Nothing Without You

Входя в радиорубку, Зейн испытывал легкое благоговение. Проникнуть в типографию, где трудились работники школьной газеты, было намного проще — она находилась рядом с библиотекой, тесно контактировала с фото-кружком и вообще была открыта для посещений В выпуске школьной газеты иногда одновременно участвовали от трех до пяти учеников, которые нередко брали статьи желающих, а также особенно интересные эссе учеников, в то время как радио-передачу вела одна Алекса, поэтому только она обладала правом находиться в радиорубке. Она же готовила новости, иногда обращаясь за помощью к своей подруге и соратнице. Имени её Зейн даже не знал, но часто видел, как коренастая бета воровато шныряет по школьным коридорам, пытаясь выяснить, чем дышат ученики. Иногда Алекса проводила подкаст с особыми гостями: учителями, которые анонсировали важные события; талантливыми чирлидершами; капитанами школьных команд и просто популярными учениками, чтобы привлечь внимание к школьному радио. Несмотря на то, что Ник был среди тех, о ком знала и нередко говорила вся школа, его в радиорубку не пригласили ни разу. Более того, его фотография висела за креслом Алексы с подписью «Нежелательное лицо номер один». Когда Ник узнал об этом, он повесил фотографию Алексы на кольцо для дартса в типографии, правда, играть в дротики запретил. Алекса и Ник находились в состоянии вечной борьбы за свежие новости, и, наверное, если бы не блог, который Гримшоу вёл так же активно, как плодились кролики, он проигрывал бы намного чаще, но сейчас они шли параллельно, время от времени подстегивая друг к друга к рискованным действиям. Вездесущий Ник много знал об Алексе, но, нельзя было не отметить, что и она обладала информацией, которая могла бы принести Гримшоу много проблем. Ядерные боеголовки были приготовлены, но не приведены в действие, потому что в случае войны досталось бы всем, и они оба прекрасно это понимали. Когда Ник, Луи, Зейн и Лиам предстали перед Алексой, подкаст только-только подошел к концу. Вид у Алексы был довольный — на этой неделе она узнала, что зимний бал могли отменить за недостатком средств, и у неё получилось привлечь внимание к проблеме. Планы спутал Ник, предложивший в утреннем выпуске газеты устроить сбор средств, но Алекса всё равно наслаждалась триумфом — новость она осветила первая, и это прибавило ей необходимые на будущем балу очки. Девушкой Алекса была весьма эффектной, — концы светлых волос красила в малиновый цвет, часто носила вещи, сделанные под кожу, и очень ярко подводила глаза — но всё это меркло на фоне того, как ревностно она относилась к своим внеклассным занятиям. – Здравствуй, Николас, – произнесла альфа, не поднимаясь с кресла, и окинула гостей оценивающим взглядом. – Тебе понадобилось целых три телохранителя, чтобы, наконец, войти в радиорубку. – Чтобы справиться с тобой и меня будет многовато, – ответил Ник, придавая голосу елейные нотки. – Но на сей раз мы пришли с дипломатической миссией. Засмейся Зейн сейчас, момент был бы испорчен и Ник точно никогда бы его не простил, однако Малик держался из последних сил. Он всегда знал, что война школьного радио и школьной газеты до безобразия пафосная, но никогда не представлял, что всё настолько серьезно. Для полноты картины Алексе не хватало только черного кота на коленях, да и Ник только выиграл бы, будь у него с собой плащ. – Неужели? – спросила Алекса и, выдержав паузу, перевела взгляд на Лиама. – Ещё не всех спасли? – Даже не начали, – ответил Пейн, искренне забавляясь ситуацией. Он чувствовал, что Зейн готов засмеяться, поэтому крепко сжал его руку. – Ты, наверное, заметила, что в школе сейчас не спокойно. Казалось, Алекса только и ждала, когда ей скажут нечто подобное. – Сложно не замечать что-то, когда твой профиль — свежие новости, – произнесла она, светясь от удовольствия. – Свежие — это недельной давности? – ехидно спросил Ник и заметно согнулся, потому что Луи больно ущипнул его за локоть. – В общем, я действительно пришел с миром, – сказал Гримшоу, потирая руку. – Для тебя не секрет, что ученики в нашей школе крайне... невежественны. Хоран и его друзья попали в колонию, а в глазах наших одноклассников это не справедливость, а причина злословить в школьных коридорах. Среди этих учеников были и приятели Алексы, поэтому Ник старался тщательно подбирать выражения и говорить мягко, однако ехидство в его голосе было сложно скрыть. Обычно Гримшоу не скупился в выражениях, особенно, если дело касалось каких-то слухов, и сейчас ему было довольно трудно не сорваться на свою обычную манеру разговаривать. Ощущая рядом с собой присутствие Луи, Лиама и Зейна, Ник чувствовал себя спокойнее и мог взвесить каждый свой шаг. – Сплетен действительно много, – кивнула Алекса. – Мы решили начать с малого, – продолжил Ник, сложив руки в замок. – Хотим рассказать ученикам нашей школы, чем мы все отличаемся друг от друга и почему это не плохо. Конечно, хочется сделать основной упор на то, что в нашем закостеневшем обществе считается... неестественным, – произнес он медленно. Зейн видел: для Ника очень тяжело даже озвучивать мысль, что сущность Луи не правильна по своей природе, потому что он совершенно её не разделял. – К сожалению, газета для этого не подходит. Если сделать еженедельную рубрику, её не будут читать из принципа. А вот от радио-эфира никуда не денешься, покуда ты находишься в здании школы, и хоть что-то в мозгах да отложится. К тому же, у тебя безупречная репутация, и, возможно, некоторые ученики захотят тебя послушать. Чего сейчас не скажешь обо мне, ведь это я отправил видео Годдэмну. – Похоже, всё совсем плохо, если ты решил признать, что у меня безупречная репутация, особенно на фоне твоей, – заметила Алекса. Она искренне наслаждалась ситуацией, но Зейн вполне мог её понять. За время учебы Гримшоу выпил у Алексы немало крови, увел из под носа несколько особенно интересных новостей, не говоря уже о том, что сейчас он был среди тех, кто лично делал новости вместо того, чтобы их освещать. – Это ничего не стоит, – сказал Ник, окинув радиорубку взглядом, и задержал глаза на своей фотографии. Старая фотография была взята из ежегодника. Вид у него на ней был наглый и вместе с тем безмятежный. Тот Ник — Ник из прошлого — не осознавал в полной мере, что такое любовь и привязанность. Того Ника волновали только сплетни: он выбалтывал чужие тайны легко, толком не задумываясь, как это повлияет на обсуждаемых им лиц. Сейчас у него были причины действовать осторожно, и, кажется, Ник успел повзрослеть меньше чем за полугодие. – Не буду лукавить и говорить, что дело исключительно в справедливости и что я так бескорыстно хочу помочь учащимся нашей школы. Нет, – честно сказал Ник и перевел взгляд на своего омегу. – Я привел Луи. Это человек, которого я люблю. И я не хочу, чтобы с ним что-то случилось из-за того, что мои одноклассники чего-то не знают или не хотят знать. Я также привел Зейна и Лиама, – добавил он. – Это мои лучшие друзья. Не желаю видеть, как они страдают из-за глупости и невежества других людей. Я пришел к тебе, потому что ты располагаешь более удобным ресурсом. И ещё потому что я думаю, ты лучше других понимаешь, как тяжело быть не такой, как все, и при этом тащить на себе что-то настолько масштабное, как школьное радио. По всей видимости, это был первый раз, когда Ник хвалил школьное радио, потому что найти слова у Алексы получилось не сразу. Зейн хорошо знал взгляд человека, который горячо любит свое дело — Лиам и баскетбол, он сам и рисование. Получить признание своего труда, даже вымученное, было слишком ценно. – То есть, я должна посмотреть на милых котят и растрогаться? – спросила Алекса, рассматривая пришедших к ней ребят. Ник честно кивнул. – Тогда надо было и Гарри привести за компанию, – насмешливо добавила альфа и вдруг уперлась лбом в свою ладонь, пытаясь собраться с мыслями. Очевидно, Гримшоу сбил ей весь настрой, к чему альфа совершенно не привыкла. – Боже, Ник, что ты делаешь с нашим соперничеством? Ладно, – подытожила она. – Считайте, что мой ресурс — это Ваш ресурс. Подготовьте материалы, напишите текст, я его отредактирую, и пустим это дело в эфир в начале следующей недели. Конечно, надо будет посмотреть, как отреагируют ученики — может, меня потом никто и за столик не пустит... – Мы пустим, – быстро сказал Луи, тепло улыбнувшись радиоведущей. Алекса красноречиво фыркнула, как бы намекая, что ей за столом для омег уж точно делать нечего. Правда, вид у неё был несколько тронутый. – С Годдэмном вопрос уладили? – деловито спросила она. – Напишу ему письмо с угрозами, тогда точно не откажет, – насмешливо ответил Ник, открыв дверь, чтобы пропустить вперед друзей. Лиам и Зейн выскользнули первыми, Луи вышел следом за ними, очень довольный, потому что разговор прошел удачно. Гримшоу испытал необходимость поблагодарить давнюю соперницу. – Спасибо, Алекса. Это слишком много для меня значит. – Пожалуйста, – ответила альфа, постукивая пальцами по столу. Она почти позволила Гримшоу выйти за дверь, когда слова сами сорвались с её губ. – Знаешь, Ник, когда я узнала, что ты отправил видео директору, я... была так зла, потому что не сделала это сама. В тот вечер я долго не могла понять, что именно злит меня — то, что я упустила возможность самой сделать новость дня или то, что я побоялась совершить правильный поступок, хотя должна быть заинтересована в нем больше, чем кто бы то ни было в школе. Иногда я спрашиваю себя, а зачем это всё вообще? – спросила Алекса, обводя радиорубку взглядом. – Чтобы рассказывать про день пиццы, про билеты на школьный бал? Эти новости ничего не стоят. И я тоже ничего не стою, потому что не делаю ничего полезного и правильного — только говорю комплименты прогнившим людям в этой пропащей школе, чтобы выглядеть в их глазах лучше. В такие моменты мне хочется уйти из радиорубки и никогда больше не возвращаться, потому что это не то, о чем я на самом деле хочу рассказывать. – Тогда рассказывай, о чем хочешь, а те, кто хотят послушать, обязательно найдутся, – ответил Ник. Ему не хотелось ни смеяться, ни издеваться, когда человек перед ним был настолько откровенен. Видя растерянность в глазах Алексы, он немедленно добавил. – Насчет места за нашим столом мы не шутили. Пока мы учимся в этой школе, есть пудинг в одиночестве тебе не придется. – Если ты пытаешься пробить меня на слезы, у тебя ничего не выйдет — ты скверный журналист, – сказала Алекса и многозначительно указала на дверь. – Выметайся. Ник показал альфе язык и выбежал в коридор, чтобы крепко обнять ждущего снаружи Луи. Лиаму и Зейну объятия тоже достались, хотя и не такие чувственные. Над землей он их тоже не поднимал, но Малик просто и не позволил бы Гримшоу устроить нечто подобное. Настроение у Зейна было прекрасным, несмотря на то, что школьный день выдался насыщенным на события. Обычно после долгого дня ему было необходимо личное время, чтобы всё осмыслить и, возможно, сделать зарисовки, но сегодня Малик чувствовал себя окрыленным. Они с Лиамом планировали провести время вместе, поэтому Зейн не мог дождаться окончания последнего урока. К счастью, мистер Левис в этот раз был доволен их работами, поэтому не стал задерживать учеников и сразу всех отпустил. В школе почти сразу стало тихо. Многие ученики ушли на внеклассные занятия, кому-то пришлось остаться после уроков, футбольная команда заняла зал, чтобы потренироваться, но Лиам, Зейн, Ник и Луи было полностью свободны. В типографии, конечно, всегда были дела, но Ник учился доверять своим товарищам по школьной газете. Получалось с переменным успехом, но Гримшоу старался поменьше волноваться о своем эго. – Какие у кого планы? – спросил Луи по пути на парковку. – Мы с Зейном собирались посидеть в пиццерии, – ответил Лиам, обнимая своего омегу за плечи. Теперь они прикасались намного чаще: то брали друг друга за руки, то закидывали друг на друга ноги или шутливо толкались под столом. Иногда Пейн внезапно обнимал Малика сзади, пытаясь подсмотреть, чем он занят, или Зейн устраивал свою голову на его плече, пока Лиам листал ленту в телефоне. Всё это происходило само собой, и Зейн очень любил эти случайные прикосновения. Ему сразу становилось тепло и спокойно. – Как насчет двойного свидания? – предложил Ник. За последнюю неделю они проводили время вчетвером уже третий раз. Зейн, конечно, любил их посиделки, веселые разговоры и совместные шутки, но желание побыть с Лиамом только вдвоем становилось всё сильнее из раза в раз. Черту они не переходили — пока только целовались, почти доходя до грани, но даже этого сейчас было для Малика достаточно. Он был очень воодушевлен и взволнован, чувствуя, что от близости их практически ничего не отделяет. – Вы что, боитесь оставаться наедине? – насмешливо поинтересовался Зейн. – Вообще-то мы просто очень Вас любим, – ответил Ник, демонстративно закатив глаза. – Не думаю, что мы с Зейном готовы для такого, – весело заметил Пейн. – Но спасибо за откровенность. Вы нам тоже кажетесь весьма привлекательными... – Иди к черту, – засмеялся Луи, ударяя Лиама в плечо. – Увидимся завтра. Или сегодня, если Вы всё-таки захотите заглянуть к Нику. У нас будет вечер байопиков! По лицу Ника стало понятно, что он предпочел бы отсидеть четыре урока у Полковника, чем смотреть хотя бы один байопик, но неподдельное воодушевление в глазах Луи уничтожало все его возражения ещё в зародыше. Гримшоу влюбился окончательно и бесповоротно, что было для Зейна настолько большим сюрпризом — даже смеяться не хотелось. На прощание друзья крепко обнялись — Зейн натянул шапку Луи прямо на глаза и быстро улизнул, пока в него не запустили перчаткой. Лиам еле успел заскочить в машину следом за ним — Томлинсон пообещал учинить им расправу, однако не без удовольствия позволил Гримшоу привести себя в порядок. Ник даже куртку отряхнул от пыли, хотя она была абсолютно чистая. – Разве не странно, что между ними до сих пор ничего не произошло? – спросил Лиам, когда они выехали со школьного двора. – Почему ты думаешь, что не произошло? – поинтересовался Зейн. У него тоже были небольшие сомнения. Встречаться Ник и Луи начали намного раньше, да и в чувствах друг друга были уверены, однако Малик сомневался, что у них был секс. Сейчас, когда Зейну нужен был совет перед течкой, он был бы рад, если бы Луи решил поговорить с ним откровенно на личные темы. Конечно, Малик мог пообщаться со старшей сестрой... пожалуй, ей он мог доверять, и она точно не стала бы над ним смеяться. Но и опыт омеги-парня был бы для него полезен. – Думаю, Луи бы мне рассказал — мы обычно всем делимся друг с другом, – проговорил Лиам задумчиво. – Или это из тех вещей, которыми омега-парень уже не может поделиться с другом-альфой? – Не знаю, у меня не было друга-альфы. Ну, кроме Ника, конечно, но сказать ему что-то, всё равно что устроить рассылку в интернете, – ответил Зейн, вспоминая, как старался держаться от Гримшоу подальше, потому что он везде совал свой нос. – Думаю, Луи переживает, потому что это очень серьезный шаг. На фоне всего, что произошло и происходит, не удивительно, что они не спешат. По-моему, мы из тех подростков, что слишком много на себя берут. – Нам не хватает только собаки и фургона, – заметил Лиам, вызывая у Зейна легкий смех. – А я... мм... не слишком на тебя давлю? – Нет, по-моему ты мог бы давить и интенсивнее, – сказал Зейн, немного растерявшись. Смысл сказанного дошел до Зейна не сразу, и он попытался отвести глаза. В последнее время он слишком часто представлял их близость. Иногда ему даже снились сны, после которых приходилось долго стоять под душем. Не чувствовать его желание Лиам просто не мог. Зейн очень старался держать себя в руках, но иногда так пристально пялился, что это становилось заметным для окружающих. Наверное, в школе уже думали, что у них был секс, потому что иногда, мимолетно целуя Лиама перед тренировкой, Зейн вдруг обнаруживал, что его руки крепко обвивают шею альфы, а сам он прижимается так тесно, что в команде даже начинали посмеиваться. Зейн никогда раньше не чувствовал себя так, даже перед течкой. Его сдерживали подавители и ещё у него никогда не было альфы, которого бы он по-настоящему хотел. – Приму это к сведению, – сказал Лиам, улыбнувшись. – Для меня важно, чтобы ты знал, что я хочу большего. Но я понимаю, что сейчас для тебя это может быть непросто, – произнес он, помолчав. – Ты ведь не говоришь мне, насколько всё серьезно. Что думает твой врач? Каждый раз, когда Лиам спрашивал про доктора Эндрюса, Зейн начинал паниковать. У него не было причин думать, будто Лиам бросит его, если узнает, что с ним что-то не так, однако мысль всё равно появлялась в его голове и заставляла его нервничать. По натуре Малик был личностью склонной к тревогам и надуманным проблемам, но ему меньше всего хотелось быть обузой для любимого человека. – Хорошая новость заключается в том, что хуже не стало, – проговорил он медленно. – Я по-прежнему хорошо вижу и мне не кажется, будто у меня со дня на день откажут почки или печень. Плохая новость: лучше мне тоже не становится. Я знаю, что заслужил это... – Нет, не заслужил. Зейн благодарно улыбнулся. У Лиама удивительным образом получалось растрогать его одной короткой фразой. – Всё ещё страшно боюсь доктора Эндрюса, – честно признался Малик. – Он просит быть с ним откровенным, а мне всё время хочется его обмануть. – Знаешь, у меня в детстве было так же, потому что мой стоматолог запрещал мне есть слишком много конфет, а мы с Луи всё равно таскали их из-под носа у Бэрримора, – сказал Лиам, на секунду отрывая руку от руля, чтобы коснуться ладони Зейна. – У него есть причина сердиться, но и у тебя была причина, чтобы принимать подавители. Может, мне ходить на приемы с тобой? В горле Зейна застрял вопль. Обычно альфы ходили к врачу вместе с омегами, только если планировали семью. Сейчас для этого было слишком рано, но Малик всё равно посчитал это милым и сразу внутренне расслабился. – Спасибо, но доктор Эндрюс и без того всё время шутит на тему того, что у меня появился альфа, – сказал Зейн и с обидой заметил: – Он считает, что такие люди, как я, любят доводить себя до такой степени, что и помогать потом бесполезно, и это просто чудо, что мы с тобой стали встречаться. – Это действительно чудо, потому что ты делал всё, чтобы сбить меня с толку. Я ведь почти смирился с тем, что мне нравится другой альфа, – заметил Лиам. – Ты на самом деле тот ещё засранец. Зейн смущенно засмеялся. На самом деле он только и делал, что старался понравиться Лиаму, хотя и понимал, что это безнадежная затея, потому что Малик представился альфой, и Пейн, по логике вещей, должен был воспринимать его как соперника или друга, а не будущего бойфренда. К счастью, Пейн смотрел сердцем, а не глазами, и у них появился шанс узнать друг друга. Когда они доехали до пиццерии, Зейн уже знатно проголодался. В школе он толком не перекусил, поэтому его желудок жалобно урчал. Лиам тоже был голоден — он сжег слишком много калорий во время тренировки. Пиццерия, которую они выбрали для свидания, была очень уютной. Хозяин заведения оформил стены под кирпич, наполнил зал милыми кожаными диванчиками и выбрал теплое освещение. Обычно Зейн и Лиам сидели за столиком у окошка, чтобы не пропускать заход солнца. С наступлением холодов смеркалось достаточно быстро. – Судя по тому, что ты ни словом не обмолвился о фильме про внеземные формы жизни, который смотрел вчера ночью, он тебе не понравился, – заметил Малик, когда им принесли пиццу. Запеченный сыр так сильно дразнил ноздри, что Зейн даже слегка обжег нёбо, торопясь откусить кусочек. – Помедленней, боже, – произнес Лиам, наблюдая за тем, как Зейн пытается подуть на кусочек у себя во рту. Малик издал какой-то невнятный звук, стараясь проглотить горячий ломтик побыстрее. – Когда я увидел изображение человекоподобного инопланетянина на обложке фильма, я знал, что это манипуляция, но всё равно был немного разочарован по итогу. Это был очередной фильм, рассказывающий о том, что бактерии могут выживать в экстремальных условиях, стало быть, они вполне могут быть во льдах на других планетах и спутниках, и в теории однажды смогут превратиться в существ, похожих на нас, потому что природа всё время выбирает самые удобные формы. А... и ещё там целых двадцать минут рассказывали про изменения количества метана на Марсе и что-то отдаленное напоминающее умершие бактерии. Лиам красноречиво закатил глаза. Это совершенно ничего не доказывало, но каждый раз, когда происходило увеличение количества метана на Марсе, ученые устраивали такие бурные обсуждения, словно они лично видели живые организмы на красной планете и даже имели удовольствие с ними пообщаться. – По-моему давно пора перестать искать жизнь на Марсе и просто попытаться его колонизировать, – сказал Зейн, прожевывая корочку. – Да, он совершенно не пригоден для жизни, но ведь можно послать туда преступников, приговоренных к смертной казни или пожизненному заключению. Снабдим их по максимуму и пусть попробуют выжить там, – добавил он, отпив немного сока. – Не получится — не очень-то жалко, но если всё выйдет, как надо... у нас, как минимум, будет своя колония. – Твою идею уже реализовали. Называется Соединенные Штаты Америки, – усмехнулся Лиам. – Ничего не имею против колоний, но было бы интересно посмотреть на то, как развиваются внеземные формы жизни. Пойдут ли они по нашему пути или откроют свой собственный... А ты в последнее время часто говоришь про колонизацию и терраформирование. Скажи честно, тебя так воодушевил «Марсианин»? – Когда картофельная плантация погибла, я плакал, как ребенок, – сказал Зейн, демонстративно сжимая кулак. – Серьезно, большего горя я в жизни не испытывал. Даже «Король Лев» в детстве так не вывернул меня наизнанку, как этот момент. Зейн даже не преувеличивал. Когда он смотрел фильм в первый раз, судьба картофельной плантации волновала его едва ли не больше, чем персонаж Мэтта Деймона. Если бы фильм свелся к тому, что он стал бы марсианским фермером, Малик и не думал бы жаловаться, уж очень ему приглянулась тема огородничества на другой планете. Тем ужаснее он себя почувствовал, когда урожай был уничтожен. – Это много о тебе говорит, как о человеке, – произнес Лиам, медленно прожевывая пиццу. – Правда? – поинтересовался Зейн. Когда Лиам говорил такие вещи, он весь замирал от его внимания. – Картофельная плантация — плод человеческого труда. Ты понимаешь, как сложно создать что-то, потому что сам вовлечен в создание, – объяснил Лиам и вдруг оживился. – Кстати, я давно не видел твоих рисунков. – Мы это уже обсуждали: ты их и не увидишь, пока у меня не будет обнаженной натуры в твоем лице, – расплылся в улыбке Зейн. На самом деле коллекция рисунков с участием Лиама с каждым днем пополнялась, и альфа хорошо это знал, но Зейн предпочитал не показывать всё сразу. Теперь Малик грезил о небольшой выставке, где мог бы показать Лиама таким, каким только он его видел. Созвездия в глазах, цветочная улыбка, руки, сочетающие в себе изящество и силу. – Мне раздеться прямо сейчас? – уточнил Лиам, демонстративно расстегивая пуговицу рубашки. – Я не против, но мне не нравится, как на тебя смотрят окружающие, – спокойно сказал Зейн, тем не менее, не отрывая внимательный взгляд от шеи Лиама. Он и сам не заметил, как его стопа начала медленно исследовать ногу Пейна. – Что-то должно принадлежать только мне. – Получить это не так сложно, – проговорил Лиам, не меняясь в лице. – Хэй, а это не твоя нога щекочет меня под столом? На секунду Зейн остановился. Он знал, что не должен заходить слишком далеко, но ему уже слишком нравилось чувствовать тепло Лиама. Его тело всегда было таким приятным на ощупь, даже несмотря на то, что джинсы у него оказались плотными. – А ты бы хотел, чтобы это был кто-то другой? – Из кого можно выбирать? – поинтересовался Пейн. Малик немедленно пнул его по колену, заставляя ойкнуть. Разумеется, Лиам шутил, но Зейн среагировал раньше, чем успел это осознать. Несмотря на то, что ему досталось, Пейн выглядел довольным, и даже ногу потирал, почти не морщась. – Начинаю входить во вкус, – заметил Зейн, возвращаясь к пицце. Она почти остыла, но всё ещё была приятной на вкус — сыр тянулся, корочка хрустела. – Когда мы поженимся, буду вертеть тобой, как хочу. – Может, это я буду вертеть тобой, как хочу, – возразил Лиам. В груди у Зейна будто взорвалась граната, хотя он всеми силами пытался держать себя в руках. Конечно, он просто пошутил, ведь пока задумываться о женитьбе было слишком рано, но мысль о совместном будущем казалась такой приятно-волнующей, и то, что Лиам никак её не отверг, заставило Малика счастливо выдохнуть. – Мы оба знаем, что никто не будет никем вертеть, – произнес Зейн, чувствуя, что на губах невольно появляется улыбка. – У омег, конечно, могут быть привилегии, но мне нравится, что ты не развешиваешь ярлыки. Но при этом даешь мне возможность носить твой бомбер. – Это был очень хитрый план, чтобы заполучить твою рубашку, – сказал Лиам совершенно серьезным тоном. – О, знаешь, иногда достаточно просто её снять, – проговорил Зейн, протягивая руку, чтобы пробежаться пальцами по раскрытой ладони Лиама. Когда они вышли из пиццерии, стемнело и заметно похолодало. Ветер усилился и даже свистел. Зейн всю неделю с нетерпением ждал снегопад, но сейчас был рад, что погода не успела перемениться, потому что они оба оделись слишком легко. В машине было тепло и сухо, Малик сразу почувствовал себя хорошо, оказавшись в пассажирском кресле, которое про себя уже звал своим. Машина Лиама теперь была одним из самых любимых мест Зейна. Иногда они заезжали в какой-нибудь незнакомый сквер и целовались на заднем сидении. В такие моменты они совсем теряли счет времени — родители даже начинали беспокоиться и звонили им по телефону, чтобы проверить, не влезли ли Зейн и Лиам во что-нибудь еще. Но Зейн всё равно не мог отказаться от этих поцелуев. В машине было не очень просторно, и они физически не могли отстраниться слишком далеко. – Поедем ко мне? – предложил Лиам. – Бэрримор теперь составляет меню таким образом, чтобы в нем были твои любимые блюда, а ещё он, похоже, постепенно делает ремонт в одной из комнат для гостей. Он заказал какие-то миниатюры и несколько скульптур, – по секрету рассказал альфа. – Мне кажется, у него навязчивая идея переселить тебя к нам домой. – Бэрримор очень предусмотрительный, но ему не переплюнуть Бэна, который установил во дворе баскетбольное кольцо. На следующей неделе, между прочим, обещали снегопад, но его, похоже, ничего не смущает. Если понадобится, он тебе спортивный зал сколотит, – засмеялся Малик. – Знаешь, я бы с радостью поехал к тебе и пообщался с твоими родными, но сегодня мне нужно домой пораньше. Лиам посмотрел на него с легким беспокойством. – Доктор Эндрюс всё-таки назначил капельницу? – Нет, пока в этом нет необходимости, – поспешил заверить Зейн. – Мне просто надо увидеться с Донией, пока она снова не исчезла. Разумеется, можно было обсудить всё по телефону или в интернете, но Зейн предпочитал видеть лицо старшей сестры. Он мог струсить и не задать интересующие его вопросы, но Дония бы поняла всё без слов. У них была очень тесная семейная связь, не только потому что они оба родились омегами. Просто Дония хорошо его понимала. – Тогда поехали, а то опоздаешь, – сказал Лиам и немедленно тронулся с места. – Ну, если я не могу провести вечер со своим омегой, то разрушу свидание Нику и Луи. – Не верю, – со смехом ответил Зейн. – И правильно, – улыбнулся Лиам. – Меня ждет ещё один фильм про Марс, а тебя — ещё одна история про бактерии. Несмотря на то, что Лиам произнес это веселым тоном, Зейн всё равно заметил, что Пейн не ждет от сегодняшней документалки ничего увлекательного. У его альфы был слишком большой опыт в просмотре фильмов на подобную тематику, чтобы не догадываться, о чем там будут рассказывать. – Может, на этот раз тебе повезет, и это будет фильм про астрологию, – попытался подбодрить его Малик. – Марс в овне, Венера во льве. – И с этим человеком я встречаюсь, – засмеялся Лиам. Ворота во двор были открыты, в доме приятно горел свет. Зейн уже предвкушал Рождественские огоньки, несмотря на то, что для них было рановато. По дому перемещались любопытные тени, время от времени останавливающиеся рядом с окнами. Похоже, все знали, что он подъехал, однако не спешили разрушать идиллию. За это Малик был благодарен. Ему нужно было чуть больше времени, чтобы попрощаться со своим парнем. – Спасибо за день, – сказал Лиам, наклоняясь, чтобы поцеловать Зейна. По телу омеги прокатилась жаркая волна. Боже! Почему нельзя забыть обо всём и просто разделить этот момент прямо в машине? Да, первый опыт на заднем сидении был бы слишком рискован, особенно в его состоянии, но, черт возьми, сколько можно тянуть? – По-моему, это я должен сказать спасибо, ведь ты поддерживаешь все мои безумные затеи, – шепотом ответил Малик, когда Пейн отстранился. Его конечности плохо слушались. Всё, что Зейн сейчас хотел, — ошеломительная, сводящая с ума близость с его альфой. Может, так стучала по голове надвигающаяся течка, но Малик и раньше представлял Пейна с собой. Себя под ним. Себя на нем. – Не такие уж они безумные, – заметил Лиам, помогая Зейну отстегнуть ремень. – Люблю тебя. – И я тебя, – с нежностью ответил Зейн и осторожно закрыл дверь, радуясь, что снаружи прохладно, и у него есть минута, чтобы остыть. Он махал рукой до тех пор, пока автомобиль Лиама не скрылся из виду. Расставаться не хотелось, но ему было необходимо поговорить с сестрой. Встретивший его на пороге Бэн выглядел слегка разочарованным — он даже выглянул на крыльцо, словно пытался найти кого-то ещё. – А я думал, это я твой любимчик, – поддел дворецкого Зейн, когда Бэн затворил за ним дверь и взял в руки его рюкзак. Оказавшись в теплом холле, Малик принялся немедленно разматывать шарф. – Ужин, который я приготовил, достоин королевской семьи... – Очень мило, что ты пытаешься наладить мою личную жизнь, но лучше пусть Лиам остается из-за меня, а не из-за ужина, – улыбнулся Зейн. Дворецкий его энтузиазм не разделял. Напротив, он демонстративно расправил плечи, точно за ним кто-то наблюдал. – Иногда все средства хороши, – назидательно заметил Бэн, возвращая Зейну рюкзак, чтобы Малик мог отнести его в комнату, а сам направился в столовую. – Уверен, этот гнусный негодяй уже предпринял все необходимые меры, чтобы дом Пейнов казался Вам уютным гнездышком... – Какой ещё негодяй? – заинтересованно спросил Зейн, следуя за Бэном. – Ты что, про Бэрримора? Почему гнусный? Дворецкий демонстративно обернулся, закрыл рот невидимым ключом и «выбросил» его через плечо. Зейн сделал оскорбленное лицо. – Какой ты вредный, Бэн, – произнес он, сжимая рюкзак перед собой. Настроение у него было слишком хорошим, поэтому Малик широко улыбнулся, как всегда улыбался в детстве, когда дворецкий был недоволен его проказами. – Тебе не о чем волноваться. Никто на свете не готовит суфле так, как ты. Мы будем приходить каждые выходные и есть так много, что тебе придется нас выкатывать. Бэн никак не изменился в лице, однако теперь его глаза улыбались.