***
За эти несколько недель Локи стал настоящим спасителем для местных жителей. Городской лекарь, что занимался всем этим до появления царевича, умер несколько лет назад, не оставив себе замены - впрочем, так хорошо, как он, в медицине никто не разбирался. Действительно хорошим лекарем мог бы стать Риг, вот только в городе его недолюбливали, считая, что он в сговоре с темными силами. Его постоянный "бред" насчет рун, посланий богов и прочего лишь усугублял ситуацию, и горожане воспринимали это как чистой воды богохульство: чтобы какой-то колдун - и возомнил себя проводником высших сил! Но вот появился Хведрунг, который хоть и имел дружественные связи с Ригом, но все же был намного ближе к людям. Злые языки, конечно, не обходили стороной и его, подмечая всяческие его особенности, причем иногда даже не в слишком хорошем ключе. Чаще всего за помощью к Ру обращались женщины. После того, как Локи удачно принял роды у Тильды (сам Локи, по правде сказать, очень боялся, что ничего хорошего не выйдет, ведь та уже была не столь крепка здоровьем из-за многочисленных родов и не таких уж и редких выкидышей), чуть ли не каждая женщина просила его совета, как нужно следить за своим здоровьем, да еще и довольно щедро одаривала, когда Хведрунг приносил чудодейственные мази. Многие мужчины продолжали сторониться любого рода медицинских вмешательств, считая, что сильный мужской организм и так справится с недугами, не то что женский. Стоит отметить, что мужчины в большинстве случаев либо с опаской поглядывали молодого колдуна, либо же не упускали возможности отпустить сальные шуточки по поводу его внешности. Все дело было в том, царевич был слишком ухоженным для мужчины по меркам местного населения. Даже некоторые барышни советовали ему быть более мужественным и прекратить настолько щепетильно заботиться о своем внешнем виде. Привыкший за свою недолгую жизнь к этим замечаниям, Локи легко пропускал подобные комментарии мимо ушей. Но все же это не останавливало злоязыких жителей, и, скорее всего, именно из-за них в городе пошел слух о том, что новый лекарь Хведрунг не прочь разделить ложе с мужчиной. Впрочем, все слухи быстро замолкли, когда в дело вмешался конунг. Конунг, в отличие от угрюмых горожан, не брезговал пользоваться услугами Локи. Из-за частых вылазок на охоту уже не молодой мужчина получал довольно серьезные травмы, начиная от вывиха лодыжки и заканчивая распоротым боком. Со всеми этими проблемами Хведрунг очень ловко справлялся, а его поистине волшебные мази залечивали раны чуть ли не за пару суток. Не раз конунг предлагал Ру перебраться из глухого леса поближе в город, даже предоставил покои в своем немаленьком доме, но царевич вежливо отказался, говоря, что ни при каких обстоятельствах не оставит Рига - к слову, тот после смерти жены в город возвращаться не хотел, а Локи и не настаивал. Путь от дома колдуна до поселения был неблизкий, но Локи не жаловался и уж тем более не ныл, что сильно устает из-за работы. Зато по дороге он постоянно собирал необходимые травы для новых отваров. В итоге, после долгих уговоров конунг сдался, зато предложил следить за беременностью своей дочери, что протекала слишком тяжело. Дочь конунга была на два года младше самого Локи и представляла собой точную копию своего отца. Это была не очень привлекательная девушка с длинными темными волосами, карими глазами и довольно угловатым телосложением. Каждый раз, когда Локи посещал их дом, девушка чуть ли не с презрительным взглядом встречала его, а самому Локи на это было все равно.***
Возвращалась домой Хела в тяжелых раздумьях. Она не знала, что сподвигло ее вообще довериться тому, кто когда-то давно даже не пожелал поддержать ее, когда Один объявил о своем решении. Тому, кто был поначалу равнодушен, а потом стал ей злейшим врагом, как и вся царская семья Асгарда. Тому, из-за кого Локи и оказался в такой ситуации. И мало того она доверилась ему сама - она доверила ему распорядиться жизнью ее младшего сына, ее ребенка, такого несмышленого, не сведущего во многих вещах, но все же любимого... При мысли об этом перед внутренним взором вдруг вспыхнуло лицо Лафея - отстраненное, разочарованное. Как можно было бы разочароваться в собственном дитя, в собственной плоти и крови? Сейчас богиня смерти внезапно поняла, что отличает всех матерей и всех отцов, будь они асами, йотунами или хотя бы муспелиями: никогда отец не будет чувствовать той же связи с ребенком, что и мать. Ведь это в ее теле росли и Бюлейст, и Хельблинди, и Локи, и те, кому они даже не успели дать имен, кто не успел даже сделать свой первый вдох... Каждый потерянный их ребенок словно отрывал от ее сердца - живого, бьющегося, любящего сердца - огромный кусок; и Хела даже не сомневалась в том, что горе Лафея так же велико. Но эти потери ужесточили его, а дар жизни, что он оставил Локи, когда позволил Тору забрать его в Асгард, вместо того чтобы продолжить битву, возможно, был единственным, что мог бы предложить своему младшему сыну царь Йотунхейма. "Он асгардец", - сказал он тогда ей, и теперь она понимала всю горечь, всю удушающую суть этих слов. Лафей вряд ли смог бы полюбить чудом выжившего младенца, отобранного у него сразу же после рождения во имя мира, и ей, Хеле, не стоило никогда даже надеяться на обратное.***
С момента, когда Хела покинула ледяное царство, прошло достаточно много времени, чтобы Лафей начал беспокоиться за свою возлюбленную жену. Они расстались не самым лучшим образом - и неудивительно, ведь Хела не смогла оставить прошлое позади. В этом ее, конечно, нельзя было винить: Локи, что так некстати появился на их пороге, нарушил их мирное существование, их гармонию большой и дружной семьи. Стоило ли говорить, что, пока Хела не услышала о том, что ее младший сын скоро станет супругом царя, она даже почти не вспоминала о нем, пряча боль об утрате глубоко внутри? Новоиспеченный сынок своим внезапным появлением начал бередить зажившую рану острым ножом, возвращая пережитые страдания. Вот только в этот раз все получилось куда более плачевно, чем много лет назад. Да, Громовержец забрал их новорожденного сына, но ведь он обещал ему лучшую жизнь, чем тот бы получил в Йотунхейме. Увидев белую кожу младенца, Лафей сразу понял, что в его младшем сыне сконцентрировалась большая часть наследственности асов. Сколько бы он ни убеждал себя, что ему совершенно наплевать на то, чьей крови в маленьком тельце больше, сколько бы ни надеялся на то, что йотунская сущность взыграет в сыне, Лафей понимал, что любить его просто не сможет. Да, он любил жену, очень любил... Но это не означало, что и общих их детей он тоже сможет полюбить. Союз двух искренне любящих сердец породил прекрасных созданий: Бюлейста и Хельблинди. Конечно, было слишком много нерожденных детей, но такова была цена слияния враждующих рас. Может, это и ожесточило в какой-то степени и без того ледяное сердце Лафея, что даже потеря последнего, самого младшего ребенка для него совершенно не играла роли. Сердце царя Йотунхейма смогло полюбить лишь одно живое существо во всех девяти мирах - это Хелу. Богиня смерти была самой настоящей его драгоценностью, что он бы лелеял и берег от всех остальных. Но, женившись на ней, он взял на себя ответственность и за продолжение рода. Не то чтобы Лафей не хотел детей, да и его положение в обществе, его долг перед государством, перед короной обязывали заводить потомство. Наследники нужны были каждому царю, иначе трон бы попросту перешёл не в те руки... Конечно, поначалу и с Бюлейстом и Хельблинди Лафей был немного равнодушен. Если подумать, то горячей отцовской любви он, пожалуй, не испытывал, скорее, он чувствовал обязательство перед Хелой, что обременил ее такой ношей. Уже позже он свыкся с тем, что два маленьких йотуна зовут его папой, а потом и сердце немного оттаяло, принимая под свое крыло этих созданий. Лафею нравилось проводить с ними время, когда те уже немного подросли, стали более осознанно вести себя. Но тогда уже Хела была беременна Локи, и почему-то подсознательно Лафей чувствовал, что никогда не сможет принять, не то что полюбить это дитя, и впоследствии причина стала ясна... Да, перед Хелой он старался быть идеальным мужем и отцом, играть эту роль, скрывая истинные чувства, дабы не разрушить семейную идиллию, не отстранить от себя Хелу, что с каждым нерожденным малышом становилась все мрачнее и мрачнее. Сколько раз он пытался отговорить ее от того, чтобы рожать еще одного ребенка, видя, в каком состоянии жена, но богиня смерти была непоколебима. Разве могли столько попыток пойти насмарку? Разве просто так она потеряла столько жизней? Разве просто так она разрушала себя? Дети не были смыслом ее жизни, но за столько времени стали ее неотъемлемой частью... И вот на свет появился он - причина всех их страданий, бед и отчаянных попыток... Лафей стал опорой для жены, стал ее защитником, возвращая ее под свою опеку. Конечно, он понимал, что для нее, как для женщины, что носила внутри себя столько жизней, чувствовала каждое биение маленьких сердечек, потерять хотя бы одного было великой трагедией. Он представлял, что чувствовал бы он, окажись вдруг на ее месте и испытай самолично, как внутри тебя умирает живое... Когда тот, на кого ты потратил девять месяцев жизни, просто так исчезает из нее... Даже врагу такого не пожелаешь. Но когда всю эту безумную боль испытывает твоя любовь, самое родное существо во всех мирах, то и ты невольно погружаешься в этот полный отчаяния и боли омут. Стоило ли говорить о том, через сколько лет Хела оправилась от своего недуга? И поэтому, когда на пороге появлялся самозванец, что произносил злосчастное имя, его вели на незамедлительную казнь - что еще было ожидать от такого чудовищного поступка, что мог разрушить все усилия Лафея и воскресить в памяти богини смерти те страшные времена... А потом, когда настоящий Локи явился в Йотунхейм, Лафей едва сдерживал себя, чтобы не прогнать его прочь, но все же продолжал изображать заботливого отца, ведь все происходящее видел Бюлейст... И все это время он играл, играл очень хорошо, чтобы ни в коем случае Хела не заподозрила его истинных чувств. Но поступки Локи только ухудшали ситуацию так, что Лафей уже сам не мог себя контролировать и все же сорвался... Хела. О, бедная его Хела. Она совсем не заслужила такого отношения. Не заслужила этих мучений. Не заслужила... Просто не заслужила. Может, все же тогда, в тот злосчастный день им стоило биться за ребенка, оставляя его у себя на родине, а не отдавая в лапы врага, что превратил полуаса в полноценного, настоящего асгардца? Может, тогда мучений было бы куда меньше, а со временем Лафей бы привык, как привык и к своим старшим сыновьям? Конечно, после произошедшего в покоях Бюлейста царь Йотунхейма долго не мог прийти в себя. Сына за непослушание он трогать не стал: все же тот защищал своего брата, хотел ему помочь, каким бы ни был этот брат, что бы ни совершил. Вины на Бюлейсте нет. Его чувства его подвели. Так прошло уже несколько дней, и все это время Лафей одиноко сидел в их общих с Хелой покоях, ожидая, что звонкое цоканье острых каблуков вновь раздастся в ледяном дворце. Неизвестно, почему норны решили облегчить его муки именно сегодня и сейчас, но очень скоро долгожданный звук раздался, и в дверях показалась фигура богини смерти. Увидев на краю широкого ложа сгорбленную фигуру супруга, Хела на мгновение застыла, а потом, очень тихо притворив за собой дверь, подошла ближе. Сейчас она больше не ощущала ни гнева, ни чувства предательства: разве можно было винить Лафея в том, над чем он не властен? К тому же, Локи жив, наверное, уже здоров, ничего страшного с ним не произошло... - Локи в Мидгарде, - тихо сказала она. - Ему действительно помогли бежать, а вместо него казнили кого-то другого. - Ты теперь счастлива? - Лафей перевел на жену полный печали взгляд. Прикрыв глаза, она позволила себе почти упасть на край кровати рядом с ним. - Я спокойна за него. Там его точно никто не достанет. - Это хорошо. А мы продолжим жить так, как жили до него. Вчетвером, - Лафей положил руку на колено Хеле и одобрительно похлопал. - Больше никакой боли и печали. Богиня смерти пристально посмотрела на мужа, перехватив его запястье: - Ты теперь не примешь и то, что он для меня значит? Не позволишь мне любить его, думать о нем, беспокоиться о нем? - Люби, думай, но беспокоиться незачем, - строго произнес тот. - Ты столько потратила на него сил. Потратила свое здоровье. Ты думаешь, я не в курсе, что каждая такая твоя связь с миром мертвых забирает жизненную энергию? Хела, это того не стоило... - он сочувствующе свел брови, не отрывая взгляда от жены. - Думай, как тебе угодно, Лафей, - с этими словами она коснулась ладонью его щеки, вспоминая уже забытый страх обжечься, когда она впервые дотронулась до синей кожи. - Но я всегда буду знать одно: это того стоило.