Burning for your touch

. Эвен пьян и не помнит, как они оказались здесь, вот так, в чьей-то спальне. Он не знает. Ему всё равно. Он просто шёл по дому, следуя за кудряшками Исака. Или это Исак шёл за ним, Эвен не уверен. Они оба раздражены и пьяны, и сам факт, что Исак напился, выводит Эвена из себя. Ведь это значит, что Исак разрушает стены вокруг себя ради кого-то, что он доверяет кому-то в этом доме, кому-то, но не ему. – Я не знал, что ты такой, – говорит Исак, захлопывая за ними дверь, и Эвену хочется засмеяться от воспоминания о подобном разговоре, уже происходившем раньше. – Какой? – Ну такой. Типа и так, и так, – икает Исак. – И так, и так? – Да. И те, и те. Парни и девушки. Я не знал, – пожимает плечами Исак, снимая с себя зелёный пуховик и вешая его на спинку стула. – Или ты притворялся? – Я не притворяюсь, Исак. Я не такой, как ты. Исак толкает его, и они оба спотыкаются, чуть не падая на кровать. – Иди на хуй! Они стоят посреди комнаты, тяжело дыша и испытывая головокружение, и Эвену невыносимо видеть, как быстро они переходят от нежности друг к другу к этой враждебности. Это внушает ему настоящий ужас. – Я не хочу больше ругаться, – бормочет он, чувствуя, что готов признать поражение. – Ненавижу это. – У тебя нет права решать, когда нам ругаться, а когда нет! – Я никогда… – Ты относишься ко мне, как к куску дерьма, с той ночёвки. Ты не можешь указывать мне не злиться, когда я наконец позволяю себе это делать! – рявкает Исак ему в лицо, и это отрезвляет – внезапно услышать от него кусочек правды. Исак признаёт, что Эвен задел его. Это отрезвляет. Эвен шагает к нему, чтобы, может быть, дотронуться до его плеча, дать ему это, хоть что-то, извиниться, загладить вину. Но Исак вздрагивает и отступает, и в кои-то веки выглядит уязвимым и открытым, и его обычно высокие защитные стены рушатся на глазах. – Исак… – Нет! – Исак снова толкает его. И он в ярости, но не обжигает Эвена. Потом, когда они оба успокоятся, Эвен заговорит об этом. Не злость заставляет Исака обжигать Эвена. Дело не в злости. Эвен тянется к нему в третий раз, и на этот раз всё получается. Он обнимает Исака, и какая-то его часть ждёт боли от ожога, а потом тихо вздыхает, когда ничего не происходит. Он извиняется. У Эвена всё плывёт перед глазами, но он извиняется и крепко обнимает его. – Прости. Я не хотел. Прости. . – Что я сделал? – спрашивает Исак. Они лежат на чьей-то кровати. Эвен на спине, а Исак распластался у него на груди. – Просто скажи, что я сделал. Меня это убивает. – Ты ничего не сделал. – Не ври мне, – предупреждает Исак. – Ты полностью изменился после той ночи. Что я сделал? Эвен садится повыше, и голова Исака скатывается ему на колено. Он ёрзает, пока наконец не вытаскивает из заднего кармана джинсов свою заначку. – Что ты делаешь? – спрашивает Исак, с недоумением глядя на него. – Собираюсь скрутить нам косяк, – отвечает Эвен. – И после этого я тебе всё расскажу. . – Кто такой Юнас? – спрашивает Эвен, когда они раскуривают второй косяк. Голова Исака по-прежнему лежит на его колене, а Эвен всё так же нависает над ним, пропуская пальцы свободной руки сквозь пряди его волос. – Мой лучший друг. А что? – Исак поднимает бровь. – Разве мы это уже не обсуждали? – Ты помнишь? Исак сосредоточенно хмурится, словно пытаясь вспомнить события той ночи. – Значит дело в том, что я что-то сказал. Я что-то сказал? – вздыхает Исак. – Блядь, я сказал что-то о Юнасе?! Эвен кивает. – Что я сказал? – Неважно, – отвечает Эвен. – Не бери в голову. – Для меня важно! – Исак резко садится. – Я рассказал тебе о том, что произошло? Это… Это из-за того, что я его обжёг? Потому что ты наконец понял, что случается, когда кто-то осмеливается слишком приблизиться ко мне? Выражение лица Исака разбивает Эвену сердце. Он решил, что дело в его болезни. Он считает, что Эвен отталкивает его, потому что боится. Но это не так. – Ты мог прикасаться к Юнасу? – прямо спрашивает Эвен, надеясь, что Исак поймёт. – Юнас когда-нибудь прикасался к тебе, не обжигаясь? Исак смотрит так, словно вдруг понимает, о чём он, словно картинка наконец складывается у него в голове. И Эвен не знает, чего хотел, но жалеет, что спросил, в тот момент, когда Исак отвечает. – Да, – говорит он. – Я раньше мог прикасаться к Юнасу. Но больше не могу. То есть ты врал мне. Врал прямо в глаза. Ты заставил меня думать, что я особенный. – Ладно. Он больше не говорит об этом. Они оба не говорят, так как в этот момент начинают ощущать эффект от косяка. . – Что это за девушку ты целовал? – спрашивает Исак. У него осоловелый взгляд, лицо, как всегда, раскрасневшееся, розовые губы приоткрыты. – Это Соня, моя бывшая, – объясняет Эвен. Ему кажется, что он парит в воздухе. Он чувствует себя волшебно. – Как долго у вас продолжалось? – Мы встречались три года. – Вау. – Ага, – улыбается Эвен, гладя Исака по голове и чувствуя, как он урчит. – Ты всегда целуешься со всеми своими бывшими и друзьями, или только когда я смотрю? – Заткнись, – смеётся Эвен, слегка отталкивая его и заставляя засмеяться тоже. – Так что случилось? Почему вы расстались? Эвену бы хотелось рассказать ему, но он не уверен, что сейчас может поделиться этой частью себя. Он не уверен, что Исак не использует это, чтобы сокрушить его. Эвен не может позволить, чтобы его сейчас снова разбили вдребезги. – Она стала слишком меня контролировать, – отвечает он, и это тоже правда. – В каком смысле? – Как ворчливая мамаша. В какой-то момент её стало слишком много. А учитывая, как все остальные постоянно психовали, стоило мне провести весь день, смотря сериалы на Netflix, это стало просто невыносимо. – Почему люди психуют, когда ты смотришь Netflix? – спрашивает Исак, упираясь подбородком в грудь Эвена. – Дело было не в самом Netflix, – смеётся Эвен. – А в том, что я брал день, чтобы передохнуть и ничего не делать, и не вести себя, как самый счастливый парень на этой земле. – Самый счастливый человек на земле? Бедолага. Его жизнь кажется такой утомительной, – Исак улыбается, и сердце Эвена снова замирает. – И не говори, – Эвен улыбается в ответ. – Мне бы хотелось, чтобы у меня мог быть плохой день, чтобы у меня могло быть плохое настроение, и чтобы при этом никто не волновался, не воспринимал это как тревожный знак, сигнализирующий о том, что мне нужна интервенция. Понимаешь? Мне бы хотелось, чтобы постоянное счастье в поведении не было нормой. – О да, норма. Ненавижу нормы. Эвен смеётся. Исак такой милый, когда лежит вот так у него на груди. Очаровательный. – А ты? – спрашивает он. – Какое у тебя самое сокровенное и неосуществимое желание? Эвен ждёт, что Исак пустится в метафизические и экзистенциальные рассуждения о том, что в конечном итоге всё в этом мире несущественно. Он ждёт цитат из Сартра, и Канта, и Монтеня, и Аристотеля, и его любимого Гераклита. Он ждёт, что Исак сейчас прочитает ему лекцию о концепции, которую он раньше никогда не пытался понять. Но Исак не делает этого. Исак просто отвечает: – Почувствовать твоё прикосновение. Ох. Эвен касается рукой его лица, нежно гладит по щеке, очень нежно, несмотря на бурю в собственном сердце. – Я прикасаюсь к тебе сейчас, – шепчет он. – Не так, – тихо бормочет Исак и проводит кончиками пальцем по тыльной стороне руки Эвена, в которой он держит косяк. Эвен испытывает упоение. – А как тогда? – Ты знаешь, как я вечно поношу людей, которых волнуют такие идиотские вещи, как вечеринки, соцсети, одобрение других и желание быть популярными. Но правда в том, что я просто завидую. Не потому, что я хочу, чтобы меня волновали эти вещи, а потому, что мне бы хотелось, чтобы у меня была такая возможность. Потому что мне бы хотелось, чтобы у меня была возможность переживать о подобных глупостях и просто быть обычным тупым подростком. Но мой разум постоянно ведёт войну с самим собой. И всё, что мне остаётся, – это чувствовать зависть, а иногда ревность. Потому что между ними есть разница, ты в курсе? Многие путают эти понятия. Но зависть – это то, что ты чувствуешь, когда хочешь что-то, что есть у другого, а ревность – это когда ты чувствуешь, что боишься, что кто-то заберёт то, что есть у тебя. У меня мало что есть, так что я редко испытываю ревность, поэтому я бываю так ошеломлён, когда это всё же происходит. Эвен глубоко затягивается и слушает. Он ощущает тяжесть в голове. Он знает, что Исак не перестанет говорить в ближайшее время, что рано или поздно перейдёт к сути. Поэтому сейчас он курит, гладит его по волосам и думает, чувствовал ли Исак когда-нибудь такую же ревность, которая переполняет Эвена, когда он видит его с другими людьми. Похоже, я боюсь тебя потерять? Да? – И когда я ревную, меня это убивает, – продолжает Исак. – Потому что, как говорил Барт о суждении Пруста по этому вопросу, ревнуя, я страдаю четыре раза. То есть сначала я страдаю, потому что вообще ревную, потом – потому что виню себя за то, что ревную. Далее я страдаю, потому что боюсь, что моя ревность может ранить других и заставить меня вести себя в несвойственной мне манере. И наконец я страдаю, потому что позволяю себе опуститься до такого абсурда, до чего-то настолько банального и недостойного меня. Он говорил: «Я страдаю оттого, что исключён, агрессивен, безумен и зауряден». Разве это не сводит с ума? Эвен вздрагивает. – Ненавижу это слово. – Я знаю, – вздыхает Исак. – Но суть в том, что, как бы меня ни раздражало, что я позволяю себе испытывать такие недостойные и бессмысленные чувства, если бы у меня появилась возможность испытать то же, что и другие, я бы не захотел отказываться от этого. Потому что, хотя я не думаю, что моя самая безумная фантазия о том, что кто-нибудь обнимет и поддержит меня на людях, когда-нибудь осуществится, мои менее глобальные и более тупые фантазии, как, например, делать селфи со снапчатовскими фильтрами и курить «паровозиком»* в спальне во время вечеринки, достаточно реальны. – Ты хочешь курить «паровозиком»? – смеётся Эвен. – Вся эта речь была лишь для того, чтобы попросить меня выдохнуть дым тебе в рот, пока мы делаем селфи? – Не надо селфи, – Исак отводит взгляд, внезапно смутившись, словно он уже представлял, как Эвен будет это делать, словно он жалеет о том, что озвучил свою просьбу. – Только курить? Исак кивает. Он выглядит так очаровательно, лёжа у Эвена на коленях и прося выдохнуть сигаретный дым ему в рот, ему в лёгкие. – Ты полон сюрпризов, – улыбается Эвен. – Я не буду умолять. – О, разве это не было бы приятно? Исак уже готов оттолкнуть его и закатить истерику, когда Эвен делает глубокую затяжку и наклоняется к нему, останавливаясь в паре сантиметров от его лица, и огонь между ними невозможно унять. Исак, кажется, забыл о своей просьбе, потому что он замирает под ним, и глаза его распахиваются шире, и шире, и шире. Эвену не остаётся ничего другого, лишь схватить его за подбородок и, надавив большим пальцем, заставить разомкнуть губы. Прикосновение пробуждает в нём безумие, потому что губы Исака под его пальцем такие мягкие, мягкие, мягкие. Эвену приходится сконцентрироваться на том, чтобы не подавиться дымом. Но Исак делает именно это. Как только Эвен выдыхает дым ему в рот и отстраняется, Исак мгновенно закашливается. Однако Эвен не даёт ему времени, чтобы прийти в себя, потому что его кровь звенит, пальцы зудят, а губы до безумия снова хотят оказаться так же близко, чтобы ещё раз испытать эту иллюзию прикосновения. Эвен делает затяжку, наклоняется вниз, и на этот раз Исак встречает его с открытым ртом и закрытыми глазами. Он выгибает спину и хнычет, и его лицо алеет в обрамлении влажных кудряшек. Эвен оставляет палец на нижней губе, мягко надавливая, а иногда постукивая, наблюдая за тем, как он тает. Исак стонет, и Эвену нельзя терять концентрацию. Это одна из фантазий Исака, и он сделает её реальностью. Он доведёт его до сумасшествия. Он сделает всё, чтобы результат не разочаровал. Руки Исака оказываются в волосах Эвена, пальцы запутываются в растрёпанных прядях, и Эвену жарко, так жарко. Ему больно дышать. Эвен не уверен, что на этот раз вообще втянул в себя дым, косяк скурен, остатки брошены в стаканчик с кофе. Эвен сейчас может предложить лишь огонь в своих лёгких, и это заставляет его волноваться. Но Исак с благодарностью принимает его, открыв рот, вдыхает горячий воздух между ними и прижимается лбом ко лбу. Ещё пара сантиметров, и они бы поцеловались. Но они не закрывают это пространство. Они вдыхают воздух друг друга, и Исак высовывает язык, словно хочет облизнуться. У Эвена плавится мозг. Исак проводит языком по его большому пальцу, и Эвен теряет контроль над собой. Вот голова Исака лежит на его коленях, а в следующее мгновение Эвен уже сидит на нём верхом и не может оторвать глаз от полоски кожи, открывшейся теперь, когда рубашка задралась на животе. – Как? – задыхается Эвен, блуждая взглядом по лицу Исака, по его милому раскрасневшемуся лицу, горящему под его ладонью. – Ты сказал, что хочешь почувствовать моё прикосновение. Но «не так». Как ты хочешь? Скажи мне. – Эвен… – Исак дёргает бёдрами и закрывает глаза. – Чего ты хочешь? Скажи. Исак выгибает спину, обхватывая ладонями лицо Эвена. И он восхитителен сейчас. Он такой красивый, такой необузданный. – Пожалуйста… Эвен кладёт руку на его пах, накрывает ладонью ткань джинсов спереди и замирает, чтобы посмотреть на реакцию. Эвен видит её и слышит. Исак стонет так, словно никогда не испытывал удовольствия раньше, словно только что впервые вступает на неизведанную раньше территорию. Его лицо, его стоны, его губы, его изогнутая спина. Всё в нём чрезмерно. У Эвена всё плывёт перед глазами. Он убирает руку. – Нет! – стонет Исак. – Не останавливайся. Эвен удерживает большой палец на лбу Исака, нежно гладит его, зная, как сильно он ценит эти прикосновения. И невинная мягкость этого жеста так разительно контрастирует с неприличными действиями, которые он совершает другой рукой. Он так и не расстёгивает ширинку на джинсах Исака, так и не вытаскивает ремень. Он осторожно ласкает его через ткань, не забывая о своей цели – об удовольствии Исака. И, как и ожидалось, ему не нужно много времени, особенно учитывая, что бёдра Исака так ни разу и не коснулись матраса, что он постоянно выгибается, не желая терять контакта с его рукой. – Я сейчас… – Кончай, Исак. Всё в порядке. – Эвен… – Исак выстанывает его имя, и Эвен никогда не забудет, как эротично, как идеально оно звучит. Эвен прижимается лбом к его лбу и обнимает Исака во время оргазма, пока его тело дрожит, словно никогда раньше не испытывало такой сильной разрядки. Они оба с трудом могут дышать. Эвен обнимает его и ждёт. Он ждёт стыда, отвращения, раскаяния. Эвен обнимает его и ждёт. Назад пути нет. Он чувствует, как у него разбивается сердце, как вскрываются старые раны. – Всё нормально, Исак. Всё в порядке. Не волнуйся. – Я никогда… Никогда раньше… Я не знаю… Эвен не знает, что имеет в виду Исак. Он никогда раньше не испытывал оргазм? Это невозможно. Или никогда не испытывал его с чьей-то помощью? Эвен не знает, что думать, что говорить или делать. Поэтому он просто обнимает его. Он как раз собирается прижаться губами ко лбу Исака, как вдруг дверь распахивается, и парень с кудрявыми волосами, густыми бровями и синяками на лице, за спиной которого маячит девушка, вваливается в комнату, а потом быстро вылетает оттуда, крича: – Простите! Простите! Блядь! Исак и Эвен откатываются в разные стороны до того, как парень снова открывает дверь и заходит в комнату. – Что за херня?! Исак? Это ты?! – восклицает он, заставляя Эвена сесть перед Исаком и вытянуть руку в попытке заслонить его. Кто это?! – Юнас… – раздаётся сзади тихий голос, и Эвену кажется, что по его телу только что пропустили электрический разряд. Ох. – Исак? Господи. Как это возможно? – Юнас с изумлением смотрит на них, подходя к кровати. – Вы же только что касались друг друга, да? Как? Исак, ты нашёл разгадку? Исак весь сжимается, и на его лице застыл ужас, и Эвен понимает. На джинсах Исака расползается вполне красноречивое мокрое пятно, и он не в состоянии сейчас отвечать на вопросы. – Эй, приятель, ты не мог бы попозже зайти? – говорит Эвен, придвигаясь ближе к Исаку. – Вы можете касаться друг друга?! Тогда это и происходит. Эвен тянется к Исаку и обжигается, его словно ударяет током, так больно. Гораздо больнее, чем в предыдущие разы, когда Исак обжигал его. Пронзительно и резко. Настолько, что Эвен практически вскрикивает. – Блядь! – кричит Исак, осознав, что только что обжёг Эвена. – Блядь, блядь! – Вот дерьмо! – восклицает Юнас. – Видимо, я поторопился. Дай я посмотрю! Эвену кажется, что он бредит. Он по-прежнему обдолбан и сильно возбуждён. Он под кайфом, он расстроен, и Юнас предлагает обработать ожог, которым его только что одарил Исак. Эвен спускается по лестнице с Юнасом, а Исак остаётся в комнате. Он выглядит так, словно его сейчас разорвёт от стыда: кулаки сжаты, лицо раскраснелось, а глаза полны слёз. Эвену больно, но он уверен, что прав. Это стыд. Ты обжигаешь меня, когда тебе стыдно. Дело в стыде. – Кстати, я Юнас. Не думаю, что мы знакомы, – говорит парень, которого Эвен беспричинно ненавидел последние несколько недель и который сейчас обрабатывает его ожог. – Правда, мне бы хотелось, чтобы мы встретились при других обстоятельствах. – Э-э-э… Я Эвен. – О, ты Эвен! Приятно познакомиться, чувак, – говорит он. – Я много о тебе слышал. – Правда? – Да, – улыбается Юнас. – Не напрямую от Исака, но Леа, не затыкаясь, болтала о тебе, когда я заходил в прошлый раз. И Сана тоже тебя упоминала. – Ты знаком с Саной? – Да, мы вместе учимся в Ниссен. Исак был нашим одноклассником до перехода в Бакку. – Ясно. Юнас добрый, и привлекательный, и просто прикольный. Эвен даже больше не ненавидит его. Этот парень не сделал ничего, чтобы вызвать такие негативные чувства. Ревность Эвена, а точнее зависть – потому что Исак не принадлежит ему, чтобы бояться его потерять – ничем не оправдана. Эвен ведёт себя нелепо. И когда к ним в ванную заходит красивая девушка с длинными рыжими волосами и целует Юнаса в губы, Эвен чувствует себя глупо. – Что случилось? – спрашивает она, глядя на руку Эвена. – Исак? Юнас кивает. – Когда Крис сказала, что видела, как ты пошёл в ванную с сексуальным парнем, признаюсь, я не это себе представляла, – хихикает она. – Кстати, я Эва, – она поворачивается к Эвену. – Приятно познакомиться. – Эвен. – Так странно, что Исак здесь, – Юнас обращается к Эве, которая по предположению Эвена является его девушкой. – Поэтому давай сохраним это в секрете. Ладно? Почему это странно? – Окей. Прослежу, чтобы Вильде не узнала, – говорит она, прежде чем выйти из ванной и закрыть за собой дверь. – Такое часто происходит? – спрашивает Юнас Эвена, когда они остаются вдвоём. – Ты практически не среагировал на ожог. Эвен не понимает, о чём именно он спрашивает. – Кстати, круто, что ты делаешь это для него, – продолжает размышлять Юнас, нахмурив брови и сосредоточенно бинтуя поражённую кожу. – Он отказывается находиться в одной комнате со мной после случившегося и не разрешает Сане продолжать. – Продолжать что? – Прикасаться к нему. Эксперименты, которые мы проводили, – отвечает Юнас. Что?! – Сана тоже может прикасаться к Исаку? – Эвен смотрит на Юнаса сверху вниз, с высоты своего роста. – В смысле? – Юнас морщится. – Что ты имеешь в виду под «может»? – У Исака все друзья увлекаются философией или как? – Да не совсем. Но можно сказать, что мы все стали такими, после того как он по-настоящему на неё подсел, – улыбается Юнас. – А теперь объясни, что ты имеешь в виду под «Сана тоже может прикасаться к Исаку»? – Ну… У неё тоже есть связь с ним? Она может дотрагиваться до него, как и ты? Юнас снова хмурит брови, на этот раз недоумённо. – Что ты имеешь в виду под «как и я»? – Ну, видимо, как ты мог. Насколько я понимаю, ты мог дотрагиваться до него, пока недавно что-то не случилось, и ты не утратил эту способность. – О чём ты говоришь? – Теперь Юнас хмурится по-настоящему, явно не понимая, что происходит. – В смысле? – Я не могу прикасаться к Исаку с тех пор, как у него появилась эта болезнь четыре года назад. Никто не может дотрагиваться до него, не обжегшись, с тех пор, – объясняет Юнас. Что? То есть он не родился таким? – Но ты сказал, что вы проводили эксперименты? Какие? Я думал, ты прикасался к нему? – запинается Эвен, совершенно запутавшись. – Да, мы с Саной пытались проводить опыты и разобраться в его состоянии. Мы экспериментировали с разными материалами и слоями, пробовали определить, какие причиняют меньшую боль и срабатывают ли жаропрочные ткани, – отвечает Юнас. – О его заболевании никто ничего не знает, нет прецедентов, никаких исследований. Его мать отказывается отправлять его в какое-то научное учреждение, но он боится, что его могут заставить, когда ему исполнится восемнадцать. Поэтому мы сами пытались проводить опыты. Он прекратил всё, когда один из экспериментов вышел из-под контроля в прошлом году. Но тут Сана говорит мне, что он позволяет какому-то парню по имени Эвен помогать ему, и я просто обязан был с тобой познакомиться. Эвен приваливается к стене, чтобы обдумать слова Юнаса. Исак не родился таким. У Исака развилась болезнь четыре года назад, когда ему было тринадцать. Исак потерял способность к тактильному контакту в тринадцать лет, когда у него начался переходный возраст. Исак не врал ему. У него никогда не было подобной связи. Он мог прикасаться к Юнасу, но это было до того, как он стал таким, как сейчас. Исак потерял чувство осязания. Он его потерял. «Самое ужасное чувство в мире – когда ты теряешь что-то, что должно было быть у тебя всегда. Что-то, что ты всегда воспринимал, как должное». Сердце Эвена болезненно сжимается. Он наконец понимает, в чём признался ему Исак. И вместо того, чтобы утешить его и расспросить, Эвен принял всё это на свой счёт, зациклился на собственных зависти и ревности. Он ещё сильнее оттолкнул Исака, и отдалился от него, и напомнил ему о том, насколько он отличается от всех. Он воздвиг между ними стены и попросил Исака быть его секретом, прикасаться к нему, только когда они наедине. Исак, наверное, был на седьмом небе от счастья, когда появился человек, который наконец мог дотрагиваться до него, а Эвен заставил его этого стыдиться. Эвен превратил это в постыдный секрет. Сердце Эвена болезненно сжимается. . Эвен пытается найти его. Он проталкивается сквозь толпу людей в доме и старается определить его местоположение, следуя за огнём, не покидающим его, за теплом, связывающим их воедино, ведущим навстречу друг другу. Следуй за огнём. Другие люди находят его раньше, и когда Эвен добирается до комнаты, откуда доносится шум, Исака окружают трое рассвирепевших парней. – Какого хуя он здесь делает? – презрительно цедит невысокий светловолосый парень, и Эвен замечает, что на Исаке другие джинсы. Они ему немного велики. Вероятно, он нашёл их в одном из шкафов в доме и решил позаимствовать. В комнату заходят Пенетратор Крис и парень, на лицо которого падает длинная чёлка, не скрывающая, однако, ледяного отстранённого взгляда. Эвен полагает, что дом принадлежит одному из них. – Его пригласил Вильям, – говорит Крис, и Элиас был прав. Он – его правая рука. – Так что расслабьтесь все, ясно? – Расслабьтесь?! Этот подонок обжёг меня в прошлом году, забыли? – снова вступает рассерженный блондин, в то время как Исак натягивает на себя обычную маску холодного безразличия. – Он бы этого не сделал, если бы ты не пытался его наебать, – наконец произносит Вильям. Его голос звучит так же равнодушно. – Я бы на его месте вообще тебя убил. Эвен наблюдает за происходящим. Он концентрируется на Исаке, который выглядит уставшим, но продолжает демонстрировать решительность и стойкость, отказываясь показывать свою уязвимость. Зная его, можно предположить, что это часть какого-то плана, и он пришёл на эту вечеринку, будучи готовым к подобному повороту. Но он выглядит уставшим и разбитым. Он только что обжёг Эвена, прямо после того как он довёл его до оргазма в чьей-то спальне. Их только что застукал его лучший друг. И он пьян и под кайфом. Исак выглядит уставшим, и Эвен не знает, как ему помочь. – В следующий раз я обожгу тебя с другой стороны. Для симметрии, – наконец произносит Исак. – Слышал, ты подумываешь податься в модели. Не хотелось бы лишать тебя такой возможности. – Какого хуя? – стонет парень. Исака загнали в угол, и эти парни пьяны и злы. – А что ты сделаешь? Ударишь меня? На глазах у всех? Люди уже вытащили свои телефоны, – фыркает Исак. – И, кстати, благодаря вам, парни, и дерьму, что вы устроили в прошлом году, меня теперь официально считают инвалидом. Вы знали об этом? Мои родители могут парковаться, где захотят. Очень круто. Но это также означает, что, если вы меня хоть пальцем тронете, это будет расценено как нападение на человека с ограниченными возможностями, и у вас возникнут серьёзные проблемы. Вы же этого не хотите, правда? – Ты грёбаный психопат, – рявкает один из парней. – Круто. Ты закончил? – Исак закатывает глаза. – Нет, не закончил, ты, кусок дерьма! На той неделе у меня должно было быть прослушивание, а вместо этого я из-за тебя оказался в грёбаной больнице. Ты знал, как это важно, и всё равно позаботился о том, чтобы обжечь меня в том месте, где это будет особенно заметно. Ты меня специально подставил! – Я не просил тебя провоцировать меня, Эрик. Ты сам виноват, – пожимает плечами Исак. – Подумай ещё вот о чём. Вполне возможно, что я уберёг тебя от разочарования. Мы все знаем, что ты бы провалил то прослушивание, как и все до него. Ты просто недостаточно талантлив. А я тебе помог. Сэкономил немного времени. Эвен наблюдает, как Исак беззаботно брызжет ядом. Кажется, что ему скучно. И Эвен в ужасе, потому что он так много о нём не знает, не представляет, скольких людей он настроил против себя, скольким причинил боль. – Иди на хуй! – цедит парень, предположительно Эрик. – Ты умрёшь в одиночестве. Ты в курсе? Вся эта показная крутость лишь для того, чтобы скрыть, что ты, блядь, умираешь в душе. Мы все знаем, что ты плачешь, когда приходишь домой, потому что чувствуешь себя таким нежеланным, потому что никто не может дотронуться до тебя. И знаешь что? Никто никогда этого не сделает. Вот так-то. Для тебя никогда ничего не изменится. Тебе удалось изуродовать единственного человека, которому было на тебя не насрать. Неужели ты думаешь, что я позволю тебе заставить меня чувствовать себя дерьмом? Эвен не жестокий человек. Эвен не ввязывается в драки. Он заглушает свою злость и улыбается в тяжёлые времена, пусть даже это убивает его. Эвен не толкает людей, не бьёт их по лицу. Эвен использует слова и мозги. Но это Исак, и Эвен не может контролировать свои импульсы, когда речь заходит об этом мальчишке. Ноги сами несут его вперёд. Он толкает Эрика, отчего тот спотыкается. – Заткнись на хуй! – Эвен даже не узнаёт собственный голос. – Какого хрена?! – Эрик недоумённо смотрит на него. – Ты, блядь, кто вообще? После этого начинается заваруха. Юнас и двое парней бросаются на Эрика и его друзей. Об Эвене забывают. Сана тоже активно участвует в происходящем, а это значит, что и Элиас где-то неподалёку. В общем, полная жесть. Вильям и Крис растаскивают парней в стороны – Вильям с явным раздражением, а Крис с изумлением на лице. Вокруг царит хаос, но Эвену нет дела до драки. Он, не отрываясь, смотрит на Исака. На Исака, которому пришлось переодеться в джинсы, которые ему велики, потому что Эвен заставил его кончить в штаны. На Исака, чьи самые большие страхи только что стали правдой на глазах его прежних одноклассников и старых друзей. На Исака, который никогда не проявляет своих чувств, как обычные люди, но чей язык Эвен наконец начал понимать. На Исака, который стоит сейчас и кажется опустошённым и оцепеневшим, и не может разнимать дерущихся, потому что обожжёт их. На Исака, которому Эвен причинял боль снова и снова последние несколько недель. На Исака, который безропотно принимал это, потому что был благодарен за его прикосновения, соглашаясь на все его условия. Не на людях. Не на людях. Исак. Исак, которого никогда не утешали и не обнимали у всех на виду. Исак – фрик. Исак – фрик. Как я. На вечеринке в Бакке. «Я не думаю, что моя самая безумная фантазия о том, что кто-нибудь обнимет и поддержит меня на людях, когда-нибудь осуществится». Эвен не думает. Просто делает. Он идёт вперёд, пока не оказывается перед Исаком. «Посмотри на меня», – хочет сказать он. Но ему не нужно. Потому что спустя мгновение Исак поднимает на него глаза. Большие, и влажные от слёз, и печальные. – Тебе не нужно было… – начинает он, имея в виду тот факт, что Эвен стал зачинщиком драки. – Я могу с ним справиться. Мне плевать… Эвен улыбается, надеясь, что дрогнувшие уголки губ выражают его чувства. Мне плевать, что у тебя сомнительное прошлое. Мне плевать, что у тебя много врагов. Мне плевать, что ты такой разбитый и ожесточившийся. Мне плевать, что твоё сердце принадлежит другому. Мне плевать, что ты просто используешь меня. Мне плевать, что я ничего для тебя не значу. Но ты значишь что-то для меня. Этого хватит для нас обоих. И, может быть, когда-нибудь я тебя удивлю. Может быть, когда-нибудь ты найдёшь для меня немного места в своём сердце. Может быть. – Эвен, – выдыхает Исак, словно знает, что он собирается сделать. – Не надо… Эвен обхватывает руками спину Исака и притягивает к груди, даря объятье, которого он всегда так жаждал. Огонь полыхает в его сердце, но не в теле. И когда он понимает, что Исак не обжигает его, Эвен прижимает его ещё сильнее и упирается подбородком ему в плечо, гладит руками по спине, утешая. Эвен утешает его. В комнате воцаряется тишина. Хотя, может, это всё происходит лишь в его голове. Эвену всё равно. Единственное, что имеет сейчас значение, – Исак в его объятьях, Исак, не обжигающий его, не отталкивающий его, не пытающийся вырваться. Исак застыл в его руках, словно не может поверить, что это наконец происходит. Словно не знает, что делать и как вести себя, словно ему никогда не приходило в голову подготовиться к подобному, словно вероятность того, что Эвен обнимет его здесь и сейчас на глазах у всех никогда им не рассматривалась. «Ты единственный, кого я не могу разгадать. Единственный». – Мы же на людях, – шепчет Исак ему в шею, и эти слова больше похожи на всхлип. Милый, сладкий всхлип. – Мне плевать. Вместе. Давай будем фриками вместе. Эвен обнимает Исака до тех пор, пока тот не поднимает руки и не обнимает его в ответ.