Вспомнить все или полюби меня снова

— Сколько пальцев я показываю? — Ты серьезно? — Нет, блин, шучу. Сколько пальцев я показываю? — Ну два, — с раздражением сказал парень. — Слава Богу, — рыжеволосый парень в белом халате устало сел на стул рядом с кроватью и потер виски. — тебя можно выписывать, — констатировал он. — Напомни-ка мне, какой сейчас год? — Джагхед приподнялся на локтях и застонал от боли, шипя и замечая свое отражение в зеркальном шкафу. Ну и вид… Лоб обмотан бинтом, как и левая рука, губы сухие и содранные в кровь, на скуле сдернута кожа. Это еще не самое страшное. Джонс видел не только свои болячки, но и колоссальные изменения во внешности. Волосы черные. Когда он успел перекраситься? Он помнит, как вчера, что они были русыми и прямыми, а сейчас — волнистые и темные, также и все лицо какое-то немного повзрослевшее, что-ли? Только глаза остались все такими же. — 20**, — сказал Арчи. — Что?! — Джагхед дернулся и чуть не снес капельницу, игла которой была в его руке. — Спокойно, — Эндрюс привстал и выставил раскрытые ладони вперед. Джагхед загнанно дышал, сердце билось быстро. Он внезапно вспомнил, как лежал на дороге, запах крови стоял в горле. Тошнило, было больно и холодно. Черт… — Что ты помнишь из того, что делал вчера? — медленно начал Арчи. — Ты был с Рони, мы втроем сидели в Попсе, обсуждая завтрашнюю контрольную. Потом я… — голос Джонса дрожал, он бегал глазами по полу, словно пытаясь найти ответ, но вместо него находил только… ничего? Ничтожное ничего. Он точно помнит, как готовился к контрольной по математике, как разговаривал с Арчи, выходя из школы. Все казалось каким-то больным сном. — Это было три года назад, Джаг. — Это значит, мне сейчас… — Двадцать один, — не дал закончить другу Арчи. Он как-то по-доброму улыбнулся, что Джонсу на мгновение стало легче. — Ты тут работаешь? — Джонс рассматривал парня, его бейджик с фотографией и именем. — Прохожу практику, — пожимает плечами рыжеволосый. — А мы… ты… — Дружим, еще да. Я до сих пор с Рони. — Да я не про это, — хмыкает Джонс. — Но рад слышать. Ты же вроде музыкой хотел заниматься? — В последний момент передумал, кстати, ты мне задал тот же вопрос, когда я подавал документы на поступление. — Да? Не помню. — Память вернется со временем. — Пфф, а где я учусь? — поинтересовался Джагхед. — Ты? Да нигде. После школы ты из дома ушел, связался с местной бандой и… — Арчи увидел, как расширились в удивлении глаза друга и гулко засмеялся, — да шучу я, расслабься. Ты поступил на факультет журналистики, сейчас на последнем курсе. — Да, ладно, — облегченно выдохнул Джонс. Отчасти он рад, что сейчас где-то учится. В старшей школе его часто терзали мысли, куда поступать, кем работать. Он даже немного благодарен судьбе за такую удачу. — В общем, все худшее позади, но тебе необходимо время на восстановление, поэтому будешь находиться под моим контролем. Я выпишу тебе пару табл… — Арчи не успел договорить, как в палату кто-то ворвался. Джонс слабо повернул голову. Перед ним стояла девушка. Длинные светлые локоны, отдающиеся золотом при солнечном свете. Точеная фигурка и приятное лицо, до боли знакомое. Она быстро хлопала ресницами, на которых застыли маленькие капельки слез. Глаза опухшие, красноватые, как и миниатюрный носик. Девушка тихо шмыгала им и дышала сквозь приоткрытые губы. — Ты кто? — голос был небрежным, суховатым. Он не хотел её обижать, само вырвалось. Нижняя губа задрожала, а в груди у Джонса сильно защемило. И это явно не ушиб. — Ты чего, Джагхед? Не узнаешь Бетти?! Бетти. Где-то он уже слышал это имя… неужели это та… зубрилка? Парень осмотрел ее и ничего не вспомнил. В его памяти была только одна Бетти: надоедливая девчушка с параллельного класса, зазнайка, примерная ученица, гордость школы, немного пухленькая, с очками и плохим вкусом в одежде. Совсем не та, которую он знал. Эта девушка была слишком уж милой и красивой? Боже о чём он думает… Следом за Бетти входит еще одна. Черноволосая. Вероника. Эта точно не изменилась. Все такой же высокомерный взгляд, сдавленная улыбка и черные как ночь глаза. — Элизабет, пойдем, я тебе успокоительного дам, — мягко говорит Арчи. — Н-но, — Элизабет смотрит с жалостью на Джонса, который сразу хмурится, чем огорчает еще сильнее. Он ненавидел, когда на него так смотрели, еще с самого детства. Под пристальным взглядом Вероники и Джагхеда, Арчи уводит еле стоящую на ногах Купер. Остановившись в проеме двери, Элизабет кидает на Джонса мимолетный взгляд, тихо вздыхает и выходит под руку с парнем. — Слушай меня внимательно, Джагхед, — после того, как дверь закрылась, Рони села напротив Джонса. Голос ее был строгим, холодным. Как такая вообще может нравится Арчи, недоумевал Джонс. — Элизабет — твоя девушка. — Что? — Не перебивай. После того, как тебя сбила машина, она места себе не находила, только сегодня утром удалось уговорить ее съездить домой и поспать. Я понимаю, тебе сейчас сложно. Ты потерял память, но не смей грубить ей и делать больно. Ты понял? — с нажимом на последние два слова сказала Ви. Джонс, не моргая, слабо кивнул. — Потому что если к тебе вернется память, ты сильно пожалеешь. Теперь Джагхед окончательно думал, что он свихнулся. Сон. Просто глупый сон. Он наверняка скоро проснется. Потому что вот все не может быть так! Зубрилка стала его девушкой. Абсурд! Ему хотелось смеяться и кричать одновременно. Что за… — Возможно, моя память не вернется, что тогда? — низким голосом просипел Джонс, смотря в окно. — Вернется. Ты слишком ее любишь, чтобы так просто забыть, — нашла ответ девушка. Любишь. Повисла тишина. Джагхед думал об Элизабет. Эта настырная, до невозможности бесячая личность — его девушка? Он все помнил, как вчера. Точнее ему казалось, что это было вчера. Они столкнулись в коридоре: Бетти, держа кипу учебников, прижатую к груди, поправляла очки. Он был зол на нее за один случай, когда она выдала их с друзьями учителю, рассказав о прогуле, поэтому, не отдавая отчёт своим действиям, Джонс пошел напролом, специально толкая ее на пол, наступая на очки, а после пиная учебник. Уходя, он слышал позади тихие всхлипы. Ему было все равно, он искренне ненавидел ее. Спустя несколько минут в палату вернулись Арчи и Элизабет. Девушка подняла голову, и их взгляды с Джагхедом столкнулись. Он надеялся что-то почувствовать, смотря в изумрудные светлые глаза, но ничего не произошло, только непонятная тяжесть где-то внутри. — Твоя одежда, — Арчи кивнул на спинку стула, где висела кожаная куртка, белая футболка и черные джинсы, а на полу ботинки. — Я все почистил, поэтому можешь смело надевать. — Спасибо. — Я-я подожду снаружи. Пошли, Рони, — неловко дернула рукой Элизабет и утащила Ви, которая сказала вслед: «Ой, что ты там не видела». Шея Джонса покрылась красными пятнами, да он за всю свою жизнь никогда так себя не чувствовал. Новое чувство вообще никак не воодушевляло, только бесило. Взяв пакет медикаментов, Джагхед вышел из палаты и сразу же уткнулся взглядом в сидящую напротив Элизабет, она резко встала и неуверенно подошла. — Пошли? — аккуратно спросила она. Парень кивнул и уже собрался идти, как его локоть обвила девичья рука. По инерции он грубо скинул ее и буркнул что-то вроде: «Я сам». — П-прости, я просто… — Джагхед даже не догадывался, что под этим жестом скрывалась не только помощь. Он еще слишком далек. — Все в порядке, — нервозно сказал он и поджал губы. Странно это все. Они встречаются. Очень странно. Они сели в такси и ехали в полной тишине, Джагхед смотрел в окно, а Элизабет на него. Джонс не понимал, что именно чувствовал. Страх? Неопределенность? Глупость? Нервозность? Все смешалось, и его просто-напросто мутило от произошедших за три года, но не полностью возродившихся в памяти, событий. Он совершенно не помнил ее, не видел себя в роли ее бойфренда. Даже если представить, все это слишком нелепо и смахивает на второсортный фильмец, где главный герой влюбляется в замухрышку школы. Но про Элизабет нельзя так сказать. Она стройная, без детской припухлости. Черты ее женственные, мягкие и приятные. Джагхеда будто током ударило. Что-то уж слишком часто думает… Машина остановилась возле небольшого светлого домика: он удивился. Элизабет расплатилась с таксистом и вышла из машины, призывая парня тоже покинуть транспорт. Джонс просто стоял и смотрел, долго-долго. — Мы… живем вместе? — Да, — сказала девушка, роясь в сумочке. Видимо, ключи искала. Джонсу выдалось удачное время, чтобы рассмотреть все вокруг. Ворота с бежевым окрасом, по бокам газон, а в углу маленький журчащий фонтанчик с дельфином, у которого изо рта шла вода, напротив стояли качели и цветы, много цветов. Джагхед даже и названий их не знал, также у крыльца было несколько горшков с лилиями. Замок щелкнул, и Купер вошла в дом, зовя Джонса. Она положила сумку на тумбочку. Сняла бежевый тренчкот и повесила на крючок, идя на кухню. Джагхед, завидев дом изнутри, невольно раскрыл рот. Вот это да. Кухня полностью в белых тонах, гостиная с плазмой в пол стены, красный диван и кофейный прозрачный столик. Сколько же все это стоило? — Наша комната на втором этаже, первая ванна на первом, вторая в спальне, — сказала Элизабет и пошла наверх, снимая по пути пиджак. Джонс интуитивно последовал за ней, смотрел вокруг, пока не наткнулся на ее спину, и ниже, ниже. Бледно-розовое платье, чуть ниже колен, полностью обтягивающее ее фигуру. Джонс быстро моргнул и потер шею, пытаясь не пялиться на нее. «Куда ты смотришь?» — Вот, — Бетти открыла дверь и показала спальню. Когда взор упал на кровать, Джонс стал такого же багрового цвета как и постельное белье. Он сглотнул. Это все гормоны. Дыши, Джагхед. Стоит только представить, что у них возможно был секс. Слово «возможно» уже не подходит, потому что за три года он сомневается, что… Джонс тряхнул головой и уставился на Элизабет. Она почувствовала его взгляд на себе, как-то смущенно улыбнулась и пошла вглубь спальни, к шкафу, чтобы достать домашнюю одежду. Джагхед не знал, как ему реагировать на все это. Ее движения такие плавные и мягкие, но вместе с тем перед глазами возникает образ той зазнайки, и в голове просто не укладывается, как это может быть один и тот же человек. Элизабет вытащила из верхнего шкафчика пару темных вещей, положила на стульчик и принялась копаться дальше. — Джагги… Чего? Джагги? Парень сощурился от такого прозвища. Как кличка собачки. — Ты можешь меня так не называть? — раздраженно пробубнил парень. Он не хотел. Правда, не хотел. Видимо, язык за зубами совсем не держался. — Извини. Вот, переоденься, потом обработаем раны, — девушка грустно улыбнулась и закрыла за собой дверь, прижимая свою одежду к груди. Неприятное ощущение. Джонс долго смотрел на закрытую дверь, а потом превозмогая боль от вывиха в левой руке, начал переодеваться. Пока за стеной стояла Элизабет, упираясь спиной в холодное покрытие и прижимая дрожащие пальчики к губам. Он не помнит ее, совсем не помнит. Элизабет аккуратно водила пальцами по поврежденной коже, совсем невесомо надавливая, чтобы не причинить боли. Рука дрожала, пока ее хозяйка боролась с внутренней тревогой, которая не покидала ее с момента аварии. — Слушай, а как мы вообще начали встречаться? — внезапно спросил Джагхед, чуть поворачивая голову. — Ну… ты меня на свидание позвал. — Серьезно?! Да быть такого не может, я наверно совсем с ду… — Джонс прикусил язык, как почувствовал, что теплые поглаживания исчезли, на смену им пришла тишина. Неприятная. — Прости, ляпнул, не подумав, просто мы… ты… — Да, я помню. Мы с тобой не ладили в старшей школе. — Да. — Ложись поспи, завтра начнешь принимать лек-карства, — на последнем слове она запнулась, быстро опустив голову собрала все мази в аптечку и убежала из спальни, тихо прикрывая дверь. Джагхед был уверен, что девушка начала плакать. Доволен? Мудак. Внутренний голос звучал как его собственный, только раздраженный и злой. Словно Джонс, который все помнил, пытался придушить его и вдарить по его итак больной голове да посильнее. Все же ему стоит сдерживать себя. Он уже не тот восемнадцатилетний паренек, думающий только о себе. Всю ночь Джонс ворочался: что-то снилось. Кусок, вырванный из его памяти, словно продолжение вчерашнего дня. Джагхед жался у стены библиотеки, все выжидая кого-то, а когда этот кто-то встал возле стеллажа с книгой, щурясь и ощупывая буквы на ее корешке, он вздохнул и сделал первый шаг. — Эй, — хрипловатый голос, неловкое касание плеча и испуганный взгляд изумрудных глаз напротив. Он застыл на месте. Удивленная девушка часто моргала, не видя, кто именно перед ней стоял, но догадываясь. Сердцу становилось неспокойно и обидно. Она, опустив голову отвернулась и поспешила уйти. — Постой, пожалуйста, — голос парня звучал мягко. Его поступок был подлым, низким. Да, между ними разногласия, но кто так поступает с беззащитной девушкой? Его рука оплела ее запястье, нежное и девичье. Он развернул ее к себе, и сердце перестало биться. Эти глаза не давали ему покоя, большие, такие красивые и теплые, обрамленные густыми ресницами. Как у ангела. Джонс почувствовал неловкость, когда понял, что слишком долго смотрел на нее. Опомнившись, он начал копашиться по карманам брюк, а потом вспомнил, куда дел купленную совсем недавно вещицу, и рукой полез во внутренний карман куртки, вытаскивая оттуда новенькие очки. Он раскрыл их и аккуратно посадил на носик и ушки девушки, которая стояла в оцепенении. — Вот так лучше, правда… — Джаг, Джааг, — парня трясли, а он никак не мог очнуться. Все шептал что-то во сне и корчился от боли. — Проснись, — мягкое прикосновение к мокрому от пота лбу и парень сел, резко раскрывая глаза и медленно поворачивая голову влево. Ему снилась она. Элизабет что-то говорила, а парень просто не слышал ее. Сердце билось в висках, голова набухла. По шее скатывался неприятно щекочущий кожу пот. Ну почему из всех людей, именно ему выпала такая тяжелая доля? Джагхед смотрел на девушку, которая копошилась в аптечке, накладывала мази на его ссадины и синяки, перебинтовывала голову. Внутри он понимал, что все не может быть так. Уж слишком несуразно. Одна его сторона просто кричала, заставляла вспомнить, а другая таила тишину и никак не отзывалась. Пусто. Он не помнит ее. И самое страшное: он ничего к ней не испытывает… Первая неделя была просто… ужасной. Никаким другим словом охарактеризовать Джагхед ее не мог. Да, он обещал быть вежливым, участливым, милым, но все шло наперекосяк. Язык его — враг. Элизабет носилась с ним, как курица с яйцом, иногда даже перегибала палку со своей навязанной заботой. Далеко внутри своей черепной коробки он понимал, что девушка беспокоилась за него, пыталась помочь, а он со своим скверным-прескверным характером все портил, доводил до слез, а потом и сам мучился. И когда он стал таким чувствительным? Одно он понял точно: ему было неприятно видеть ее слезы. Раньше его бесили плаксивые девчонки, но смотря на Купер, он видел что-то большее помимо соленой влаги в ее глазах, что-то душераздирающее и кровоточащее. Элизабет сразу отмахивалась, сбегала в другую комнату, говоря «Извини» или «Я в порядке», а потом он слышал тихие всхлипы в подушку и чувствовал себя последним подонком. Так же не будет всегда, правда? — Как с Элизабет обстоят дела? — Арчи рассматривал его рану на лбу и делал заметки в журнале. Джонс замолчал. Сказать правду? Или соврать… так и так узнает. — Ясно, — не дождавшись ответа, сказал парень. — Просто попытайся понять ее, она беспокоится о тебе… — Я знаю, — фыркнул Джонс и нахмурился, поворачивая голову к окну палаты. — Ты сейчас не понимаешь, но потом, когда… — Когда вернется память, я пожалею? — довольно грубо закончил Джонс. За неделю ему надоело слышать одно и то же, думать об одном и том же. Вот почему все они такие? Он что, поклялся ей в любви до гроба? Ну может быть и пообещал, но факт остается фактом. ОН. НИЧЕГО. НЕ. ПОМНИТ. Арчи понимал, что Джагхеду сложно, но еще сложнее той, что все надеется и ждет, что вернется именно ее парень, скажет, как сильно любит и утешит, а не этот с раздраженным взглядом и непониманием чего от него требуют окружающие. — Знаешь, вы очень сильно любили друг друга. — Это я уже слышал, — саркастично подметил Джагхед. — Ты так сильно любил, что продал свой ноутбук и мотоцикл, чтобы купить ей на день рождение пару затрепанных книг из дорогой коллекции, которые она всегда хотела, и никогда не жалел о своем решении. Снова эта тянущая боль в груди. Джагхед поджал губы и посмотрел на друга, который грустно улыбался, вспоминая теплые деньки — Джонс даже этого не мог сделать. Вернувшись домой, разуваясь на порожке, он мельком приметил фото в рамочке: сначала ему было все равно, но когда он заметил себя, то подошел ближе и взял в руки фото в стеклянном обрамлении. На картинке Элизабет и он. Сидят в обнимку, и смотрят в камеру, правда взгляд Джонса был направлен совсем не на нее, руки его покоились на талии Элизабет, а сама девушка сидела на нем и смеялась, пока он почти губами дотрагивался до ее щеки. Они выглядели счастливыми, а этот его взгляд говорил сам за себя. Он по-настоящему любил ее. В подтверждении своих слов он шел наперекор своей совести, роясь в шкафчиках гостиной, спальни. Везде были фотографии, какие-то письма, хранившие в себе признания о вечности и засохшие девичьи слезы. Он не знал, что с этим делать. Джагхед просто сидел, смотря на многочисленные фотографии и чувствовал себя чертовым разлучником, ведь сейчас совсем не тот Джагхед Джонс находится с Элизабет Купер. Пальцы скользили по фотографии, где был он сам. Словно другой человек. Тихая боль, пришедшая изнутри, начала давить на голову увеличивающимся в громкости писком в ушах. Джагхед упал на колени, судорожно держась за голову и сжимая до белых пятен глаза. Его мутит… — Джагги, скажи это еще раз, — верещал милый голос над самым ухом. — Ну скажи. — Что? — О Боже! — это уже был голос из реальности. — Джаг, тебе плохо?! Прошу, скажи что-нибудь… Парень лежал на ее коленях и еле размыкал глаза, в то время над ним склонялось взволнованное и испуганное лицо Купер. — Тебе снова плохо?! Я позвоню Арчи, подожди, — Элизабет уже отодвигалась от парня, чтобы дотянуться до сумочки, которую выкинула в нескольких метрах от тела Джонса, как рука схватила его, а усталый взгляд вонзился в нее. — Просто… посиди рядом, — Джонс не узнавал свой голос. Он уже ни о чем не хотел думать и вспоминать. Голова опустилась на ее колени, а веки прикрылись сами собой. Проходя сквозь барьер сомнений, девушка опустила свою руку на его голову и медленно зарылась пальчиками в короткие волосы, нежно массируя кожу. Как раньше. Джонс положил руку на ее бедро и тяжело вздохнул. Теплая рука успокаивала взбушевавшееся сердце, оно стучало умеренно, и ему было комфортно, даже находясь на холодном полу. Купер не прекращала своих действий, она грустно улыбалась, смотря на его закрытые глаза, и когда Джонс начал проваливаться в сон, она остановилась, посмотрела в потолок, и изо рта вырвался судорожный вздох. Как же ей было тяжело… Он рядом, совсем близко, но в то же время очень далеко. Просидев две недели дома, Джагхед узнал много фактов о «своей» девушке. Элизабет ходила в тот же универ, на тот же факультет, что и он, подрабатывала в цветочном магазине, а еще ей нравились лилии. Последнее он узнал случайно. Три дня назад — Занеси их в дом, — Джагхед смотрел на парочку лилий у порога. — Зачем? — Они же тебе нравятся, — вырвалось чересчур резко и уверенно. Парень даже сам не понял, что сказал. — Д-да, мне нравятся лилии, — Элизабет смущенно улыбнулась, удерживая горшок в руках и понесла в его дом, мысленно ликуя, в то время как Джагхед сидел на веранде и пытался вспомнить еще больше информации. После того, как швы были уже сняты, а голова не болела при каждом резком движении, с позволения лечащего врача, Джонс пошел в университет. Он постоянно оглядывался, неловко смотрел на людей, которые с ним здоровались, и ничего не мог с собой поделать, потому что не помнил. Много незнакомых коридоров, людей, учителей… — Хэй, Джонс дашь на сегодня свой конспект по философии? — из ниоткуда возник малознакомый парень, примерно его возраста, симпатичной наружности, но больно энергичный. Джагхед завис. Язык в горле застрял, а мысли выветрились из головы. Паренек все ждал и уже натянуто улыбался. — Держи, Сэм, — Элизабет передала свою тетрадь парню, а Джагхед просто стоял и смотрел на нее. — О, спасибо, Бет. Увидимся на паре, ребят, — теперь уже известный Сэм схватил тетрадку и побежал по своим делам. — Ты в порядке? Не помнишь его? Это наш однокурсник… Отчего-то у парня разыгрались желваки, он развернулся и пошел в сторону здания универа. Он чувствовал себя не столько беззащитным, сколько полным придурком. «Если я не помню, это не значит, что я не могу ответить какому-то парню.» Причина его внезапной злости оставалась неясной, он делал тяжелые шаги, сжимая руки в карманах до тех пор, пока его не развернули к себе. Элизабет говорила что-то несуразное, снова извинялась, и, наверное, по привычке потянулась рукой к его голове, но он отпрянул, смотря в сторону, бурча: «все в порядке». Ничего не в порядке. Они дошли до аудитории, Джагхед присел, куда усадила его девушка, и села сама же рядом. Что-то было не так. Да что там… все было не так. Элизабет вытаскивала из сумки тетради, копошилась и неловко поправляла волосы за ухо, чувствуя на себе его взгляд и смущаясь. Все казалось безумно знакомым, чем-то напоминающим дежавю, но сколько бы он не пытался соединить остатки воспоминаний, сорванные куски из ленты последних годов, они ускользали, оставляя после себя немое раздражение и злость. Джагхед хотел, пытался, вот только стоит посмотреть на нее, такую знакомую и покладистую, что внутри все замирает не от каких-то переполняющих его душу чувств, а от их отсутствия. Ответ на немой вопрос слишком прост: Он не любит ее.