Звон цепей

- Бедная Мэри, - миссис Троттер, добрая, чрезмерно полная женщина, чьи прелести едва был способен удержать корсет, подсовывала мне булочки под руку. Мы сидели у камина, я наконец был действительно пьян, а она вела себя так, будто ничего не произошло. Меня это всецело устраивало. К тому времени едва минуло десять утра, - Малышка всегда была туповата. Зато смеялась звонко и многие любили её. Но Вы не волнуйтесь, милорд, я уверяю Вас: все знают, что Вы тут совершенно не причем. Она как-то загадочно на меня посмотрела. Для простой булочницы она вела себя чересчур нагло – трогала статуэтки, украшавшие камин, подмигивала, посмеивалась и всё подсовывала мне пирожные с яблоком и корицы. - Что Вы имеете в виду, миссис Троттер? - Ничего, мистер Джиллфокс! Я лишь хочу сказать, что никто не станет Вас винить в произошедшем. - А кого, - я поднялся, взявшись дрожащими руками за оголовье кресло, - они будут винить, миссис Троттер? Есть хоть одна живая душа здесь, что объяснит мне, что происходит в этом Богом забытом месте?! - Не поминайте имя Господа всуе, милорд, - раздался негромкий голос моего кучера. Я повернулся к старому-доброму Уилфреду. Никак мой друг услышал мой внутренний крик и принесся мне навыручку! Миссис Троттер поспешно отошла от камина, разглаживая юбку. - Ну что ж, мне пора. Приятно было познакомиться с Вами, мистер Джиллфокс, - улыбнулась она мне, - Надеюсь, это небольшое недоразумение не испортит Ваше впечатление от нашей милой деревеньки. Я сжал губы, чтобы не плюнуть в её спину ругательством. - Милая женщина, - сказал Уилфред. Его голос был вкрадчивый и добрый, и я чуть опустил плечи, расслабляясь, - Как Вы держитесь, мистер Джиллфокс? - Ужасно, - от всего сердца сказал я, - Они даже не стали вызывать полицию. Санитары увезли её тело, слуги плакали, и творится невесть что, мой милый Уилфред. Он положил сухую ладонь мне на плечо, успокаивая. Я почувствовал, что ужас прошедшей ночи снова давит мне на кадык, и поспешил кашлянуть и занять руки этими ужаснейшими пирожными. - Скажите честно, Джонатан, - он заглянул мне в глаза, - Вы снова пьете, верно? Я не успел ответить ему. Снаружи раздался крик. Мы ринулись прочь из этого проклятого дома, и нашли миссис Троттер недалеко от экипажа. Она неловко подвернула ногу, и, очевидно, ужасно испугалась. - Что случилось? – кинулся к ней Уилфред, и я был ему благодарен. Я был ещё не слишком трезв, да и недостаточно крепок собой, чтобы поднять милую булочницу. Она обронила корзину с хлебом. Румяные буханки рассыпались по дороге. - Должно быть, увязла в слякоти, - простонала она, закусывая губу. Она отводила глаза, но в её взгляде, направленном на особняк за моей спиной, читался страх, - Видимо, придется ещё воспользоваться Вашим гостеприимством, мистер Джиллфокс. - Чувствуйте себя как дома, - ответил я. Мы скоротали неловкий день, дожидаясь супруга миссис Троттер с работы. Я спустился в подвал за льдом, и ловко соорудил компресс для пострадавшей лодыжки, убедив рдеющую булочницу в чистоте свои намерений. - Я надеюсь, - улыбнулся я, прощаясь, - Эта маленькая неприятность не испортит Вашего впечатления. Мне это показалось донельзя остроумным. Отпустив Уилфреда и попросив слуг принести мне крепкий чай в кабинет дядюшки – в мой кабинет – я углубился в изучение оставшихся бумаг, изо всех сил стараясь отвлечься от трагичной гибели Мэри. Под стопкой уже просмотренных документов я обнаружил закладную на землю, сложенную вчетверо. Я развернул её – словно в конверте, в ней пряталось древнейшее из писем, что я держал в руках. Я уже не считал, что это шутка, и внимательно изучил содержимое древнего, не побоюсь этого слова, пергамента. Оказалось, что это карта. Подпись на латыни гласила: «Desine sperare qui hic intras» Я ощутил невыразимое беспокойство. Ходы, изображенные на карте, не были мне известны, но я точно знал это причудливой формы помещение. Дядюшка построил погреб в виде буквы «G», своеобразной спиралью вокруг лестницы. Карта определенно изображала подвал моего жилища, и я поспешно спрятал карту, клянясь себе в том, что, чтобы ни стало, я никогда не пойду проверять истинность штрихов на ней. Разумеется, я вскоре передумал. Прошло три ночи. Мой дядюшка был похоронен со всеми почестями, а дела его воли обустроены в лучшем виде. Про милую Мэри не стоило упоминать: её тело забрали родители, убедившие меня в том, что с ней всегда были проблемы, и доброму господину не стоит винить себя хоть в чем-то. Но я всё же дал им достаточно денег, оплатив жалованье Мэри на два месяца вперед, как если бы она была ещё жива и трудилась в моем поместье. К тому времени вернулись домовладелица и дворецкий, Смиты. Миссис Смит готовила, сдабривая пищу таким количеством свиного жира, что вскоре у меня разыгрался гастрит, а дворецкий был стар и прям, как если бы мышцы его спины закостенели. Я понемногу успокаивался. Во снах я бродил по дому, спускался в подвал, где рос виноград и благоухали магнолии. Мыслями всё чаще я возвращался к карте, и, в конце концов, принял решение исследовать её. Возможно, дядюшка скрывал что-то? Вдруг сокровища или лучшие вина были спрятаны в этих маленьких комнатках, прилегающих к коридорчику в виде спирали? Чтобы избежать ночных тревог, я решил спуститься вниз с утра, до этого выпив чаю с миссис Троттер, что заверила меня в своей признательности за помощь с ногой, и теперь надеялась выплатить благодарность бесконечными булочками с корицей. На сей раз я подготовился, предупредил дворецкого, что иду в подвал и вооружился колокольчиком, подсвечником, парой свеч и полным коробком спичек. Не взял с собой разве что провиант. Я обошел весь погреб. Он был затянут паутиной, ужасно холоден, но в целом ничего пугающего из себя не представлял. Я нашел подставки под масляные лампы и само масло, и вскоре в нем стало светло, как днем. В нишах стояли обитые дубом бочонки вина, в причудливых сетчатых, похожих на соты, стойках стояли бутылки, у дальних стен – кислые овощи и сушеные фрукты. Я простучал стены, некоторые из них действительно звучали так, словно за ними были некоторые пустоты, но места, отмеченные на карте, не вызывали у меня подозрений. «Должно быть, это какая-то шутка», - подумал я с облегчением и собрался выбираться отсюда. Я стал взбираться вверх по лестнице, вскинув голову, и замер, заметив нечто совершенно невозможное. Это существо было словно соткано из некой прозрачной субстанции, но я мог рассмотреть и черты лица, и глаза, смотрящие на меня жутким, пробирающим взглядом. Я не мог понять, мужчина это или женщина и, видит Господь, не хотел понимать. Ужас сковал моё тело. Лицо морока словно оказалось распорото пополам. Когда оно захлопнуло дверь передо мной, я понял, что это была ухмылка. Я выронил колокольчик и опустился на ступени, совершенно лишенный сил на крик. Истина вдруг встала передо мной во всей красе. Я совершенно точно сходил с ума. Спустившись вниз за колокольчиком, я совершенно не удивился начертанной на стене надписи, которая гласила: «Desine sperare qui hic intras» Я прикоснулся к записи, подтекающей вниз. Без всяких сомнений: я не мог её пропустить. Без всяких сомнений: это была кровь. Она вдруг начала литься, как будто над головой моей были не трубы, а кровеносные сосуды некоего существа, и в эту самую минуту кто-то вспорол их лёгким движением ножа. Разум мой, отказывающийся испытывать ужас, сделал наиболее добрую ко мне вещь: замкнулся. Я упал без чувств на холодный пол.