***
–То есть, Вы переместились в нашу Вселенную… Чтобы «просто отдохнуть»? — не веря своим ушам, Древняя не смогла удержать привычное ей равнодушие и нервно улыбнулась уголками рта. –Именно так, моя дорогая, — с удовольствием выпивая уже десятую чашку чая, Странник удобнее развалился в мягких подушках, продолжая прибывать в сладком «ничегонеделании». Спустя пару дней он уже не выглядел живым трупом, но мертвенная бледность и сам вид оставляли желать лучшего. Восхитительный вкус напитка почти отбил ужасный привкус во рту, а регенерация, собрав остатки тех сил, что остались после перехода, завершила свое дело. Медленно, но верно, восстановив внутренности, кожный покров и срастив кости, оставив напоследок оторванную руку. Первая регенерация в новом мире — самая тяжелая, потом будет легче. По крайней мере, он надеялся на то, что в этой Вселенной будет так. –Но по вашему рассказу, как я могу судить — Странники всегда восстанавливали равновесие в находящихся на их пути мирах. Так почему сейчас, — вопрос остался недосказанным, но Ходящий-по-мирам и так понял его суть. –Душа моя, я и не говорю, что в вашей Вселенной все находится в мире и гармонии, — он лишь слегка пожурил её взглядом, впрочем, не преминув улыбнуться в ту же секунду, когда на лице Верховного чародея застыла маска ужаса. Древняя, за те часы, что провела в обществе Странника, теперь никак не могла пренебречь его словами и пониманием своего истинного предназначения. Потому как он не только рассказал, но и показал ей важность собственной роли, и что будет, если она впредь станет ей пренебрегать. — Пока что у меня нет необходимости вмешиваться. Ваш мир и так неплохо справляется, несмотря на то, что населяющие его люди недавно едва отразили нападение… Как ты их назвала? Читаури? — он отставил чашку на низкий столик, так и не отведя взгляда от её лица. — Ты уже должна была понять, что произошедшее лишь малая часть чего-то намного большего, чем просто попытка завоевать отдаленную Систему с желтой звездой посередине, иначе бы не осталась стоять в стороне, пока чужие пытаются захватить планету, которая находится под Твоей защитой. Если бы кто–то из приближенных к Древней магов увидел её сейчас, то тут же застыл бы на месте, не веря представшему пред ним зрелищу. Плечи несгибаемой и сильной женщины поникли, а остриженная наголо голова, покаянно полу-касалась подбородком собственной груди. Казалось, даже её золотые одежды потускнели под натиском печали и чувством собственного стыда. Впервые за долгие семьсот* лет своей жизни Верховный чародей Земли чувствовала себя настолько подавлено и пристыжено. Её буквально ткнули носом в ошибки и промахи, при этом указав на собственное невежество и нежелание узнать истинную суть происходящего. –Ну, что ты, моя дорогая. Не стоит так печалиться, — несмотря на еще ноющую боль в спине, Странник перегнулся через низкий столик, ласково касаясь её плеча своей единственной рукой. — Ты еще так молода, а эта планета и подавно, по меркам Вселенной, считается младенцем. Ни ты, ни твои предшественники не могли знать всего того, что я только что рассказал, потому как им и раньше некому было об этом поведать. Вселенная сама решает, когда стоит делиться информацией. Возможно, не появись я сейчас, никто бы еще долгие тысячелетия не смог узнать кто такие Стражи и Странники. –Я понимаю, но все это никак не хочет складываться у меня в голове. Стражи, такие как я, защищают подконтрольные им миры, а Странники путешествующие сквозь материю пространство и время, восстанавливают Вселенское равновесие. Я в замешательстве, и теперь, — женщина посмотрела на свои руки, а потом перевела взгляд, наполненный непониманием и страхом в сторону юноши, смотря в его необычные черные глаза с тлеющим алым зрачком внутри. Они были наполнены Знанием и Мудростью тысячелетий, и сейчас с некоторой снисходительностью и пониманием смотрели прямо на нее, — не знаю, что делать и как поступать дальше. –Все просто, — потрепал он её по плечу, вкладывая в это движение собственную поддержку. — Делай, что делала до этого. Не пренебрегай своими ощущениями, вслушивайся в слова окружающих и в свою интуицию, и никогда не ошибешься. Услышав сказанное, и пытаясь понять и принять это, женщина неуверенно кивнула, продолжая смотреть перед собой, и, даже не заметила, как рука исчезла с её плеча, а сам Странник наполнил для себя новую чашку чая.***
–Уже уходите? Не стоит ли задержаться еще ненадолго? — Древняя стояла на пороге Храма, провожая полностью восстановившегося Странника, спустя неделю после его появления на Земле. Всего лишь несколько дней, но Верховный чародей, а теперь еще и Страж Земли, успела привязаться к незнакомому ей высшему существу. Он больше ничего ей не рассказывал — не считал это важным, говоря, что прошлое остается в прошлом, порой даже в другой Вселенной, а здесь у него не было даже собственного настоящего. Но, несмотря на это, всегда отвечал на её вопросы. Помогал разобраться. Понять то, что раньше для неё было только вопросом без ответа, а теперь Смыслом и Знанием. И вот он уходит, а она еще столько не успела спросить. –Не переживай, душа моя, — будто читая её мысли, он улыбнулся. — Я еще как–нибудь зайду к тебе на чай. Это не последняя наша встреча, однако, — он печально вздохнул, подходя ближе и резко хватая воздух перед её лицом, — я вынужден забрать свой образ из твоей памяти. Не волнуйся. При встрече ты узнаешь меня, но до этого даже не пытайся меня найти. Как я уже сказал — я в отпуске, так что не тревожь мое спокойное время. Древняя только и успела моргнуть, как Странник исчез, и больше она не помнила ни его голос, ни внешность. Только сказанные слова и глаза, глубокие черные глаза, с алым зрачком, наполненные ответами на все её незаданные вопросы.***
Все началось с одного фостерного** приюта на окраине Бруклин—Хайтс в 1978 году. В доме, где уже немолодая миссис Хоул, нашла на пороге дома корзинку с ребенком, и небольшой запиской с именем «Айджен». Никто не мог даже и подумать, что высокоорганизованное существо отправит себя в прошлое и запрется в теле младенца на ближайшие восемнадцать лет. Однако, Странник поступил именно так. Сделав себя совершенно беспомощным (Относительно. Хаос бы все равно не позволил навредить собственному дитя), он отдал себя незнакомым людям — простым смертным! Лишив свою оболочку в допуске к памяти и Силе, и став просто обычным ребенком. Первые шесть лет в приюте были относительно спокойными, пока ребенок, подброшенный на его порог, кардинально не начал меняться. Нет, он не стал кожей цвета сливы, у него не выросло шесть рук, и он не метал глазами молнии. Нет. Все было проще и в тоже время во много раз сложнее. В один день, день предполагаемого рождения, когда его нашли на пороге, мальчик упал в обморок как раз посреди импровизированного торжества, а очнулся уже другим. Айджен продолжал улыбаться, как и любой ребенок играл в доступные в приюте игрушки, учился читать, писать первые прописи и в попытках рисовать, пачкал футболки и шорты, изводя все до последнего листа в альбоме. Вот только изменения были. В движениях, голосе и взгляде. Миссис Хоул не могла не признать, что мальчик день ото дня становился все обаятельнее, и был, до ужаса, смышленым малышом. Порой, ставя своими вопросами в тупик даже её, наученную годами женщину. Возможно, именно это и пугало временных опекунов Айджена (до своего восемнадцатилетия Айджен сменил больше сорока шести семей, не задерживаясь ни в одной из них больше чем на полгода). Мальчик, по их мнению, был… ненормальным. О, нет, он вел себя вполне адекватно, никогда не закатывал истерик или чего-то подобного — совсем нет! В их голове никак не могло уложиться его поведение и эмоции, которые он проявлял по отношению к ним. Они не понимали, как он может так открыто улыбаться незнакомым людям. Не понимали его тяги помочь кому-то и того, как вместе со всем этим ребенок еще не сошел с ума с этими вечными переездами и разборками, умея адаптироваться в любых условиях. В остальном же он был практически идеальным: никогда не перечил, хорошо учился в школе, несмотря на частые прогулы, не приносил неприятностей и вел себя примерно и вежливо. Младшие его просто обожали, а сверстники тянулись — Айджен был душой компаний. И неясно, что больше порой пугало — его идеальность или странность, потому что вместе все это складывалось в нечто неясное и порой даже жуткое, но так думали только сами опекуны. Но пока взрослые думали об этом, Айжен дожидался, пока всех не сморит сон, накидывал на плечи старую ветровку с широким капюшоном, отданную кем-то в благотворительность приюту, и по тихому выбирался через окно, навстречу ночному городу. Пешком добираясь до Бруклинского моста, останавливаясь на его середине и застывая на несколько часов, благоговейно смотря на огни окружающего его со всех сторон Нью-Йорка. Айджен никак не мог объяснить в себе эту тягу к любованию, казалось бы, обычных огней, но при этом никак не спеша прекратить свои прогулки, несмотря на позднее и довольно опасное время суток. Ему даже нравилось, порой, убегать от полицейских. Скрываться в темных переулках и запрыгивая на пожарные лестницы, с немыслимой для мужчин скоростью забираться на крыши домов, где они никак не могли его достать. Это можно было назвать каждодневным ритуалом. Порой даже, в попытке извиниться (когда была возможность), он приносил кусочки пирога или печенье миссис Хоул, оставшееся после ужина в приюте. Заранее клал перед пожарной лестницей, через которую должен был быть совершен побег, коробку или перевязанной ленточкой пакет, с небольшой запиской «Простите», и был таков. Как итог — мистер Такер, старший сотрудник полиции и уже довольно пожилой мужчина, не желающий покидать свою должность (из упрямства и некоторых поблажек начальства), уж очень часто стал наведываться в их приют под предлогом нравоучительных бесед, и вдова миссис Хоул, кажется, была совсем не против. Когда Айджену исполнилось пятнадцать, он впервые познакомился с «Воронами» — своеобразными жителями крыш, увлекающимися опасными прыжками и трюками — людьми, не боявшимися свернуть себе шею на высоте десятка этажей. Это было так захватывающе, наблюдать за тем, как тело замирает в воздухе при немыслимо широком прыжке, а потом, целое и невредимое (в большинстве случаев), оказывается на другой стороне пропасти. Как Он мог не полюбить нечто подобное? Нечто, дающее свободу и чувство бесконтрольно свободного полета, пусть всего лишь на пару секунд, но какое было счастье знать, что в эти самые мгновения ты совсем не зависишь от мира. Есть только Ты и Небо, и ничего больше. Ничего больше… Тогда он и обрел крылья — буквально. Не прошло и месяца как он присоединился к жителям крыш, совершая такие же сумасшедшие прыжки, а на его спине и предплечьях красовался поистине восхитительный рисунок черных крыльев. Они выглядели настолько реалистично, что, казалось, стоило Айджену повести плечами, напрячь спину, чтобы кожа натянулась на лопатках, как они волшебным образом раскроются, укрыв его от остального мира, а после вознесут высоко в небо. Но этого не происходило, хотя вороны каждый раз замирали в ожидании нечто подобного — уж очень их брат любил высоту. Так сильно Он любил эти мгновения свободы и чувство адреналина в крови, когда ноги отрываются от края, заставляя тело по инерции ненадолго зависнуть в воздухе, будто сама гравитация в тот момент отказалась от тебя, а потом в свободном падении полететь вниз, гадая, успеешь ли коснуться другой стороны пропасти между крыш, или нет, и твое тело разобьется о грязный асфальт, если бы небо посчитало тебя недостойным. Уже ближе к утру он, усталый, но счастливый возвращался в дом приемной семьи (или приют) и позволял себе рухнуть, не раздевшись, на кровать и тут же засыпал, как только голова касалась подушки. Его не беспокоила бессонница, и чувствовал парень себя прекрасно, потому как, когда он понял, что ему от силы нужно лишь несколько часов для отдыха, стал нещадно этим пользоваться. Айджен уже давно понял, что не такой, как все. Его мировоззрение и возможности собственного тела разительно отличались от остальных людей. Удивительно, но Айджен ни разу в собственной жизни не болел. Когда все мучились ветрянкой или лежали, подкошенные очередной волной гриппа, он преспокойно играл на улице, придумывая сам себе занятия, так как взрослым было не до него. Даже когда ему набивали тату и со всей серьезностью обещали, что юноша проваляется в лихорадке несколько дней, он преспокойно шел в школу, не ощущая совершенно никакого дискомфорта. К вечеру первого же дня обнаружил, что застывшая кровяная корка на его спине, кроет под собой совершенно здоровую кожу с яркими линиями основного контура его будущих крыльев. Впрочем, тоже самое происходило с синяками и царапинами, заживающими буквально на глазах в течении нескольких часов. Он понимал, что это действительно ненормально, и потому молчал, никому и никогда не рассказывая об этом. Единственное, что его иногда огорчало, так это невозможность появляться на глаза знакомым, или делать вид, что неважно себя чувствует, когда на их глазах получал серьезные ушибы или ранения, заживающие на нем буквально за час, когда в реальности прошло бы несколько недель, прежде чем нормальный человек окончательно бы поправился. Что ж, это был его выбор, и именно так и жил юноша по имени Айджен до восемнадцати лет, а потом… все изменилось. Незаметно пролетело еще три года. Мальчик вырос, став взрослым самостоятельным юношей. Окончил среднюю школу, и теперь уже как год учился в медицинском колледже, который он мог себе позволить, лишь добившись стипендии и поддавшись слабости к желанию знаний и понятию собственной природы. Мутанты (к коим он себя причислил по незнанию) не были в новинку для этого мира, но раскрываться перед кем бы то ни было, он был не намерен. Даже перед близкими друзьями. Был типичный вечер, как и череда предыдущих, за исключением того, что за последнюю неделю до его дня рождения, когда Айджена мучали головные боли. Они наступали внезапно, и так же быстро проходили, оставляя подростка в непонимании лежать на полу с гулкими ударами сердца в груди и попытках понять, что послужило причиной того, что его голова захотела взорвать сама себя. Айджен даже побоялся выходить из дома, вдруг приступ застанет его прямо по дороге, но Вороны так его ждали, обещая сюрприз на его восемнадцатый день рождения. Как он мог не пойти? Они ждали его на привычном месте. На среднем пролете Бруклинского моста. Дорогие его сердцу люди, будто действительно гордые черные птицы, разместились на железных жилах и перекладинах стальных сетей, совершенно не боясь той пугающей высоты, с которой можно было по неосторожности сорваться прямо в воды необычно бушующей Ист-Ривер. Время уже близилось к полуночи, когда Айджен с широкой улыбкой упал в объятья встречающей его Лелс. Самая общительная и самая добрая душа из тех, что он, когда-либо встречал. Единственная девушка в их «ненормальной» команде, ровесница Айджена. Она первая поздравила его с днем рождения, расцеловав покрывшееся алыми пятнами смущения лицо, и первая подарила ему пусть и скромный подарок в небольшом мешочке, наказанный открыть сразу, как тот вернется домой и никак ни раньше. Потом были близнецы Коуфолк. Такие похожие и в тоже время совершенно разные. Днем — один адвокат, другой инженер механик; ночью — неуловимые и бесстрашные тени, покоряющие новые высоты крыш Нью-Йорка. Именно они и возглавляли группу воронов и собрали всю эту компанию вместе, в желании скрыться от дневной суеты и однообразия. Джеф. Совсем еще мальчишка, еще младше Айджена, когда тот «нашел своё небо». Он вступил к ним совсем недавно и больше походил на нахохлившегося воробушка, чем на взрослую хищную птицу, что не мешало ему «летать» наравне с остальными и быть до ужаса приставучим и неугомонным. Вот уж в ком точно отсутствовало чувство самосохранения. Мальчишка рвался вверх, на неизведанные территории, не слушая наставления старших, чем часто едва не доводил себя до грани, спасаемый в последний момент. И наконец, Оливер. Старший в их группе. О нем было ничего неизвестно кроме его собственного имени. Он никогда не говорил о себе, не ввязывался в разговоры, предпочитая оставаться в стороне, но всегда был рад помочь или выслушать в те немногие моменты, когда помощь действительно была необходима. И потому, его прикосновения, когда широкая ладонь ложится на макушку, взлохмачивая короткие вихры волос, вот как сейчас — Айджен особенно ценил и бережно хранил в собственной памяти. Ничего не предвещало беды. Ничто даже не намекало на скорое проявление Хаоса, грозившее перевернуть его жизнь с ног на голову. Интуиция молчала, а сердце пело, находясь рядом с близкими и самыми дорогими людьми. Пока, как в какой-нибудь страшной сказке, в полночь, мир перед глазами Айджена не закрутился, а боль с новой силой не поселилась в голове. Они еще даже не успели сойти с моста, как полный агонии крик брюнета заглушил все остальные звуки вокруг. Никто не успел понять или даже заметить, как пугающе натянулись стальные жилы, когда по ним пробежали темные сгустки дыма, мгновенно лопаясь и ударяя в стороны, повреждая и остальные части конструкции. Мост пошатнулся, а свет, постоянно освещающий его в это время суток, погас, утянув за собой во тьму ближайшие кварталы Бруклина и Манхэттена. Лелс опала на асфальт сломанной куклой в первую же секунду. Никто бы не смог выжить от прямого попадания стального троса в голову, натянуто под давлением в сотню тонн. Потом упал Джеф, мальчишка ничего толком не успел понять, как острая боль в спине, заставила его опасть на колени, а после погрузиться в темноту. Оливер успел уйти в сторону буквально в последний момент, и только благодаря неожиданности и чуду он не потерял ногу, и трос прошел лишь по касательной, содрав слой кожи до красного волокна мышц. Близнецам удалось отступить в сторону, но каменная крошка скользнула по лицу и открытым участкам шеи. Последний удар пришелся на левое плечо Айджена, уходя глубоко в плоть, ломая ключицу и застревая там, спасая юношу от скорой потери крови. Мир погрузился в тишину. Не было слышно ни шума машин, ни завывания ветра, ни плеска воды. Время как будто замерло в состоянии ужаса и обреченности, нависшего над шестью лежащими на холодном камне неподвижными телами.