её братишка

      Дождь давно закончился, и с крыш слетали остатки капель, разбиваясь о влажный-влажный асфальт, на котором были выемки со скопившейся водой. Там отражался наш мир: высотки, скрывающие снующих туда-сюда людей, словно ограждения, яркие горящие вывески множества магазинов, которые были едва ли не единственными красочными элементами здесь, и серое небо с плавающими тёмными облаками.       Всё давно пропиталось влагой, и лёгкий туман начал укутывать город в своё одеяло. С каждой минутой смеркалось всё быстрее и быстрее, начал вновь накрапывать дождь, и люди на доли секунд поднимали головы и начинали спешить, чтобы укрыться от холодных капель. А девушка так и бродила по улицам скучающего города и упивалась уединением.       — Останься, пожалуйста, — устало прошептала она, присев на корточки перед одной из больших луж, где вода тут же пошла рябью, ведь она задела носочками обуви самые края. Детские слёзы обиды застелили её глаза пеленою и противно защипали. Девушка крепче обняла свои колени руками и усерднее начала вглядываться в плывущее отражение в луже. — Братишка...       Известие о том, что тот планирует переехать в другой город из-за хорошего предложения по работе его девушки, сбило с толку. В душе осело тонким слоем едкое ощущение того, что в спину больно вонзили нож, и в голове единственными мыслями было Из-за неё? Ты бросишь меня из-за её работы? Ты уйдёшь? Ты так можешь?... Вопросы сыпались градом, ранили и не давали думать о чём-либо другом.       — Предатель, — с детской обидой и злостью шептала девушка, шмыгая носом. — Лучше бы остался... или... правильно всё идёт?.. Он должен уехать на самый край света, чтобы глаза мои его больше не видели, и чтобы сердечко больше никогда не сжималось при виде одной его улыбки.       Попрощаемся? Жду в нашем кафе       — У нас даже есть общее кафе воспоминаний, — уныло и тихо проговорила девушка, глядя на короткое сообщение в телефоне. Сердце её больно сжалось, а губы, накрашенные брусничной помадой, задрожали. — Даже кафе... Лишь кафе...

_________

      — Не уезжай! — отчаянно крикнула девушка, уткнувшись в его шею, чтобы скрыть текущие по щекам слёзы. Она часто и отрывисто дышала, сжав слегка влажную от дождя толстовку. От брата веяло приятным парфюмом с перчёными и древесными нотками, который так любила Лана. — Не уезжай ещё немного! Прошу тебя, Стас, останься... Совсем чуть-чуть, совсем немного...       — Что-то случилось, Лана? — его голос был встревоженным и нежным, как никогда раньше. Волнение явно тронуло его душу из-за слёз родной младшей сестры, с которой, к слову, он всегда был добр, но нередко случались и типичнейшие передряги, как и во всякой другой семье. — Хорош, Лан. Хватит тебе плакать, ты же давно не маленькая девочка.       Укор, проскользнувший в словах брата, кольнул и задел самолюбие, и девушка тут же оторвалась от груди близкого человека, взглянув на него серьёзными, полными слёз глазами. Злой прищур, с которым она смотрела, вовсе не сулил ничего хорошего. Она шмыгнула носом и сильнее сощурилась, едва раскрыв губы.       — Когда мы взрослеем, то наши чувства пропадают?! — повышенным тоном горячо спросила Лана. — Что, с возрастом никак нельзя выразить эмоций? Да? Так? Я — живая! С настоящими эмоциями! С неподдельными чувствами! Они вот здесь, в моём сердце!       — Никто и не спросит, солнышко, — улыбнулся со снисходительностью Станислав. В его глазах не было видно и толики издёвки, он искренне недоумевал из-за неожиданного проявления строптивого характера младшей сестры. Он знал, что тот возраст, когда она на ровном месте кричала, хлопала дверьми и плакала навзрыд, давно прошёл, оставив лишь фотокарточки воспоминаний в их памяти, и то, что видел он сейчас, никак не вязалось с выстроившимся образом серьёзной умной сестры, которая была главой школьного совета.       — Скажи, что ты любишь меня, — практически неслышно медленно выговорила Лана, глядя куда-то в сторону пустым уставшим взглядом. Только что рвавшийся крик её души замолк, а эмоции, бушевавшие и сдавливающие грудную клетку, приутихли. Резкая усталость поспешно расползалась по телу, отравляя кровь, текущую быстрыми потоками в венах, артериях, капиллярах.       — Я... люблю тебя, — растерянно и всё с той же детской улыбкой на лице произнесены были эти слова таким давно известным голосом с лёгкой хрипотцой, появившейся из-за раннего знакомства с сигаретами. Она не забудет эту фразу. Никогда. Ни в коем случае. Не забудет. Старший брат прокашлялся и во второй раз повторил уверенно и твёрдо: — Я люблю тебя, Лана.       Внутри начал расцветать целый мир, название которого было «удивительно, что ты услышала хоть что-то похожее на признание». Лана чувствовала, как на старых стенах этого строения, возведённого около трёх лет назад, стали появляться солнечные зайчики, скользящие от одной стороны к другой, а занавесы, ограждающие внутреннее пространство от света, потихоньку сползали, слетая с петель постепенно, одна за другой.       — Ты ведь моя любимая сестрёнка, — продолжил милый сердцу братишка.       Внутри начал рушиться целый мир, название которого было «ты не услышишь этих слов в другом тоне». Лана чувствовала, как на старых стенах этого строения, возведённого около трёх лет назад, стали появляться мелкие трещины, расползающиеся паутиной по всей поверхности, а землю, на которой всё было, начало размывать огромными потоками неоткуда появившейся воды.       — Купи мне, пожалуйста, моего любимого мороженого, — слабо улыбнулась девушка, поправляя короткие взъерошенные жемчужно-русые волосы, рассыпанные непослушно по плечам. Ей с трудом удавалось сдержать слёзы, неприятно щиплющие глаза и заставляющие появиться твёрдый ком в горле, доставляющий ещё более невыносимую боль. — Ты ведь помнишь моё любимое?       — Хм... разве мы не один вкус любим? — беззаботно усмехнулся Стас, слегка приобняв сестру и заставив бешено биться внутри её беззащитное сердце.