Burning for your touch

Эвен не следит за ним. Он хочет, но не делает этого. Он решает, что уже достаточно наблюдал за Исаком для одного дня. Вот вам и выкинул его из головы. Он заходит в библиотеку с Муттой, Микаэлем и Адамом и замечает за одним из столов Исака, читающего книгу. В отличие от своих друзей Эвен не ахает и не вздрагивает, потому что он и так уже чувствовал, что он здесь. — Что он здесь делает? — шепчет Адам в основном самому себе. — О чём ты? — хмурится Мутта. — Ему что, нельзя теперь находиться в библиотеке? — Да нет, я не о том, заткнись, — Адам закатывает глаза. — Я к тому, что у нас с ним сейчас английский. Он должен быть на уроке. — Хм, а почему тогда ты не на уроке? — смеётся Микаэль. — Ну, я же не гений. Ясно? Не гении иногда прогуливают уроки, — объясняет Адам. — Мне кажется, что уж скорее гении прогуливают уроки, — размышляет Мутта. — Они же гении. Им не нужно ходить на занятия. Эвен улыбается. Он не знает, почему, но не может сдержаться. Исак, наверное, уже и так знает всё, чему пытаются научить его эти жалкие преподаватели. Ему, вероятно, смертельно скучно, вот почему он разыгрывает заинтересованность в том, о чём они говорят в первой половине лекций, а потом смывается в библиотеку, чтобы узнать действительно что-то новое. Исак определённо завораживает. — Приём? Земля вызывает Эвена? — говорит Мутта, и, как обычно, эти слова заставляют его улыбнуться. Когда-нибудь он объяснит Мутте, почему они ему так нравятся. — Он буквально пару дней назад надрал тебе задницу. Ты что, мазохист? — очень серьёзно спрашивает Адам. — Заткнись, — Эвен отпихивает его и направляется к разделу с электронными носителями. Ему нужно найти старый CD для одного из проектов. — Да кто вообще сейчас использует CD? У тебя что, есть CD-плеер? — продолжает ворчать Адам у него за спиной. Эвен уже готов похвалить себя за то, что ему удалось не обращать внимание на Исака и не опозориться перед друзьями. Но потом его взгляд скользит по названию книги, которую он читает. «Как умереть». Эти слова не вызывают сомнений, и Эвен замирает на месте. На такое невозможно не обращать внимание, никогда. Ему даже плевать, что друзья шепчутся у него за спиной, потому что он уже стоит прямо перед столом Исака. Ему плевать на своё решение игнорировать этого парня и опьяняющий эффект, который он оказывает. Исак читает книгу под названием «Как умереть» в пустой библиотеке в 11 часов дня. Исак, который каждый день ходит к школьному психологу, Исак, у которого нет друзей, Исак, который всегда укутывается в несколько слоёв одежды несмотря на то, что ему жарко, Исак, который слушает агрессивную рок-музыку, чтобы его оставили в покое, Исак, чьи брови сейчас съехались на переносице, пока он читает эту книгу и кажется одиноким, и грустным, и… — Я не пытаюсь умереть, — говорит Исак, не отрывая глаз от книги, удивляя и его, и парней. — Расслабься. — Э-э-э… — Это книга Сенеки. Это римский философ-стоик. Ну, как ты понимаешь, книга по философии. Тебе стоит почитать, — добавляет Исак, и Эвен внезапно чувствует себя самым эгоцентричным человеком в мире. — Похоже, прикольная книга, — смущённо выдавливает он. Исак не удостаивает его ответом. Мутта подталкивает Эвена к выходу, изо всех сил стараясь не расхохотаться, в то время как Адам, которого тянет за собой Микаэль, открыто гогочет. — Заткнись! — стонет Эвен, когда они оказываются снаружи. — Чувак, он надрал тебе задницу в третий раз! — Адам продолжает ржать. — Блядь, да что с тобой не так?! — фыркает Эвен, но в результате сам не может удержаться от смеха. Парни не дают ему забыть об этом конфузе. Похоже, прикольная книга. Он продолжает прокручивать это в голове. Он записывает это в тетрадь. На математике он пытается придумать сценарий фильма, в основу которого ложатся эти три слова, но у него не получается. Он пробует слушать учителя, но быстро теряет интерес. Во время ланча он ест бутерброд с сыром и наблюдает, как парни рассказывают об утреннем инциденте Элиасу и Юсефу. Он пытается защитить себя, как вдруг внизу живота начинает растекаться тепло, наполняющее его изнутри везде, вплоть до кончиков пальцев. Исак. Ему даже не нужно вслушиваться в перешёптывания или следить за направлением чужих взглядов, чтобы знать, что Исак стоит позади него. — Вот, — говорит Исак и кладёт на стол книгу. «Как умереть». — Я закончил. Кажется, ты хотел её почитать. . Эвен решает, что слухи — странное явление. Он даже не уверен, что это можно считать слухом. Вообще-то это скорее недопонимание или недоразумение. Только вот Эвен не уверен, как остановить сплетни и как себя вести, потому что никто не говорит с ним об этом. Странно видеть, что Арвид цепляется за это недопонимание, словно в его жизни снова появилась цель, и он считает своим долгом распространять и поддерживать эти слухи. Эвену интересно, знал ли Исак, что обычное действие вызовет такое противодействие. — Это правда, что новенький пожелал тебе умереть? — спрашивает его Соня как-то днём в среду, когда они оказываются у неё дома. — Нет, — вздыхает Эвен и роняет голову ей на живот, позволяет играть со своими волосами, как раньше, когда они ещё были вместе. — Он дал мне книгу под названием «Как умереть», которую он читал. — Похоже на то, что он пожелал тебе умереть. — Нет, он этого не делал. Эвен знает, что Исак этого не делал, потому что, когда он открыл книгу на уроке истории, из неё выпал листок бумаги. Айвин, встретимся в бассейне в среду после школы. Сегодня среда, и Эвена распирает от нетерпения. . Когда Эвен приходит, Исак уже в бассейне. На нём шапочка для купания, но при этом он полностью одет, и это неправильно. Никому нельзя купаться в одежде. Эвен уже собирается задать вопрос, но Исак опережает его. — Мне разрешили плавать в одежде из-за моих проблем с кожей, — говорит он, и его слова эхом отражаются от стен бассейна. Там больше никого нет. — Но на тебе не было одежды в прошлый раз, — замечает Эвен. — В прошлый раз я не ждал твоего прихода. — Стесняешься? — дразнит его Эвен, надеясь сделать их общение более комфортным. — Нет, просто я осторожен. — Я не буду тебя трогать. — Мы оба знаем, что я беспокоюсь не об этом, — холодно отвечает Исак. Эвен подумывает о том, чтобы начать записывать его ответы, потому что всё, что он говорит — быстро, умно и идеально. И мозг Эвена плавится от зависти и восхищения. — Как тебе удаётся всегда звучать так уверенно? — спрашивает Эвен, потому он уже догадался, что лучший способ добиться ответа от Исака, — просто задать ему вопрос. — «Звучать». Это ключевое слово. Всё дело в проецировании уверенности в себе. Тебе необязательно быть таким. — Ты самый уверенный в себе семнадцатилетний парень, которого я когда-либо встречал. — Шестнадцатилетний, — поправляет его Исак. — И я даже близко не такой уверенный, каким бы хотел быть. — И насколько уверенным ты бы хотел быть? — Настолько, чтобы посрать в общественном туалете, — отвечает Исак. — Не думаю, что смог бы это сделать. — Да что с тобой не так? — смеётся Эвен, нагибаясь, чтобы сесть на бортик бассейна. — А что? — Исак смеётся вместе с ним. — Разве это не самая страшная вещь в мире? Вообще в принципе. Я никогда не волнуюсь сильнее, чем когда сижу на унитазе. Ты не согласен? — Э-э-э, нет?! — Эвен заливается смехом. — О чём ты вообще говоришь? — Ну представь, случается землетрясение, и ты умираешь, сидя на унитазе. Разве это не страшно? Такая смерть? — Почему ты такой странный?! — Эвен хватается за живот от смеха. — Ну или когда принимаешь душ. Мне всегда было интересно, сколько людей умерло, пока они принимали душ или срали, скольких нашли голыми или со спущенными штанами. Такое явно случалось. Просто по статистике, да? Эвен ждёт, что Исак возьмёт свои слова обратно, но он этого не делает. — Я не знаю, что сказать. — Просто скажи, что я прав, — ухмыляется Исак. — У меня такое ощущение, что ты говоришь странную херню, чтобы проверить меня, или испугать, или ещё что-то. — У меня получается? — Не уверен. Я только знаю, что теперь не смогу принимать душ или срать, не думая о тебе. — Это самое чудовищное, что мне когда-либо говорили, — морщится Исак. — Кто бы говорил, — Эвен ухмыляется, а потом встаёт и потягивается. — Кстати, симпатичные плавки, — фыркает Исак, заставляя его немного смутиться. Хотя нет. Исак всегда ведёт какую-то игру, и Эвен знает, что единственный способ удивить его, — принять его подколки с распростёртыми объятьями. — Тебе нравится то, что ты видишь? — отвечает Эвен, положив руки на бёдра и ухмыльнувшись. — Надел их специально для тебя. Исак моментально отводит глаза и хмурится. — Не будь таким странным. — Ты сам начал. — Ты так и будешь там стоять? У меня уже шея болит из-за того, что мне приходится на тебя смотреть, — говорит Исак. — А ты ударишь меня током, когда я окажусь в воде, или как? Исак бросает на него сердитый взгляд, и Эвен поднимает руки, с улыбкой покоряясь. Он взвешивает все за и против своего следующего действия. Потом, отбрасывая все сомнения, он отходит на несколько шагов и с разбега прыгает в воду, как ребёнок в жаркий летний день, которому плевать, будет ли его потом ругать мама. Вода приятно окутывает его тело, ласкает кожу. Как и всегда. Эвен счастлив, лишь когда он погружается в неё, в воду. Он обретает свободу, возможность быть собой, лишь когда он не может дышать. Это одновременно пугает и бодрит. Когда он наконец выныривает на поверхность, Исак хмурит брови, потому что ему явно не пришлась по душе выходка Эвена. Они держатся на воде рядом друг с другом, но Исак — на безопасном расстоянии. — Ты просто ребёнок, — говорит он. — И что в этом плохого? — улыбается Эвен. — Дети обычно импульсивны и ненадёжны. А это совсем не то, что мне сейчас нужно. — А что тебе сейчас нужно? — повторяет Эвен, и его улыбка меркнет. — Ты думал, я призвал тебя сюда, чтобы подружиться, обсуждая радости купания в одежде и посещение общественных туалетов? — Окей. Во-первых, ты меня не призывал. — Вообще-то именно это я и сделал. — Ладно, — вздыхает Эвен, подплывая ближе. — Во-вторых, что ты сказал администрации, чтобы они позволили тебе плавать в одежде? — Я сказал, что мой врач Эдвард рекомендует мне плавать и что у меня болит кожа от всех химикатов. Поэтому они могут оказать мне услугу, используя меньше химикатов и таким образом увеличивая свои расходы, или могут разрешить мне плавать в одежде. — То есть ты хочешь сказать, что соврал, — делает вывод Эвен и думает, как это любопытно, что его врача тоже зовут Эдвард. Однако он не говорит об этом. Он пока не хочет, чтобы Исак знал о его биполярном расстройстве. — Зависит от того, что ты подразумеваешь под враньём, — пожимает плечами Исак, отплывая подальше. — Э-э-э, говорить неправду? — А что вообще такое правда? — Ох, ну начинается, — смеётся Эвен. — Что? Я серьёзно. Ложь — это очень важная тема в философии. У Канта был постоянный стояк, когда он рассуждал об этом. Он был уверен, что враньё — самое ужасное, что может быть, что, с моей точки зрения, несколько пафосно, учитывая, что правда никогда не бывает абсолютной, — Исак пожимает плечами. — Я имею в виду, что химикаты, используемые для бассейна, в итоге действительно вредят, неважно мне или тебе. Так что в этом отношении мои слова не ложь. А некая правда. Я предложил им два варианта, которые не имели никакого отношения к моей правде, но я никогда и не подразумевал, что они к ней относятся. Они пришли к этим причинно-следственным связям самостоятельно. Это как если бы я сказал, что у меня болит голова, поэтому либо купите мне машину, либо разрешите плавать в одежде. Я никогда не подразумевал, что одно из этих решений избавит меня от головной боли, они сделали это предположение сами. Я тут ни при чём. Исак улыбается, а Эвену нужна минута, чтобы переварить весь этот бред. — Возможно, это не ложь. Но ты всё равно их обманул, — возражает он. — К тому же ты… пугаешь. Исак смеётся. — Ну ты мог бы сказать, что я их обманул, если бы моей целью было заставить их прийти к этой причинно-следственной связи. Но ты не можешь доказать, что в этом заключалось моё намерение. К тому же ложная правда, которую я пытаюсь им навязать, может оказаться абсолютной правдой. Кто знает? Может, плавание в одежде действительно защищает мою кожу? Эвен не успевает следить за его рассуждениями, и, вероятно, это заметно по выражению его лица, потому что Исак улыбается, медленно плавая вокруг него. На его лице отражается восторг. — Ты нечасто произносишь такие странные речи, не так ли? — говорит Эвен. — Должен признать, это очень приятно. — Приятно. Хм, — задумывается Эвен. — Откуда мне знать, что ты говоришь правду? — Почему ты думаешь, что это не так? — хмурится Исак. — Потому что ты часто врёшь, — отвечает Эвен. — Например, я знаю, что ты делаешь на уроках. Притворяешься, что тебе интересно, только чтобы разыграть боль в желудке или ещё что-то в этом роде и сбежать. Также я практически убеждён, что речь, которую ты толкнул Арвиду, не слишком-то основана на фактах. Исак снова хмурится. — Ну да, признаю, что я позаимствовал часть про гель для душа. Я прочитал это в предисловии к «Философии страха» Ларса Свендсена. Ну да, я никогда не был в самолёте. Но какая разница? Мне же удалось чётко донести мою мысль, разве нет? — Ты никогда не летал на самолёте? — У тебя серьёзная склонность обращать внимание на странные вещи, — дразнит его Исак. — К тому же я настоящий легковоспламеняющийся материал. Как, по-твоему, я могу попасть в самолёт? — Ты что?! — поражённо моргает Эвен. — Видишь? — фыркает Исак. — Вот это была неправда. — Вау, да иди ты! Исак продолжает смеяться. — К тому же, что плохого в том, чтобы обманывать учителей? — спрашивает он, и Эвен удивлён, потому что понимает, что у него нет ответа на этот вопрос. — Плохо то, что ты нечестный. — Да, но какая разница? Учителя получают признание своего авторитета, которого хотят и в котором нуждаются. А я получаю возможность действительно чему-то научиться. Это взаимовыгодная ситуация для всех вовлечённых сторон, — пожимает плечами Исак. — Да, но если ты всё строишь на взаимной выгоде, то все твои отношения в конечном итоге ненастоящие. Ты не можешь по-настоящему подружиться с людьми, если постоянно ими манипулируешь. Ты никогда не получишь подобного признания. Исак фыркает. — Подружиться с людьми, — задумчиво тянет он. — Да. Что в этом плохого? — хмурится Эвен. Внезапно он чувствует сильное раздражение, словно их недавняя словесная перепалка несёт в себе зловещее предзнаменование. — Что у тебя за одержимость, что правильно, а что нет? — парирует Исак. И тут до Эвена наконец доходит, что Исак не хочет дружить, что Исак действительно призвал его. Не потому, что он хотел посмотреть на него в плавках и привести в замешательство историями об остановке сердца на унитазе. Не потому, что он хотел поделиться с ним какой-то философской ерундой. Нет. Просто Исаку что-то нужно. — Тебе что-то нужно, — выдыхает Эвен. — Я знал, что ты умный, Айвин, — улыбается Исак, и Эвен внезапно чувствует себя самым тупым человеком в мире. Меня не так зовут. — История с книгой… Это всё специально, — понимает он. — Ты меня игнорировал. Мне нужно было чем-то привлечь твоё внимание. Нужно было что-то, что заставит тебя среагировать, — Исак пожимает плечами. — «Как умереть», — с горечью произносит Эвен, и ему так больно. Ты мог просто поговорить со мной. — Я слышал о тебе, — тихо говорит Исак, и это заставляет Эвена отплыть от него. Внезапно он не может находиться с ним рядом. Ты имеешь в виду мою попытку самоубийства. — Я слышал, что ты начал работать в центре по предупреждению самоубийств, — голос Исака звучит громче, словно он услышал мысли Эвена. Эвена, который вдруг чувствует себя хрупким и прозрачным, и очень глупым, потому что решил следовать за этим беспощадным парнем, когда именно этого тот и добивался. Когда Исак, вероятно, просчитал все их встречи и отрепетировал эту странную шутку о «посрать в общественном туалете», так же, как Эвен репетирует анекдоты, которые рассказывает матери каждое утро. Потому что Эвен такой же предсказуемый, как и все остальные, потому что Исак, должно быть, уже давно распределил его в нужную категорию. — Чего ты хочешь? — говорит Эвен, чувствуя, как устало сжимается сердце. Он так устал, что все воспринимают его как должное. Он так устал всегда испытывать разочарование, хотя всего лишь хочет обычного человеческого контакта с кем-то. С кем-то, кто не знает его прежнего. С кем-то, кто заявляет, что знает его настоящего. С кем-то, от кого не нужно скрывать, кто он. Тайный. Хранимый в секрете. Исак выглядит на удивление полным сожаления, словно угадал, как сильно ранил Эвена. — Прости, Эвен. Я не хотел лезть не в своё дело и сталкерить тебя, — говорит он, и его щёки снова покраснели, а глаза широко раскрыты. — Всё нормально, — холодно отвечает Эвен, вспоминая, что он делал то же самое, и не заостряя внимания на том, что Исак впервые назвал его по имени. — Чего ты хочешь? — повторяет он. — Я серьёзно, Эвен. Я не хотел тебя расстроить, — настаивает Исак, и в его голосе будто бы слышится мольба. Возможно, это заставило бы Эвена что-то почувствовать, если бы он уже не был научен горьким опытом. — Ничего не получится, если ты будешь расстроен. — Что не получится? — хмурится Эвен, замечая, что они сейчас находятся на самом большом расстоянии друг от друга с момента, как он нырнул в бассейн. — Моя просьба. То, что мне нужно, чтобы ты для меня сделал. Эвен замирает на месте и глубоко дышит через нос. В его мозгу прокручиваются возможные варианты того, о чём его может попросить Исак. Он понимает, что ничего не знает об этом парне кроме того, что он непредсказуемый, уставший, невероятно умный, немного странный, ну и, разумеется, что к нему нельзя прикасаться. Эвен не знает, чего ждать. Поэтому он пристально смотрит на него сквозь мокрые ресницы. Исак выглядит нелепо в тёмно-серой рубашке и чёрных леггинсах (леггинсах!). Его большие зелёные, полные надежды глаза устремлены на Эвена, и он знает, что всё это — часть игры, что Исак может использовать чувства Эвена, чтобы получить желаемое так же, как он проделывает это с учителями, что Исак, вероятно, самый страшный человек, с кем ему приходилось иметь дело. Эвен знает, что ему нужно усмехнуться и уйти из бассейна, и больше никогда с ним не разговаривать. Эвен знает, что это тот самый огонь, которого он отчаянно пытается избегать, которого жаждет не хотеть, погружаясь под воду каждый раз, когда слышит, как тот зовёт его. Эвен знаком с огнём, он знает, как приятно ощущать языки его пламени на коже, знает, как он поглощает всё, что находится рядом. Эвен это знает. Но не может отвести глаза. Огонь смотрит ему прямо в душу, у огня зелёные глаза. — Чего ты хочешь? — повторяет Эвен. — Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне, — выпаливает Исак и мгновенно закрывает рот руками, словно не ожидал, что действительно произнесёт эти слова. И кажется, что он никогда в жизни не произносил их раньше, потому что Эвен замечает дрожь, бегущую по его хрупкому телу, потому что огонь, постоянно ласкающий его щёки, теперь горит ярче. Эвен может лишь неотрывно смотреть на него. — Мне нужно, чтобы ты прикоснулся ко мне, — продолжает Исак, поправляет себя, на этот раз робко, словно обретя источник смелости. Эвен думает, не его ли глаза стали этим источником. Ранимость в голосе Исака — словно он показывает ему часть себя, часть, которую никто не видел раньше, — ошеломляет Эвена. Исак просит его подвергнуть себя опасности, флиртовать с огнём, сжечь себя, просто потому что ему это нужно. Самая постыдная его часть хочет спросить Исака: «Почему я?» Хочет спросить его, что есть в нём такого, что будто бы кричит: «Я не ценю себя и своё тело». Он хватает себя за левое запястье, аккуратно закрытое пластиковыми часами, и думает, видны ли остатки его ненависти к себе, может ли Исак видеть его насквозь, или Эвен просто стал прозрачным. Ему интересно, что заставило Исака выбрать его. Но и на этот раз Исак его опережает. — Я знаю, что ты чувствуешь меня, Эвен. Я тоже тебя чувствую.