза его горели азартом, словно ничего не могло насытить его лучше жестокой, смертельной битвы. Многие скальды слагали песни о боевом духе Громовержца - диком, необузданном, как сама стихия, что покорялась лишь его воле, карая непокорных и преступивших черту. - Ты ведь бахвалился тем, что на твоей стороне сами древние силы Иггдрасиля, сама смерть! Где же твои победы? Оглянись вокруг - твои славные воины пали, а мое войско еще стоит на ногах! Ответом ему стал лишь вой ветра. Тор выпрямился и огляделся. Перед ним, лишь в нескольких шагах, возвышались ледяные скалы причудливых форм. Соединяясь, они образовывали нечто, напоминающее пещеру, но более грозное и величественное. Ветер доносил из глубины пещеры странные звуки, похожие на... детский плач? Ошарашенный, Тор направился внутрь. Темнота ледяных стен, казалось, сдавливала виски, а каждый шорох отдавался эхом. Приглядевшись, Громовержец различил нечто, напоминающее древнее капище, а в следующий миг у самого уха просвистел черный кинжал, и Тор едва успел выставить вперед молот, отбивая смертоносный удар. - Что же ты здесь прячешься, Хела? - спросил он, глядя вперед и сжимая в руке кинжал - тот, который узнали бы самые прославленные воины Асгарда, если бы остались в живых после встречи с ним. - Помнится, не так давно ты сама становилась во главе армии... Из-за угла к капищу метнулась темная тень, но Тор оказался проворнее, и вот уже он заслонял алтарь спиной, а к горлу его прижималось острое лезвие. Зеленые глаза напротив смотрели из-под завесы черных волос с нескрываемой, почти первобытной ненавистью. - Сын Одина, - хриплый голос богини смерти отдавался эхом от ледяных скал, но даже в этом гуле Громовержец различил неимоверную усталость. В темноте он не мог видеть, в каком Хела состоянии, но нюх улавливал отчетливый запах крови - крови аса. - Маленькая глупая царевна, которой посулили корону и славу. На этот раз ты зашел слишком далеко... - Какой, однако, теплый прием, - криво усмехнулся Тор. В висках стучало, и, несмотря на холод, тело ощущало такой непривычный жар волнения - того самого, когда жизнь попросту висит на волоске... Тишину разорвал едва слышный звук плача, и Тор с удивлением осознал, что раздается он прямо из-за его спины. Глаза его расширились, а руки сами собой сжались в кулаки. Хела, богиня смерти и незаконная царица Йотунхейма, прятала здесь младенца! В зеленых глазах вспыхнул поистине животный ужас: - Отойди, - прошипела Хела. И в этот момент Тор осознал: война выиграна. Ухмыльнувшись шире, он наклонил голову, чтобы лезвие не касалось кожи, и проговорил: - И не подумаю. Это ведь, - он сжал запястье Хелы и отшвырнул ее от себя, вмиг оказываясь по другую сторону капища. Теперь он мог видеть маленькую, такую необычайно хрупкую фигурку ребенка, по всем признакам принадлежащего йотунской расе, - твой... сын, да? Один из ваших с Лафеем детей - как много из них даже не дожили до этого дня, какая жалость... - Ты переходишь границы, сын Одина! - злой громкий голос Лафея раздался позади Тора. Приобретая свою более уменьшенную форму, царь Йотунхейма вошел в храм в сопровождении двух воинов. Красные глаза его горели ненавистью, в руке он сжимал длинное копье, которое в секунду могло покончить с Громовержцем, но никаких действий не предпринимал: на руках врага был его новорожденный сын. - Ты одержал победу, можешь возвращаться в свой мир! Тебя здесь более ничего не держит! - Победу? Разве тебе знакомо такое слово, как честная победа, а, Лафей? - холодно спросил Тор и твердой, ни капли не дрогнувшей рукой положил на капище Мьельнир - аккурат между правителями Йотунхейма и младенцем. - Я заберу его с собой. И это станет гарантом того, что вы больше не пойдете войной ни на Асгард, ни на Мидгард. - Да как ты смеешь! - Хела подняла меч, крепко сжимая его в пальцах и готовясь в любой момент сровнять Тора с землей. - Только попробуй приблизиться к нему... - И что же будет, Хела? Что будет? Снова война? Да, вы оба, - Тор бесстрашно обвел взглядом Лафея и Хелу, - можете попытаться убить меня. Только первым, кто умрет сейчас, буду не я, а он, - он указал молотом на младенца, почти касаясь тяжелым металлом маленького личика. - Этого ты хочешь, богиня смерти? - Все лучше, чем смерть, - Лафей прижал к себе любимую жену, забирая из ее рук меч. В любой момент она могла броситься на Тора, а, зная нрав Громовержца, царь Йотунхейма понимал, что тот бы точно не поскупился жизнью ребенка. Оставался один-единственный выход. - Забирай, - тихо промолвил Лафей, - но только не причини ему вреда. Иначе познаешь весь гнев ледяных великанов! Я приложу все усилия, чтобы уничтожить твой прекрасный мир, Громовержец! Крики Хелы все еще звучали у Тора в ушах, когда он, держа ребенка на руках, переступил порог Бивреста. Рука его соскользнула, касаясь синей кожи, но вместо ожидаемого ожога Тор внезапно увидел, как кожа медленно меняет свой цвет, а глаза из ярко-красных превращаются в изумрудно-зеленые, и в глубине их не было ни жажды крови, ни ужаса, ни ненависти. Ребенок смотрел на Тора доверчиво и открыто, и на мгновение царь Асгарда попросту потерял дар речи. - Что ты будешь с ним делать? - услышал он вопрос Хеймдалля, наверное, только с третьего раза. Ответ был известен обоим еще до того, как прозвучал: - Сам выращу.

Десять лет спустя

- Дети, тихо! Спокойно рассаживаемся за парты! Урок начинается! Учитель истории медленно прошел к своему месту за учительским столом. Тюр - а именно он теперь преподавал историю, а также военное дело - внимательным взглядом окинул весь класс и присел за рабочее место. Мужчина недовольно цокнул языком и не спешил начинать урок, что-то приговаривая себе под нос, пока в коридоре не раздался громкий топот детских ног. Весь класс вместе с учителем обернулся в сторону дверей. В проеме показались две головы, большими виноватыми глазами смотрящие на своего учителя. - Тюр, прошу, извините нас за опоздание, - с сожалением проговорил черноволосый мальчик, держа за руку сестренку. - В следующий раз такого не повторится. - В какой уже раз! - грозно проговорил бог войны. - Если вы дети царя, то это не дает вам никакого права нарушать дисциплину! Сколько раз мне это говорить? - Но ведь мы не специально! - попыталась оправдаться золотоволосая девочка звонким голосом, но тут же опустила голову, крепче держась за руку брата. - Мы заблудились... - Вечные ваши глупые оправдания! - громко ударил рукой по столу Тюр. - Быстро прошли и заняли свои места! Дети кротко кивнули и тихим шагом зашли в кабинет. - Итак, открываем тетради. Продолжаем тему войн Асгарда с другими мирами. Сегодня наша тема "Войны с Йотунхеймом". Предупреждаю сразу, тема не на одну неделю. И будет она у нас достаточно долго. И приготовьтесь, что в конце ее у нас будет контрольная работа. Отнеситесь к теме с должным вниманием, - строго произнес Тюр. Он открыл толстую старую книгу на столе и провел пальцем по нескольким строчкам рукописного текста. - Что мы знаем о Йотунхейме? - учитель поднял свой взгляд на класс, направляя его в сторону опоздавших детей. - Сигюн, поделись с нами своими знаниями. Оглянувшись на брата и встретив его ободряющий взгляд, Сигюн встала с места и, стараясь не выдать своего волнения, заговорила: - Йотунхейм - это самый древний и опасный враг Асгарда. Там живут ледяные великаны и постоянно развязывают войны, точнее, так было, пока царь Тор не установил перемирие с этими подлецами... Локи одернул сестру за рукав, услышав столь резкие слова насчет ледяных великанов. Не то, чтобы он питал к ним теплые чувства, скорее, напротив, но считать их плохими, по его мнению, было не совсем корректно. Все же в их случае был виноват просто не очень хороший правитель. - Верно, молодец, - довольно хлопнул в ладоши Тюр. - Сегодня как раз и пойдет речь о последней войне с йотунами, когда наш нынешний царь вернул Асгарду былую славу. Вообще я думал, что стоит начать с древнейшей истории образования Йотунхейма, но так как скоро состоится празднество в честь победы над этими монстрами, мы начнем с этого. Все-таки уже целых десять лет прошло... - Я не помешаю, благородный Тюр? - раздался голос от двери. Дети дружно ахнули и повскакивали с мест, кланяясь царю. Тор улыбнулся, наблюдая за этим, и лишь от взгляда его детей не укрылось, что улыбка совсем не коснулась синих глаз Громовержца. - Ну что ты, мой царь, - радостно ответил Тюр, - ты будешь нам очень полезен в данном вопросе. Как-никак это ты герой сегодняшнего обсуждения. - Наслышан, наслышан, - покачал головой Тор, наблюдая за братом и детьми. Задумчивый взгляд его остановился на Локи, чье лицо осветилось радостью при виде отца, но пальцы все так же сжимались в кулачки - верный признак волнения или сомнения. - Я не стану сейчас рассказывать в подробностях, что происходит на поле боя, не стану отнимать хлеб у наших уважаемых учителей, - он слегка кивнул Тюру, и тот склонил голову. - Я хочу сказать лишь одно. Взгляд его снова остановился на лице Локи. Тот внимательно слушал отца, словно вмиг позабыв обо всех своих сомнениях. - Иггдрасиль дал жизнь множеству миров, а создания его подарили Вселенной многие и народы. Каждое творение Иггдрасиля, каждый рожденный во Вселенной младенец имеет свою ценность - будь он ас, человек, йотун, альв, цверг или даже огненный великан. Все народы Иггдрасиля должны сосуществовать в гармонии, дружбе и взаимопомощи. Если же этого не происходит, если какой-то народ начинает враждовать с другими, то вина лежит не на народе, не на расе и уж тем более ни на мирах. Вина лишь на том, кто встал во главе этой вражды, этого отчуждения. И наша цель, как граждан Асгарда, царства царств, - это никогда не поддаваться на провокации тех, кто смеет посягнуть на равновесие Иггдрасиля. - Какие мудрые слова, - довольно покачал головой Тюр. - Только благодаря твоей мудрости теперь мы живем в мире, наше государство процветает, а все остальные миры преклоняются пред нами. Локи все еще смотрел на отца, и его беспокоила странная тоска в глазах того. Что говорил их учитель, он прослушал и даже не заметил, как Сигюн толкнула его в бок, понуждая обернуться в сторону учителя. - Локи! На отца позже насмотришься! - Тюр ударил ладонью по столу. - Никакой дисциплины, - проговорил он себе под нос. Сигюн улыбнулась брату. Отец всегда был для Локи примером: могучий, сильный и мудрый царь - и вместе с тем добрый и любящий отец. Только они с Локи могли видеть Тора таким, слышать его нежные слова, сидеть у него на коленях, как будто он вовсе и не царь царей всея Иггдрасиля... Локи всегда стремился быть на него похожим, и Сигюн не могла его в этом винить, ведь у них такой замечательный отец... - Занимайтесь, - улыбнулся напоследок Тор и покинул класс, одарив Локи задумчивым взглядом. С каждым днем он все больше привязывался к нему, понимал, что растит себе достойную замену, достойного наследника и соратника. Локи был необычайно умен для своих лет, и вместе с тем в нем не было ни капли высокомерия. Как и Сигюн, он был любопытным и открытым ребенком. И меньше всего Громовержец хотел, чтобы эту открытость, это невероятное доверие было уничтожено неосторожными словами Тюра.