***
Послышался щелчок, и Сигюн почувствовала, как волосы немного тянет: это служанки закрепили на ее голове золотую диадему с полупрозрачной, расшитой золотыми нитями и драгоценными камнями вуалью. - Достаточно, - вполголоса, но четко проговорила она, и служанки, пробормотав слова почтения, быстро скрылись за дверью. Оставшись одна, она позволила себе прикрыть глаза на мгновение, а потом потянулась к ящичку в столе и вытащила оттуда маленькую шкатулку. На самом дне лежала свернутая в кольцо небольшая коса из трех прядей: тонкая золотая с едва заметной проседью обвивалась вокруг двух темных - угольно-черной, словно ночь, и чуть более теплого цвета, с легким каштановым отливом. Развернув косу, Сигюн проследила пальцами каждую прядку. Бабушка... как безумно радостно и горько было ей узнать, что и та всегда собирала волосы своих умерших родных в косу, а перед тем, как отправиться в Свартальвхейм, остригла собственные, уже зная, что не вернется. Но ни Фригга, ни Сигюн вовсе не могли предположить, что магия уничтоженного Тессеракта, напитавшись от земли древнего капища и приняв жертву, с удвоенной силой атакует сознание Тора, лишая всяческих сил на сопротивление... Брат... Только наутро, по душераздирающим крикам Хелы еще бывшая царевной Сигюн поняла, что Локи перестал дышать. Никто не понимал, в чем дело, ведь даже сама богиня смерти была уверена, что он идет на поправку и обязательно выкарабкается. Но, по словам дяди Хеймдалля, Локи, скорее всего, не пожелал возвращаться в мир живых и предпочел скрыться в царстве мертвецов. Никто не мог его за это винить - уж точно не после того, что ждало тело умершего в дальнейшем... Мама... Что ей стоило не приезжать на похороны бабушки или, если уж на то пошло, не глумиться над смертью Локи? В тот день даже сама Сигюн испугалась того демонического огня, что вспыхнул в глазах облаченной в парадные царские одежды Сиф. Хела разорвала ее на части голыми руками, и никто даже не нашел в себе смелости противостоять обезумевшей от горя царице Йотунхейма, чьи громкие крики были слышны на всех улицах до самого утра - потом Хеймдалль по велению совета отправил ее домой, закрывая путь обратно. Волосы матери Сигюн, рыдая, срезала уже с обезглавленного трупа, оказавшись единственной, кого Хела подпустила близко к себе и растерзанной Сиф. Погладив пальцами косу, молодая царица убрала ее на место. Очень скоро две темные пряди оплетет еще одна светлая, слегка потускневшая от времени, но все такая же родная. Эти мысли не покидали Сигюн, когда она, выйдя из своих покоев, направилась в сторону самых дальних асгардских темниц - тех, куда был закрыт доступ всем, кроме правителя.***
Свыкнуться с должностью первого советника оказалось для Форсети очень непросто. После смерти предыдущего советника, после смерти Локи, эта должность так и осталась закрепленной за Тьяльви. Тот никак не ожидал, что супруг царя и вправду покинет мир живых и даже богиня смерти не сможет вернуть его к жизни. Совет начинал потихоньку давить на старого, ополоумевшего советника и сместил его с должности сразу после похорон. Пока царь Асгарда все больше пропитывался влиянием уничтоженного Тессеракта, уже не замечая ничего вокруг себя, не помня о том, что от его решений и действий зависят судьбы большинства существ девяти миров, совет во главе с вернувшейся в Золотой чертог наследницей престола Сигюн готовили план по свержению обезумевшего Громовержца. Весть о его зависимости не распространилась дальше зала переговоров, поэтому в Асгарде захват трона произошел абсолютно мирным путем, точнее, его официально передали в руки Сигюн, что немедленно вступила в должность. Хеймдалль же при всех подтвердил то, что Тор уже долгое время находился во власти камня бесконечности, что его поведение на протяжение практически целого года было обусловлено безграничной привязанностью и подчинением всесильному артефакту. Волнений и бунтов удалось успешно избежать, скормив народу официальную версию: мол, Тор, царь Асгарда, слег с тяжелой болезнью из-за утраты дорогого супруга и их общего ребенка. В первые несколько дней прошли беспорядки, но они не продлились долго, и асгардский народ снова вернулся к своим делам. С воцарением Сигюн главным советником стал ее двоюродный брат Форсети, которого она приняла с распростертыми объятиями. Она была довольна выбором совета, и это, пожалуй, было единственным, в чем их мнения сошлись. Конечно, поначалу Форсети было очень трудно справляться с новыми обязанностями, и порой он ловил себя на мысли, что его покойный брат управлялся с делами куда быстрее и лучше, несмотря на свой юный возраст - а ведь Локи не дожил даже до восемнадцати... С самого детства Форсети и Сигюн были хорошими друзьями, так же продолжалось и в школьные годы. Не сказать, что их связывали романтические чувства, но оба однозначно ценили друг друга, а впоследствии научились доверять. Именно поэтому у них на двоих остался один большой секрет, о котором знали еще несколько верных эйнхериев, под страхом смерти вынужденные в полном молчании следить за темницами под дворцом. Не найдя царицу на своем месте, Форсети сразу понял, где та может находиться, и не прогадал. Через несколько минут он уже стоял рядом со своей невестой, обнимая ее за плечи. - Ты как? - прозвучал тихий вопрос, а встревоженный взгляд обратился к огромной клетке с толстыми прутьями, способными выдержать даже удар тока. - Ты и сам прекрасно знаешь, - без толики раздражения вздохнула та, наблюдая за происходящим. Грязное, скрюченное и всклокоченное создание, в котором с трудом можно было признать бывшего царя Асгарда, в мертвой хватке стиснуло узкие плечи, а дрожащими узловатыми пальцами другой руки проводило по бледному лицу, не отрывая от него безумного взгляда. Кто вообще согласился не хоронить Локи, а изрядно поколдовать над ним, останавливая процессы разложения и старения тела, она уже не помнила. Никто не решался в те дни перечить обезумевшему Тору, и тот, получив свою игрушку в первозданном виде - разве что уснувшую теперь навсегда, - не подпускал к ней никого и даже не позволил Хеле проститься с сыном. Тор зверел с каждым днем все больше: он то избивал и насиловал тело Локи, оставляя на нем ужасные следы, то, наоборот, рыдал, укачивая его на своих руках и нежно целуя; когда же настало время возвращаться к своим обязанностям, он перебил с десяток эйнхериев и разрушил два этажа в отдаленной части дворца. И именно тогда Сигюн и Форсети приняли решение запереть его здесь, втайне ото всех поместив к нему и труп супруга - как единственное, что могло сдержать безумства Громовержца. - Ты стала чаще сюда приходить, - Форсети опустил взгляд в пол, не в силах смотреть на ужасную картину. В первый день, когда он увидел, что стало с телом царевича, да и с самим Громовержцем, его вывернуло прямо на каменный пол коридора темниц; а Сигюн стойко продолжала смотреть на этот кошмар, лишь изредка моргая, и только потом, вернувшись в свои покои, не смогла сдержать слез. - Я тебя искал, сказать, что Хела хочет его похоронить. Она уже письмами нас закидала, грозится сама прибыть в Асгард. Ты ведь знаешь, ее ничто не остановит. Прикрыв глаза, Сигюн пробормотала: - Я знаю. Я попрошу дядю Хеймдалля передать, что через два дня она сможет забрать его. - Тебе нужно отдохнуть, Сигюн, - Форсети осторожно поцеловал невесту в макушку. - Только что мы будем делать с твоим отцом? - переведя взгляд на то, что осталось от царя Асгарда, он заметил, как нежная хватка того стала более сильной, а в следующее мгновение изломанное, неподвижное тело было жестко вжато в пол. Изменение в поведении Громовержца произошло буквально за секунду, что советник видел впервые. И только сейчас молодая царица отвела глаза, а лицо ее стало еще более безжизненным. - Сегодня ночью его не станет, - глухо проговорила она, а потом перевела взгляд на жениха и криво усмехнулась: - Ты наверняка ждал другого от нашей первой брачной ночи, но я должна это сделать сама. И тянуть не имеет смысла. - Я думал, что именно это ты и сделаешь, - тише прежнего проговорил Форсети, слыша ужасные звуки, доносящиеся из камеры. Он лишь прикрыл глаза, тяжело выдыхая. - И, пожалуй, это единственный верный выход... Больше не будет этой тяжелой ноши в твоем сердце. - Для меня он давно мертв. С тех самых пор, как впервые сотворил это с Локи, - ей даже не приходилось оборачивается, чтобы понять, что происходит за решеткой темницы. - Ты будешь со мной? - Не сомневайся, - Форсети сильно сжал ее руку в своей и поднес к губам. - Я всегда буду следовать за тобой. Сигюн громко вздохнула и наконец-то позволила себе мягко улыбнуться. Наверное, теперь она понимала, почему отец, когда еще пребывал в здравом уме, настолько был привязан к Локи, доверяя ему всегда и во всем. "Может быть, там, с ним, ты будешь счастлив, папа", - с горечью подумала она, бросая последний взгляд на решетку. Тор, накрывая тело Локи своим, резко впился в его губы, кусая то его, то свои собственные, и капельки крови, что потекли по щеке мертвого царевича, окрасили его кожу неестественным, безумным румянцем.***
Сияние Бивреста, яркое, словно вспышка молнии, озарило еще просыпающийся Асгард. Солнце только начинало показываться из-за горизонта, и его первые лучи ударили по золотым крышам дворца. - Матушка, прошу, осторожнее, - Бюлейст подхватил чуть покачивающуюся мать под руку, крепко прижимая к себе, чтобы та не потеряла равновесие, выходя из радужного потока. Хела мало что видела перед собой, кроме ослепляющего света, света, что теперь она ненавидела всей душой. Переведя взгляд на мутную фигуру стража, что давно сменил золотые доспехи на темный боевой костюм (взойдя на трон, первым делом Сигюн исполнила задуманное когда-то отцом и отказалась от тяжелых доспехов для армии и эйнхериев в пользу более маневренных кожаных одежд), она произнесла грубым, более похожим на клекот голосом: - Мой сын. Где он? Хеймдалль склонил голову, избегая ее прямого взгляда, насколько это было возможно. В ту злополучную ночь он все же освободился от влияния камня души, а позже вся энергия Тессеракта обрушилась на Громовержца. И теперь смотреть на то, что сталось с некогда сильнейшей воительницей Асгарда и его нареченной, было еще более невыносимо, чем наблюдать за тем, что творит Тор с телом супруга. - Приветствую Вас, Ваше Величество, и Вас, Ваше Высочество, - следуя этикету, Форсети поклонился царским особам. Сейчас на нем был черный как смоль костюм, а на лице не было и грамма ухмылки или издевательства, того, чего так ждали прибывшие из Йотунхейма. - Как Вам и было обещано, тело царевича Локи передается в Ваши руки. Рядом с Форсети стоял эйнхерий, держа на руках замотанное в ткань тело. Он едва стоял на месте, то и дело дергая руками, и дело было вовсе не в тяжести удерживаемого им тела. - Отдай им, пожалуйста, его... - глухо выдохнул Форсети, склоняя голову. Страж дернулся с места, боязливо подходя к монаршим особам из Йотунхейма, и на трясущихся руках протянул им труп. Хела обхватила сына за плечи и, словно тряпичную куклу, вырвала из рук эйнхерия. Тотчас ноги подвели ее, и она рухнула на колени на холодный пол обсерватории, прижимая к себе Локи. - Мальчик мой... - шепнула она хрипло. Мешающая тряпка вмиг была сдернута с его головы, и, подняв одну руку, богиня смерти провела пальцами по застывшему посмертной маской лицу, очертила брови, скулы, искусанные губы. Слез уже давно не осталось, да и боль внутри притупилась, оставляя после себя выжженную пустоту. - Спи крепко, родной... Теперь все закончилось, никто не сделает тебе больно... На лицо Локи капнуло несколько прозрачных капель. Стирая их с его щек, богиня смерти вдруг ощутила небывалый прилив любви и нежности, обжигающий внутренности и не позволяющий вдохнуть. - Я заберу тебя домой, Локи... - бормотала она, баюкая тело сына в руках. - Теперь все будет хорошо, все будет так, как и должно быть... Я никому тебя больше не отдам, сынок, никому и никогда... - Матушка, давайте я Вам помогу, - Бюлейст присел рядом с Хелой, смотря на то, как его мать качает на руках мертвеца. От его взгляда не укрылись ужасные следы на лице и шее бывшего царевича, что виднелись на неприкрытых частях его кожи, и он понуро опустил голову, обнимая свою мать. - Все уже закончилось, мы вернемся домой... - Простите нас, - прошептал Форсети, отворачивая взгляд. Он не мог больше смотреть на эту картину, больше не мог сдерживать слезы, что невольно наворачивались на глаза при виде происходящего. - Пойдем отсюда, не будем им мешать, - кивнув Хеймдаллю на прощание, Форсети в сопровождении несчастного эйнхерия направился к выходу. - Спасибо, - донесся ему вслед хрип Хелы, и, обернувшись, он увидел, как черные волосы прилипли к лицу царевича, делая его еще больше похожим на мертвеца.