***
- Что все это значит, дядя? Стоило порталу закрыться, как двери обсерватории распахнулись, впуская новоиспеченную царицу Асгарда. Бордовое платье Сигюн с серебряными вставками на лифе и рукавах слегка смягчало ее фигуру, убирая акцент с чуть более широких, чем следует, плеч и придавало ей величественный вид. На лице читалось непонимание, переходящее в легкое раздражение. Склонившийся было в церемонном поклоне страж был остановлен требовательным жестом: - Оставь это, прошу. Объясни мне, почему я вот уже несколько раз встречаю в твоем обществе Хелу? Какие у тебя с ней могут быть дела? Да еще и в Асгарде... Разве она не должна быть сейчас в Йотунхейме со своей семьей? Хеймдалль слегка улыбнулся и ответил, закрывая обсерваторию от чужих глаз и ушей: - Ее привело сюда как раз беспокойство о своей семье. - Как это понимать? - вновь спросила Сигюн, подходя ближе. - У Асгарда больше нет никаких дел и договоренностей с Йотунхеймом. Лафей разорвал все связи между нашими мирами, но воевать не намерен, или же он изменил свое решение? - Лафей не изменил решения, - отозвался тот, прямо глядя на нее. - Другое его решение, не касающееся политики Асгарда, стало причиной того, что ты часто видишь здесь Хелу. Царица нахмурилась сильнее, рассуждая, что же могло так встревожить богиню смерти. Лафей требует расторжения брака между Локи и Тором? Или же - при этой мысли она похолодела - раны Локи оказались настолько серьезны, что даже магия йотунов оказалась бессильна? Но чего искала Хела у Хеймдалля, какой именно помощи? Видя метания племянницы, страж пришел ей на помощь: - Ведь это ты писала Лафею письмо, Сигюн? - Письмо?.. - в воспоминаниях Сигюн всплыло незамысловатое описание преступлений Локи, что вместе с гонцом было направлено в Йотунхейм. Она помнила, как старалась изложить все, акцентируя внимание на том, что Локи ни в коем случае не следует позволять приблизиться к Асгарду, иначе его жизнь в тот же миг будет оборвана. Истинный смысл, заложенный в послании, определить было не столь трудно, и она была абсолютно уверена, что царь Йотунхейма его поймет. Что же могло пойти не так? - Но ведь ты говорил, что оно достигло адресата. Или что-то произошло и Лафей его не прочел? Дядя, я не понимаю... - Он прочел. И поверил всему, что было написано в письме. Его решением стало вернуть Локи в Асгард, где он получит заслуженное наказание. Слова повисли в воздухе, будто давая обоим несколько мгновений, чтобы осмыслить прозвучавшее. К горлу Сигюн подкатила дурнота, а в глазах потемнело, и через пару мгновений она обнаружила себя повисшей через руку дяди вниз головой, дрожа всем телом и задыхаясь. Охвативший ее дикий ужас, казалось, было невозможно обуздать. Родной отец отправил собственного ребенка на казнь, не пожелав даже разобраться в произошедшем? И виной всему стала именно она, Сигюн, что так холодно, с подчеркнутой церемонностью перечисляла в письме даже те преступления, за которые опального царевича и советника даже не собирались судить. Теперь она понимала, отчего Локи когда-то решил свести счеты с жизнью: в этом мире, погрязшем в интригах, страстях и обманах, он был совершенно один. Дрожь все не утихала, и царица не могла ни слова вымолвить, ни даже поднять голову. - Я нашел Локи в лесах в тот же день, - проговорил тихо Хеймдалль, помогая ей снова принять вертикальное положение. - Сейчас он в безопасности, и его местоположение известно лишь мне и Хеле. Лафей не принял сына, выросшего в асгардской семье, на асгардских обычаях, но Хела не отвернулась от Локи. В этом причина ее визитов. Дыхание Сигюн постепенно выровнялось, и она подняла на стража взгляд, полный горечи: - Как такое возможно? Как может родитель отвергнуть своего ребенка и обречь на гибель, где бы он ни вырос? Это... омерзительно, дядя. Никто не заслуживает такого. Тот ответил кивком головы, не произнося ни слова. Несколько мгновений стояла тишина, а потом Сигюн очень осторожно отошла от него, проверяя, может ли стоять на ногах. Ни слышать, ни видеть кого-либо из изжившего себя совета или многочисленных подданных она сейчас не желала. Поток мыслей в голове готов был в любой момент сбить ее с ног, но еще одного проявления слабости она себе позволить не могла. - Навести Форсети, - раздался позади нее голос Хеймдалля, и царица лишь отстраненно кивнула в ответ. Компания первого советника ей сейчас определенно не помешает.***
Конец осени выдался совершенно особенным: скорее всего, сказалось то, что погода в Мидгарде была крайне непредсказуемая, и за очень жарким днем мог следовать довольно прохладный. Да и насладиться этими солнечными жаркими днями почти не удавалось, ведь частым гостем в этих краях стала гроза, что могла не проходить несколько дней, и потому на улице становилось заметно прохладнее. Привыкший к теплому асгардскому климату Локи постепенно приучал себя к такой необычной мидгардской погоде. Хоть в нем и текла кровь ледяных великанов, а потому, казалось, он должен уживаться с холодом, но после ранения, нанесенного Сиф, что-то изменилось, и царевич это заметил. Йотунская магия до сих пор не нашла себе место, но Локи понял, что все-таки это пройдет со временем. Рана уже давно зажила, а Риг все равно не успокаивался, носясь вокруг Локи, словно заботливая мамочка. Кроме Рига, эту роль выполнял и Донар: они словно устроили соревнования, кто проявит больше внимания к Локи, кто убережет его от большего количества опасностей, кто лучше позаботится о нем. Донар уже каждый день без перерыва провожал Хведрунга до дома, частенько настаивал на этом, ссылаясь на то, что ночью очень опасно ходить одному по улице. Риг всем своим видом показывал, что не одобряет их общения, и поэтому нередко устраивал с Ру беседы по этому поводу. Но что мог сказать Локи? Донар ему действительно нравился, несмотря на то, что колдун не переносил его на дух совершенно, как и тот не переносил Рига. Выбрать чью-то сторону Локи не собирался, хотя и признавал отчасти правоту Рига: все-таки Донар иногда бывал очень подозрительным. Царевич много времени проводил в доме конунга, занимаясь здоровьем его дочери. Тот флакончик с зельем он еле уговорил ее вернуть, да и то, не послушавшись, Дана выпила почти все за раз - впрочем, это было даже лучше, так как зелье не возымело бы эффект при таких обстоятельствах. Но она все так же отказывалась от помощи Хведрунга, а любые разговоры с ее отцом заканчивались ничем. Доходило даже до угроз в сторону Локи и Рига, и Локи даже не удивлялся этому. Ведь если бы что-то пошло не так, то очень удобно было бы скинуть всю ответственность за произошедшее на Ру, который к этому имел прямое отношение. Лекарства стали добавляться в еду, ведь от этого Дана не отказывалась, а в последнее время стала налегать еще плотнее, особенно на пироги. Она продолжала жаловаться отцу на Локи, говоря, что тот совершенно бесполезный лекарь, и требовала себе лекаря из соседнего города. Злость ее вспыхнула еще сильнее, когда царевич отнял у нее надежду на избавление от нежеланного ребенка. Но все же отец ее продолжал пользоваться услугами Хведрунга. Несмотря на этот факт, Локи постепенно лишался защиты со стороны конунга, что стало заметно по поведению местных жителей: многие попросту не давали царевичу прохода, бросали в спину едкие замечания и делали непристойные предложения, даже не вспоминая о том, что он подарил им и их близким чудесное спасение от недугов. Поэтому помощь Донара была как нельзя кстати: все же ярл, особенно такой грозный, пользовался авторитетом в глазах большинства. Слухи, слухи, слухи... Кажется, без них жизнь Локи не существовала бы вообще. Где бы он не оказался, каждый старался придумать историю поинтереснее, еще и очень пошлую с миллионами подробностей. Конечно, после свадьбы его и Тора их стало в разы больше, а тут и Фандрал вовремя подоспел, и Велунд со своим поцелуем... Но что вспоминать прошлое? Для Асгарда Локи давно был мертв, а, следовательно, все слухи умерли вместе с ним: уже никому была не интересна история опального царевича, что позорно был казнен после коронации сестры. Но мог ли он вообще ожидать, что история повторится в Мидгарде? Сначала по городу пошел слух о том, что Рига и Хведрунга связывают не совсем дружеские отношения. Конечно, это было чистой правдой, но вот узнать об этом вряд ли кто-то смог бы: ни у кого не было доказательств. Вот только излишне женственная и ухоженная внешность Локи, по мнению местных жителей, и являлась неоспоримым свидетельством того, что тот выполняет женскую роль. Видели бы они прекрасных юношей из Альвхейма, у которых волосы были чуть ли не до пят, а об их утонченных женственных чертах и излишней манерности известно было чуть ли не во всех девяти мирах! Только большинство из них предпочитало создавать семьи с женщинами, хотя мужчины в их жизни нередко появлялись - в Альвхейме часто практиковалась свободная любовь, свободные отношения. Локи не любил грязь, неухоженность и чрезмерную мужественность, что так рьяно пропагандировалась чуть ли не на каждом углу. В Асгарде его учили совершенно другому. Может, в царских семьях Мидгарда вели себя иначе, может, людям просто надо было выбрать козла отпущения и по всем параметрам подходил именно Хведрунг? Но даже когда он лишился своих прекрасных локонов, люди нисколько не изменили своим принципам. Про остриженную рабыню ему кричали в спину не раз, будь то местные глупые мальчишки или взрослые мужчины, - но уже не с такой наивностью и детскостью, а с порицанием и неприязнью. Поначалу Локи даже обиделся на Донара, подумав, что это он разнес по всей деревне мысль о провинившейся рабыне, но оказалось, что это и правда распространенная практика в близлежащих землях. А через некоторое время произошло нечто неожиданное. Из-за того, что Хведрунг проводил довольно много времени в обществе Даны, пошел слух о том, что у них давно уже не платонические отношения, и сплетники даже закрывали глаза на ее беременность. А сама Дана никак не подтверждала и не опровергала данные заявления, даже в присутствии отца. И с тех пор в ее комнате при нахождении там Локи стали присутствовать стражники. Самому конунгу идея казалась донельзя абсурдной, но, чтобы успокоить некоторые волнения, ему пришлось пойти на подобные меры. Надо сказать, что на защиту Ру всегда вставал Донар. Ярл жил один и не собирался заводить себе семью, как это казалось окружающим. Он сторонился общества женщин, хотя те безудержно страдали по нему, а он все чаще предпочитал находиться рядом с маленьким волшебником из леса, да еще и весьма откровенно заступался за него. Распространяться про ненормальные, немужские предпочтения грозного, мужественного, сильного и серьезного ярла люди побаивались, тогда как распускать слухи о Хведрунге было гораздо легче: что сделает слабый мальчишка огромной толпе людей? А вот ярл был правой рукой конунга, и посмей ты заикнуться о чем-то таком - моментально бы ощутил на себе всю мощь розг. Донар не мог закрывать глаза на то, как жители основательно перегибают палку со своей неприязнью, а ведь некоторые уже начали применять силу: однажды в заведении Тильды довольно-таки пьяный мужчина не побоялся подойти к Ру, когда тот сидел за одним столом с Донаром. Схватив его за волосы, мужчина резко ударил его лицом о стол, а двое других начали бросаться в царевича едой. Ту компанию из нелицеприятных субъектов на следующий день отдали под суд, и розг им всыпали немерено, так что с тех пор они нос из дома высунуть боялись. Впрочем, и Локи больше не заходил к Тильде, лишь поздними вечерами забирал пироги, а женщина каждый раз повторяла, что ей очень жаль. Локи было неловко перед ней, ведь она была совсем не виновата, но и провоцировать он больше никого не хотел. Даже находясь под опекой Донара, он не мог чувствовать себя спокойно в городе, но помогать нуждающимся, коих было очень много, он не переставал. Как-то Тильда все же уговорила Ру остаться на ужин. Ее муж и дети решили отправиться на охоту на несколько дней в лес, а старшая дочь ушла торговать тканями в город, оставляя мать одну с маленьким ребенком. Конечно, ей было немного одиноко, но в этот вечер компанию ей составил Хведрунг, чему она была очень рада. - На кого ты все это наготовила? Ты меня с самого утра ждала? - царевич лениво водил вилкой по тарелке, не отрывая взгляда от Тильды. - Это даже на пятерых много. - Захватишь Ригу, если не доешь, - по-матерински улыбнулась та и похлопала его по руке, садясь напротив. - Ты такой худенький, того и гляди - ветром сдует. Да ты кушай, кушай, не смотри на меня. - В меня просто уже не лезет, - Локи вытер губы полотенцем. - Риг и так доволен тем, что ему готовить не надо. Знаешь, как радуется, когда я домой огромные сумки еды приношу? - он улыбнулся женщине в ответ. - И ничего я не худенький... - Уж я-то знаю, Риг всегда, сколько помню, был любитель поесть! А уж когда мальчишки его приходили, так хоть на восьмерых готовь - мало будет! - Тильда тряхнула головой, сгоняя с лица спутанные рыжие кудри, и улыбнулась с тоской. - Да ты, я посмотрю, мяса не ешь совсем... Не нравится? Или ты как Риг и вообще дичь не ешь? - Мне не совсем нравится его вкус, странный он какой-то. Да и с Ригом я привык больше растительной пищей питаться. Он ведь овощи выращивает в доме. Скоро зима, он уже готовится к холодам, запасается всем, чем только можно, - Локи долил себе немного горячей воды в остывающий чай. - Но вкуснее твоей еды, я признаюсь, ничего не пробовал. Ты волшебница, Тильда. - Ой, захвалил так захвалил! - вскочив со стула, она подошла к нему и расцеловала в обе щеки. Локи зажмурился и стал отворачиваться от поцелуев Тильды, но не потому, что ему было неприятно, а от смущения. - Зацелуешь до смерти, Тильда, - он засмеялся, и принялся щекотать женщину, чтобы та поумерила свой пыл. - Как перед Ригом оправдываться будешь? Та громко захохотала, а потом, озорно усмехнувшись, потрепала его по волосам: - Ой, да что ты! Я же любя. Да и потом, где в нашей деревне найти такого хорошего, красивого и умного мальчика, а, Ру? Ригу бы тебя ни на секунду из виду не выпускать, а то ведь злых да глазливых у нас полно... - на этих словах ее улыбка сошла на нет, и она обеспокоенно посмотрела на Хведрунга. - А ты что же один везде ходишь? Не ровен час подкараулят где-нибудь - и поминай как звали! - Меня до дома часто господин Донар провожает. Так что не беспокойся. Да и в любом случае я могу за себя постоять, - на этих словах Локи и сам понял, что не верит в них. Но так не хотелось расстраивать такую добрую женщину. - Риг и так иногда перебарщивает с опекой... - Оно и понятно, - на этих словах голос Тильды стал чуть ниже и тише. - Помню, как долго жена его болела - сглазили бедняжку, вестимо, такая ведь красавица была - хоть конунгу в жены годилась! Да только всю жизнь она Рига любила, да и он ее. Помнится, пропал как-то на болотах - за травами пошел, чтоб мальчишек от простуды лечить, и только на третий день воротился. Сосед, дурак, ляпнул, мол, сгинул твой Риг - так она чуть себя в доме не сожгла вместе с детьми-то, вот как любила! Точно сглазили, молодая ведь еще была, сорока не было даже - сгорела, как свеча, за осень только. С тех-то пор Риг мясо и не ест: помнит, как она бредила, как просила убрать из дома все, что пахнет мясом... - Риг мне ничего не рассказывал о ней, - произнес Хведрунг, и в этот момент ему стало невероятно стыдно за то, что он так поступил с этим чудесным человеком. Ведь Локи пытался своей навязчивостью подменить Ригу его драгоценную жену. Любовь всей его жизни. - Я знаю лишь, что его сыновья сейчас очень далеко живут, и это все, пожалуй... Да и мне, наверное, не нужно было этого знать, - он уткнулся в тарелку и стал водить вилкой по крошкам от пирога. Почувствовав перемену настроения, Тильда ободряюще похлопала его по плечу: - Ну, что ты, что ты. Ты чудесный мальчик, Ру, я рада - да мы все очень рады - что рядом с Ригом есть такой человек, как ты. Наконец-то он радоваться жизни начал, улыбаться, веселиться, а то все за своими знамениями да пророчествами гонялся, фреску какую-то нашел... Да только сейчас ты от него особых радостей не жди. Конец осени в последние годы для Рига тяжелое время, он и накричать может... Не сердись на него за это, хорошо? Он тобой очень дорожит, вот что главное. - Да у нас с ним все хорошо, правда. Только вот они с господином ярлом совсем не ладят, и я не понимаю почему, - он положил щеку на ладонь и окинул Тильду грустным взглядом. - А уж за это и подавно не переживай, - усмехнулась та. - Что Риг, что господин ярл - все будто петухи дворовые ходят. Как зима начнется, так успокоятся: съестного будет меньше, а забот больше. Не до ребячества им будет. Да что ж ты сидишь, пирог совсем остыл. А компот? Хочешь, горячего подбавлю? - Я, наверное, пойду. Риг заждался. Ты только ему пирога положи, а то грустить весь вечер будет, - Локи мило улыбнулся женщине и поцеловал ей руку. - Можешь даже компота налить, он точно не будет против. - О, замечательно! - довольно потирая руки, Тильда быстро завернула пирог и закупорила банку с компотом, чтобы потом, сложив все в котомку, отдать Ру. - Поцелуй его от меня, пусть не забывает да сам заходит! Ах, - выглянув в окно, пробормотала она, чуть скривившись, - да тебя, вестимо, ждут уже... Давай, сынок, береги себя. И чтобы все-все съели!