Recambio. Обратный счёт

— Останови здесь. Герка послушно притормозил у обочины. Иван всегда преодолевал последние двести-триста метров до родного двора пешком. Вечером там обычно полно народа, да и мать могла случайно увидеть, что он выходит из дорогой машины. Поправка. Из очень дорогой машины. Вопросы, вопросы. Так и спалиться недолго, она ведь мигом догадается, что он вернулся не с занятий, а совсем наоборот, а врать он не приучен, да и не умеет, хоть стреляйся. Вопросы, вопросы… И смолчать не выйдет, и правду не скажешь. Мама — она ведь такая, дотошная. Ухватится за ниточку — и живо весь клубок размотает. Как там Герка говорил только что? «Что с моими яйцами станет, если отец узнаёт?» Ванька не думал, что его личным яйцам угрожает опасность со стороны мамы. Но и радовать её внезапным вотэтоповоротом — определённо плохая идея. Пусть уж лучше оно как-нибудь само рассосётся. У страусов подобная фигня прокатывает со свистом, почему ж ему не понадеяться на безболезненный исход? В том смысле, что… Герка же сказал: семья и всё такое. Возможно, и ему придётся искать варианты для себя: какую-нибудь девчонку, которая согласится быть эдакой китайской ширмой со всякими там сороками, сакурой и парочкой целующихся аистов. Тут он ощутил настолько острый приступ тоски, что его чуть не вытошнило. Однозначно этот момент он будет оттягивать, насколько сил хватит. Да и неизвестную пока, абстрактную девчонку жалко — ну она-то в чём виновата? Он брёл, не замечая никого вокруг — до такой степени его поглотили размышления о недавнем разговоре. Если честно, он плохо себе представлял, как это будет выглядеть на практике. Но, поскольку от неприятных мыслей уже начала побаливать голова, решил, что отложит решение на потом. Завтра — вот универсальное решение большинства проблем. Подойдя к подъезду, он поднял голову и понял, что парад гадостей на сегодня не окончен. Ему показалось, что окно на кухне чуточку приоткрыто, а это могло означать, что мама могла прийти с работы пораньше, и он не успел. Постель… блиии-ин, вот же жопа! Он уже приготовился взлететь по ступенькам и открыл дверь в подъезд, как вдруг тихий оклик заставил его обернуться. Даша сидела на неприметной лавочке под кустом сирени и явно поджидала его. Ветки почти скрывали её от посторонних глаз, но отсюда вид на лавочку открывался прекрасный. Даша сидела чуть ссутулившись, и вся её поза говорила о том, что ей не особо удобно на жёсткой деревянной доске с крохотной спинкой. В мае гигантский куст всегда пышно цвёл белоснежными цветами, опровергая своё название, и он несколько раз в сумерках обламывал ветки для мамы, за что был сперва руган, но затем мать всегда ставила букет в вазу и уносила в свою комнату. Делала вид, что рассержена, но улыбку скрыть всё равно не могла. Сейчас куст давно отцвёл, и лишь неряшливые коричневые кисти напоминали о его былом великолепии. Дашка сидела, обняв себя за плечи, и слабо улыбнулась, когда Ванька подошёл. — Привет. — Привет. Он от всей души надеялся, что под загаром незаметно, как кровь бросилась ему в лицо; воспоминания об их не совсем удачном сексе практически стёрлись, но сейчас выпрыгнули на поверхность с назойливостью, достойной теоремы Пифагора, которую и рад бы забыть, да хрен тебе. Оказывается, никуда эти воспоминания не делись. Иван предпочёл бы, конечно, полностью похерить тот случай, но против воли нет-нет да и возвращался к нему в мыслях по большей части для того, чтобы окончательно укрепиться в своём выборе. И сейчас он и вовсе был не рад этой неожиданной встрече. Но делать нечего, он немного помедлил, потом всё же присел рядом и проронил обязательное в таких случаях «как дела». — Вань. Я тебя жду. Дашка не стала играть в привычный словесный пинг-понг, и он тут же насторожился. Её вид и эта фраза… короче, ничего хорошего от этой встречи ждать не приходилось. — Случилось что? — Вань… я… Дашка сжала кулачки, и Иван только сейчас заметил, что губы у неё не накрашены и чуть дрожат. И уже не на шутку напрягся.  — Даш, ты чего? В самом деле, со дня выпускного, когда произошла ссора Даши с Германом и их бурное расставание, прошло уже достаточно времени, во всяком случае, достаточное для того, чтобы он о девушке не вспоминал. Откровенно говоря, он очень хотел бы, чтобы те события бесследно исчезли из памяти, и бурное и богатое на впечатления лето было ему на руку. Так что сейчас встретить одноклассницу было несколько странно. Это как застывший привет из прошлого. И не сказать чтобы приятный привет. — Вань. — Даша всхлипнула, и тут он уже всерьёз напугался. — Да не тупи, Даш! Скажи, что случилось! — Я… ты, кажется, говорил, что у тебя мама врач? — Ну, не врач, а медсестра. А что? Ты заболела? Дашка слабо улыбнулась. — Ты правда ничего не замечаешь? Ванька отодвинутся от неё подальше и пригляделся. Незагорелое лицо, чуть одутловатое, но в целом обычное, разве что без косметики, так Даша и раньше ею не особо пользовалась. — Нет, — честно признался Иван. Он начал уже понемногу терять терпение, ну что за грёбаное «Угадай мелодию», блин! Тратить время на непонятные игры ему совсем не улыбалось. — А так? — Дашка закусила губу и отлипла от спинки скамейки, одновременно присобрав майку с боков, так что материя натянулась на животе. Ванька ещё несколько секунд безмятежно тупил, прежде чем въехал. — А… О-о… — вырвалось у него нечто вовсе нечленораздельное. — Понимаешь… — Даша продолжала кусать губу, и он с ужасом понял, что девушка делает это скорее всего для того, чтобы не расплакаться. — Понимаешь, срок ставят четыре месяца. — Значит, рожать через… — Он принялся вычислять в уме, просто чтобы занять мозг. — Февраль, да? — Нет, — резко ответила Дашка. И закрыла лицо руками. — Точно четыре? — переспросил Ванька. Не то чтобы он сдрейфил… хотя кого он обманывает? Да он просто со всей дури рухнул в панику! Дашка, не отрывая ладоней от лица, помотала головой и прошептала невнятно, запинаясь и всхлипывая: — Да не парься, Вань. Это… короче, это Геркин. Он меня уломал без презика, а я дура… ведь и подсчитала вроде, и день был безопасный. Ваньке стало и хорошо, и плохо одновременно. Его отпустило мгновенно, и паника сошла на нет, но её место заняло такое чувство безысходности, что захотелось завыть от отчаяния. Свадьба-ребёнок-семья, да? То, что казалось безобидным миражом, дрожащим призраком на горизонте, до которого не доехать, не доплыть в ближайшие лет десять, а то и двадцать — да и есть ли он, этот пугающий мираж, в реале, или он, возможно, так и остался бы призраком? — всё это вдруг подъехало цыганским счастьем и разместилось вплотную, словно кто-то невидимый втопил зум гигантского фотика до упора — здрасьте. Недавний разговор с Геркой внезапно приобрёл пугающе реальные очертания. Он мгновенно похолодел, и даже мысль о том, что это довольно эгоистично, ему в голову пришла не сразу. — А ты зачем мне всё это говоришь? — пробормотал он, окончательно сбитый с толку. Нет, ну в натуре! Если он не причастен ко всему этому… — он даже про себя не мог произнести слово «беременность» — то зачем? Неужели Дашка знает или догадывается о том, что связывает его и Герку? И если да, то откуда? А может, Герка сам ей сказал? Или… чем чёрт не шутит, Лёха? С этого урода станется. — Вань. — Даша отняла руки от лица и уставилась на него покрасневшими глазами. — Я тебя очень прошу. Поговори с мамой. У меня… у меня и деньги есть. Много. — При чём тут это? — Картинка не складывалась в мозгу, хоть убей. Или он и впрямь дурак сегодня? — На таком сроке в консультации не делают, — заморожено объяснила Дашка. — Только по медицинским показаниям. А у меня, как назло, всё нормально. — И? — Ну… может, через твою маму удастся как-нибудь… договориться. — Ты сдурела, что ли? — опешил Иван. Дашка всхлипнула и снова закрыла лицо ладонями. Слёз оказалось так много, что они просачивались между пальцами и капали на майку, оставляя тёмные пятна. — Погоди, погоди, — быстро заговорил он. — Почему ты так сразу? У тебя ж всё нормально? А у ребёнка? — Тоо-же, — прорвалось сквозь глухие беззвучные рыдания. — Значит, нужно не на… аборт идти, а к Герке. Ты ему-то сказала? Сказать это у него получилось не сразу, да и чего это ему стоило… Он выталкивал из себя слова по одному, а они всё сопротивлялись и не хотели, застревали в глотке. Особенно застряло чёртово корявое слово на букву А. Но это оказался единственно правильный выход, и не озвучить его он просто не мог. А если это правильно, то какие могут быть варианты? — Я… Вань. Я звонила, но он трубу не брал. Много раз звонила. Потом вообще в ЧС внёс. Иван молчал. В принципе, это вполне в Геркином стиле. Да что там говорить, разве он сам не поступил так же, когда в отчаянии внёс своего парня в ЧС? Это логичный шаг, если хочешь прекратить общение и если отношения подошли к концу. Однако сейчас… сейчас ситуация иная. Просто критично иная. — Ну а позавчера я решилась и пошла к нему домой. Ванька всполошенно прикинул в уме: позавчера они с раннего утра до позднего вечера тусили вдвоём, так что застать она его не могла ни при каком раскладе. — Но Геры дома не оказалось, — тем временем тихо продолжила Даша. — А дверь открыла его мама. — Руслана Игоревна? — вырвалось у Ваньки непроизвольно. — А ты откуда знаешь? — изумилась Дашка. Она даже всхлипывать перестала. — Ну да. Руслана Игоревна. Она… короче, сначала так ласково — проходи, мол, детка. А потом… — Дашка замолчала, закрыв лицо и глотая слёзы беззвучно, — потом орать начала, что я всё это специально… что из грязи в князи захотела… что залетела от какого-то левого ёбаря, а теперь её сы́начку окрутить решила. Да много ещё чего. В основном матом… Вообще жесть. Короче, я расплакалась. И так нервы на пределе. А она деньги мне сунула и выперла. Ну вот и всё. Дашка прерывисто вздохнула и ненадолго замолчала. Молчал и Ванька. — Пойми, Вань. Мне не к кому пойти. Твоя мама — единственный мой шанс. Деньги есть, она… Руслана эта, много дала. Пожалуйста, поговори, а? — Она в госпитале работает. — Он покачал головой. — Какие там гинекологи, прикинь сама? — Вань, — Дашка почти взмолилась. — У неё же наверняка есть знакомые врачи, подруги, ну пожалуйста! Ты же пойми, мне просто кранты! Мать уже всё подозревает, хотя я и стараюсь ей на глаза не попадаться и майки свободные ношу! Но она всё равно пару раз разговоры заводила, что, если не дай бог я залечу, мигом из дома попрёт. Так, типа для профилактики, говорила, но если поймёт, что и правда… Ох бля… Даша тяжело задышала — похоже, рыдания вновь подступили ей к горлу. Иван же окончательно запаниковал — ещё не хватало, чтобы ей стало плохо. Да и, кстати, глядя со стороны, картина вырисовывалась, мягко говоря, песцовая. Растерянный парень сидит рядом с ревущей беременной девушкой и утешает её. Только олигофрен не соберёт этот нехитрый пазл в стройную картинку. — Ладно. Ладно! Я поговорю! — скороговоркой выпалил он, уже начиная ненавидеть и Дашу, и себя за то, что дал вовлечь себя в это грустное мероприятие. С одной стороны, желание избавиться от ребёнка было ему на руку и вполне отвечало его интересам. Трудно представить их с Геркой будущее, если на горизонте станет маячить непонятный силуэт Даши с ребёнком. А он станет. Ребёнок — это же не игрушка! Он будет расти, развиваться, начнёт ходить и разговаривать, у него будут Геркины глаза… Блядь! Не думать об этом! И как можно скорее развидеть, прямо срочно! С другой стороны, развидеть не получалось. Это ведь живой человек! И он будет расти и развиваться… и дальше по списку. Вот же жопа! Ванька почувствовал, что ещё немного, и у него взорвутся мозги от этих мыслей. — Хорошо. Я поговорю, — немного медленнее произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал ровно, — но я ничего не обещаю. Дашка обрадованно закивала головой и принялась суетливо рыться в сумочке. — Я… сейчас… деньги вот… — Даш. Какие деньги? Эй. На меня смотри! Какие деньги? Я обещал, что поговорю. Никаких гарантий. Ещё ни коня, ни возу. Если получится, то позвоню, тогда и обсудим все детали. Он старался говорить спокойно и размеренно, но подозревал, что получается это у него не особо удачно, и со стороны вполне себе видно, как его трясёт. Куда он ввязывается? На что подписался? Зачем? И почему жизнь не может быть простой и прекрасной, зато всё время подкидывает тебе какое-то говно на лопате? День, который так хорошо начинался, ближе к обеду стал скисать, — тут он вздохнул про себя, вспомнив разговор с Геркой — а после и вовсе скатился в помойную яму. — Я пошёл. — Я тебя здесь подожду, — потерянно сказала Даша. — Нет! — почти крикнул он. Не хватало ещё, чтобы мать случайно выглянула в окно и увидела здесь зарёванную беременную Дашу. — Нет. Иди домой, Даш. Я позвоню. Да матери и дома-то нет. Она позже приходит с работы. Говоря это, он непроизвольно вскинул голову и нашёл взглядом их балкон. Его легко было заметить по россыпи цветов — петуний, кажется, которые мама старательно высаживала каждую весну в прямоугольные горшки вдоль перил. И с упавшим сердцем отметил, что мать-то как раз дома: балконная дверь оказалась открыта, а он ведь прекрасно помнил, что закрывал её, уходя из квартиры. Это могло означать лишь одно — разобранная постель неизбежно попалась ей на глаза, и, блин… он не был уверен, выкинул ли презики, или они там так и валяются на полу. Чёрт. Вот же жопа! В совсем мерзком настроении он попрощался и побрёл к подъезду, на ходу судорожно пытаясь выстроить план предстоящего разговора с мамой. Наивный. Мысли путались и разбредались в разные стороны, и в итоге он махнул рукой и решил, что будет действовать по обстоятельствам.