Nothing Without You

Самолет шел на снижение, и у Лиама, как обычно, сильно заложило уши. Вообще-то ему всегда нравилось летать на самолете, несмотря на то, что куда приятнее было передвигаться на собственном автомобиле. Отец говорил, что настоящий альфа должен уметь хорошо ходить под парусом, но Лиам придерживался мысли, что нет ничего лучше поездки на машине, когда ветер бьет в лицо, а под капотом свыше ста лошадиных сил. Седлать волны было приятно лишь на доске. Если бы Лиам не сказал родителям Луи, что сопроводит его, они ни за что бы не разрешили им полететь вдвоем на самолете с целой толпой незнакомцев. Во-первых, Джоанна всегда переживала за своего первенца, потому что он не умел держать язык за зубами, а потому легко наживал неприятности. Во-вторых, и это было важнее всего, Луи родился омегой и без сопровождения легко мог попасть в беду, если случится что-то... непредвиденное. «Непредвиденным» в семействе Томлинсонов считалась течка, с которой все было бы в порядке, если бы Луи хоть раз удосужился заполнить специальный календарик, а потом хоть иногда в него заглядывать. Гипотетически Луи все помнил — ведь течка могла сильно осложнить жизнь омеге-парню — но фактически... фактически ему было комфортно. В их компании никто никогда не придавал значения тому, что он омега. Особенно Лиам, а мнение лучшего друга для Луи всегда было в приоритете. К сожалению или к счастью, Лиам прекрасно знал, как с этим справляться, и даже носил с собой таблетки, на случай, если Луи понадобится помощь, поэтому родители позволили им пробыть последние дни на солнечном пляже в компании самых близких друзей. Они учились в той же школе, часто бывали у Томлинсонов и Пейнов на воскресных обедах и заслужили свой лимит доверия, чтобы Луи и Лиам смогли хорошенько оторваться в последние дни лета. Им предстояло вернуться в промозглый и холодный Лондон, отпугивающий своей величиной и сыростью, поэтому Лиам и Луи так сильно уцепились за идею провести последние дни в компании друзей, наслаждаясь крутыми волнами и вкуснейшими коктейлями. У них прошла замечательная вечеринка и остался даже один выходной день на борьбу с похмельем: Луи изо всех сил пытался справиться с головной болью, пока Лиам молча кряхтел рядом с ним с компрессом на голове. На Томлинсона, как на омегу, алкоголь действовал немного сильнее, поэтому Пейну пришлось признать, что он имеет право похныкать. Лиам не был в Лондоне с десяти лет и почти его не помнил. Они не ездили в холодную Англию даже на каникулы, и он успел отвыкнуть от нее. Нет, по-своему Лиам даже скучал, ведь тянет иногда домой, на родину, до щемящей тоски в груди, но потом будни отвлекали его: школа, семья, друзья. Особенно лучший друг. С Луи невозможно было соскучиться, и Лиам все больше забывал о том, как было в родных краях, привыкая к уютному, солнечному теплу. А в родных краях часто шли дожди и, когда самолет снижался, легкий дождик уже накрапывал в окошки. Лиам вдруг вспомнил, как смотрел на ливень из французского окна с красивым плетением, сидя в своей детской комнате и обнимая долговязого жирафа из плюша. Тогда ему было лет семь или восемь, точно Лиам не мог вспомнить, потому что все воспоминания о жизни в Англии были подернуты дымкой, словно в его голову прокрался настоящий Лондонский туман. – Здесь загар быстро сойдет, – пожаловался Луи, разглядывая свою пока еще не очень светлую кожу. Она была приятного оттенка, будто омега и родился загорелым, но лишь один Лиам знал, с каким трудом Луи получил этот красивый загар, часами пытаясь поймать волну, стоя на доске. – Нам не обязательно торчать в Лондоне и на каникулах, – ответил Лиам, коротко улыбнувшись лучшему другу. – Уверен, он лучше, чем мы его запомнили. – Я его вообще не помню, – пожаловался омега, скрестив пальцы. – Помню, как в младшей школе альфы из нашего класса все время приносили мне свои сэндвичи во время завтрака, и учительница без конца ругалась, что они остаются голодными из-за меня. В его голосе, впрочем, можно было различить еле уловимую радость. Луи нравилось, когда за ним ухаживали, но без фанатизма. Как только альфы становились слишком настойчивыми (обычно это начиналось перед течкой или во время гона), Луи сразу жаловался Лиаму, и тогда назойливые ухажеры исчезали из виду очень надолго. Пейн внушал уважение другим альфам и легкий трепет почти всем омегам. Он хорошо разбирался в науке и политике, у него была склонность к языкам и многим видам спорта, в частности сольным. Пожалуй, большинство ребят в прежней школе мечтали оказаться на месте Луи. Лиам ценил своего лучшего друга и всегда защищал от разных напастей, если Луи случалось угодить в неприятности. Но, конечно, были и те, кто подозревал их в отношениях. Обе семьи могли похвастаться хорошей родословной, и для Лиама Луи был бы отличной партией, если бы родители вздумали их поженить. – Ты был единственным омегой-мальчиком в классе, им было интересно, – отстегивая ремни, проговорил Лиам. Оставалось вытащить ручную кладь с раздвижной полки. У Томлинсона была одна сумка с лап топом, а Пейн вообще летел налегке. – А ты был единственным альфой, который не приносил мне свой завтрак, – ответил Луи, любезно принимая сумку из рук Лиама. По его тону легко можно было понять, что предаваться ностальгии омеге очень нравится. – Я уже тогда понял, что ты не в моем вкусе, – весело сказал Лиам. – К тому же мне всегда нравилось арахисовое масло, а у тебя и так была целая гора сэндвичей. Живот уже в десять лет висел над штанами, – мягко поддел он. Это было неправдой. Луи всегда был худым, что не могло не тревожить его родителей. Быть омегой-парнем — довольно непросто. А с такими узкими бедрами могли возникнуть проблемы во время родов. По счастью, Луи еще ни разу не заикнулся о том, что собирается всерьез носить ребенка, и даже ни разу не привел в дом альфу. Кроме Лиама, но ему семейство Томлинсона верило, как себе. Но Луи искренне мечтал об отношениях и даже часто произносил это вслух, когда они с Лиамом говорили по душам. Правда, для начала ему хотелось пристроить Пейна в хорошие руки. Среди омег попадались всякие, и у него не было желания видеть Лиама в компании какого-нибудь афериста или аферистки. Большие деньги, к несчастью, часто привлекали внимание разных проходимцев. Да и среди своих могли встретиться неприятные личности. За себя Луи почти не волновался, все-таки, как омега, он был достаточно хитрым и проницательным, чтобы не спутаться с кем попало, а вот Лиам, который делал для него слишком много, был частым предметом его внутренних переживаний. – Хам, – беззлобно заметил Луи, широко улыбнувшись жемчужно-белыми зубками, и с удовольствием принял руку лучшего друга, чтобы тот помог ему спуститься по трапу. – Я успел заскучать по нашему частному самолету. Он намного удобнее, – заметил Томлинсон. Большая туча заставила его поморщиться, и он нетерпеливо повернул к альфе свое хмурое личико. – Как ты думаешь, за кем прислали машину: за тобой, за мной, за обоими? – Думаю, что машину прислали за тобой, но по пути подбросят меня, – подумав, ответил Лиам, но ошибся. По всей видимости, родители слишком соскучились по нему, поэтому прислали водителя вместо того, чтобы позволить добраться самостоятельно. Так они мягко намекали, что хотят видеть его дома поскорее. Лиам никогда не ссорился с матерью и отцом. Им всегда просто было прийти к взаимопониманию — он был прилежным, не доставлял хлопот, не водил домой сомнительных омег, а они взамен давали ему разные поблажки. Позволяли проводить вечеринки в свое отсутствие и водить собственный автомобиль. После того, как чемоданы были собраны с ленты, Лиам дождался, пока Луи сядет в машину и помашет рукой на прощание, и только потом сам разместился на заднем сиденье. Место за водителем — самое безопасное. Хотя ему больше нравилось водить самому, Лиам не стал возмущаться из-за того, что Джексон заехал за ним. Улицы Лондона были для него чужими и незнакомыми, а телефон почти разрядился, чтобы положиться на навигатор. В средней школе они с Луи грезили о своих собственных мотоциклах и даже собирались вступить «в банду». Точнее, создать эту банду и принимать туда только самых-самых крутых ребят. Правда, к старшим классам это прошло. Водить автомобиль оказалось намного интереснее. Не говоря уже о том, что как раз в это время начали играть гормоны, первая течка, первый гон, и бредить тайными обществами оказалось уже не так интересно. Дождь потихоньку усиливался, но в салоне было тепло и уютно. Джексон не включал радио, потому что Лиаму нравилось ездить в тишине по такой погоде. Иногда приятно было послушать музыку, но сейчас Лиам хотел слышать лишь свои мысли. Телефон коротко завибрировал в руках, привлекая его внимание. Дерзкий Луес: «Такое чувство , будто узнаю дорогу, лол» Лиам улыбнулся, прислонился виском к стеклу. Раньше, чем Луи написал об этом, Лиам подумал, что все вокруг кажется ему знакомым. Улицы, здания, мостовая... он ездил по этим дорогам на машине, катался на велосипеде с друзьями! Лондон бывал солнечным. Лиам вдруг вспомнил, как теплые солнечные лучи заставляли его жмуриться, а он гнал на велике вперед вместе с другими ребятами, ел вкуснейшее клубничное мороженое, пускал мыльные пузыри, и ему было хорошо. Возможно, ему будет так же хорошо и теперь. Ведь он возвращался домой. Особняк был больше, чем Лиам его запомнил, и выглядел строже, чем их вилла. Пейн сразу заметил большой балкон и вспомнил, как в детстве играл на нем с Николой и Рут под присмотром няни и дворецкого. Из детской в него было не попасть: родители считали балкон слишком опасным местом, чтобы давать наследнику возможность самостоятельно гулять там. Поэтому у маленького альфы было в комнате большое французское окно, из которого можно было рассмотреть весь участок до высокого забора. Акации знакомо шелестели, навевая приятные воспоминания о прошлом. Лицевая часть особняка смотрела на сад, но он был пустым, если не считать нескольких деревьев около кирпичной кладки. Снаружи часто устраивали праздники. Лиам вспомнил высокие столы для фуршета, белые скатерти, ледяные скульптуры и маленького себя, играющего с детьми деловых партнеров отца. У него была маленькая машинка, которая ездила почти как настоящая. Альфа с детства любил скорость. Белые стены тоже напоминали о детстве. Их вилла была теплого коричного цвета, а особняк — светлым, как свежее молоко. Лиам никогда не думал, что ему может быть уютно среди высоких белых стен, но они напоминали о том времени, когда он был ребенком. Сразу вспомнилось, как он в первый раз пригласил в гости Луи, и маленький омега, который привык, что все относятся к нему с большим уважением, посетовал, что у Лиама нет конюшни. Они тогда чуть не подрались, но уже через час бегали друг за другом по траве, играя в салочки. Тогда Лиам не думал, что будет дружить с Луи и по сей день, когда они должны были учиться в выпускном классе. Холл остался ровно таким, каким Лиам его и запомнил. Светлые стены кремового оттенка, молдинг в тон, отчего казалось, что каждый край комнаты обрамлен легкой тенью. Дверные проемы украшены лепниной в виде лозы, полы начищены до зеркального блеска, а картины — по большей части пейзажи — висят в специальных углублениях. В центре большой стол и огромная ваза с цветами. Аромат дивный и тоже знакомый. Не такой, как на вилле, там по большей части стояли тропические цветы. Холл не предназначен для ремонта и перестановок. Он — лицо всего дома. И каждый светильник в виде подсвечника, каждая антикварная ваза находились на своем месте. Лиам коснулся рукой лакированной крышки стола, вспоминая, как пытался допрыгнуть до него будучи ребенком. Альфы должны шалить, и отца всегда радовало, когда он бесновался. Лиам позволял себе такое крайне редко. Он уже в детстве смекнул, что за послушание можно получить намного больше. Из-под стрельчатой сегментной арки вынырнула знакомая фигура дворецкого в дорогом костюме, и этого хватило, чтобы Лиам окончательно почувствовал себя как дома. Его лицо расплылось в улыбке, когда он увидел знакомые морщинки и густые брови, хорошенько взятые сединой. Лиам догадывался, что на кухне для него уже готовится молочный коктейль: это была маленькая традиция. Банановый — лучший с дороги. – Ох, Бэрримор! – радостно произнес он, заглядывая в темно-серые глаза дворецкого. – Как дела? – Питер, сэр, – ответил дворецкий, впрочем, отвечая на рукопожатие юного Пейна. Рука дворецкого была теплой и очень ободряющей. В детстве Лиаму везло — Питер позволял походя давать себе пять или даже висеть на шее. Но, как только Лиам вступил в пугающую фазу полового созревания, Питер лишь степенно пожимал ему руку. Как мужчина мужчине. Как альфа альфе. – Я знаю, знаю, – Лиам похлопал Питера по плечам и оглянулся со странным восторгом в сердце. – Нет ли у тебя такого чувства, будто здесь необъяснимо хорошо? – Я целую неделю приводил дом в порядок, сэр, – степенно ответил Питер. Лиам взглянул на него с легкой укоризной. – Ваша мама оставила для Вас проспекты на столе. О Вашей новой частной школе, сэр, – на всякий случай уточнил дворецкий, заметив легкое непонимание на лице подростка. – Между нами: лучше ознакомьтесь со спортивными клубами, это очень обрадует Вашего отца. Лиам улыбнулся. Он не собирался всерьез заниматься спортом, но чтобы порадовать отца вполне можно было записаться в команду. Луи эта новость обрадует даже больше, чем мистера Пейна. Так он сможет сидеть в первом ряду на каждой тренировке и с чистой совестью смотреть на переполненных тестостероном альф. А Лиам еще и подскажет ему, с кем лучше не иметь дело, если что. Сплошные плюсы. – Ох, Лиам, дорогой, – из зала, отливающего нежно-розовым, вышла Карен, и Питер благоразумно отступил, чтобы дать женщине возможность полюбоваться сыном. Лиам сразу же просиял: мать выглядела бесподобно, на ней было платье цвета лосося. – Как я соскучилась! – Мама, – Лиам протянул руки и сразу оказался в крепких материнских объятиях. Карен осыпала его лицо поцелуями. – Следовало вернуться раньше, но уж очень хотелось устроить вечеринку. Я думал, здесь холодно и неуютно, но в Лондоне чудесно, – заявил он, счастливо улыбаясь. – Мне не терпится прогуляться и увидеть новую школу! – У тебя будет такая возможность, – ответила Карен, потрепав сына по волосам. – Мы не виделись всего несколько дней, а ты, кажется, вырос еще на один дюйм. Ну, не делай такое лицо, – сказала женщина, заметив, как Лиам упрямо надул губы. – Ты, должно быть, устал. Поговорим за ужином. – Да, хочу увидеть свою комнату, – кивнул Лиам и, чмокнув Карен в щеку, повернулся к Питеру. – Бэрримор, где находится моя спальня? Питер улыбнулся сквозь бородку.