***
Камины после встряски оказались непригодны для использования. Шокированных магов, что в состоянии покинуть место ЧП, вывели за пределы менора, где антиаппарационные чары не достают зоной покрытия; других же, менее удачливых, забирали работники Мунго, а процессией руководили домовики Малфоев, что не в пример лучше даже хозяев знают менор и территорию, к нему прилегающую. В число первых вошли Сириус и Гермиона. Мужчина, буквально кожей прочувствовав отсутствие барьера, унес гриффиндорку в вихре трансгрессии в дом на площади Гриммо. — Поверить не могу! - воскликнула гриффиндорка, стоило почувствовать себя на своей территории. Швырнув папку на круглый низкий столик, девчонка плюхнулась в кресло не жалея платья, на коем наверняка останутся заломы. — Это не Рональд, быть не может, - забормотала ведьма и вперед подавшись, низко опустила голову, будто опальный боярин пред царем, а в ее случае - пред ситуацией, в коем продуманная ведьма ослеплена верой в собственное окружение. И даром, что подсознательно Гермиона оправдания ищет поступку Уизли, его хлестким словам, каленым железом выжигающим доверие к другу... другу ли? Всхлипнув, девушка закрывает лицо руками и всхлипывает вновь, судорожно воздух глотая и им же давясь, заходится плачем; ей безумно жалко. Людей, что погибли, друга, что попал в передрягу - ей безумно жалко и себя, не ведающую за будущее, а оттого и страшащуюся его. Мгновение сменяет другое прежде, чем Блэк сообразил, что от него требуется. Поглощенная приступом жалости к миру и себе ведьма не слышит звука шагов и распоряжения Кикимеру принести успокоительное. Она вздрагивает, ощутив объятия мужчины. — Си-ри-ус, - по слогам взахлеб шепчет Миона, вцепляясь руками к лацканы пиджака, она утыкается лицом в грудь крестного ее друга и ищет в этих объятиях успокоения, овеянная терпким запахом присущего Блэку парфюма. — Что же теперь делать? Реддл его убьет, дурака эдакого, убьет, - неистово шепчет гриффиндорка навзрыд. Осознание грядущей утраты выкручивает изнутри нечто важное и близкое ей. Жизнь уже давно не похожа на ту сказку, коей представлялась в первые годы обучения в Хогвартсе и точка невозврата, пожалуй, исчезновение (смерть отрицается) ключевого звена - Поттера, что незримо наблюдает за подругой и крестным отцом без права на вмешательство. Терпеть истерики или холод пренебрежения - то сестрами научен, но со слезами женскими управляться не мастак. Воспитанный в Блэковской среде маг растерялся поначалу, а собравшись, не нашелся на ответ. Угрюмое молчание повисло в доме на площади Гриммо.***
Существует еще несколько персонажей этой истории. Для Поттера непонятная, неопределенная, но такая родная семья на Тисовой улочке с однотипными домиками и негласным конкурсом газонов каждодневно. Переодически Гарри заглядывает в этот уголок, лишенный магии; побуждающий отголоски не самых приятных воспоминаний из жизни «Героя Магической Британии», тем не менее, значим. В лице тетушки. Противной, чопорной, со своими представлениями о правильном и нормальном, однако переоценка ценностей привела Гарри к мысли, что роднее Петунии Дурсль в его жизни никого и не было. Погибшие родители не в счет. В силу своих возможностей человек, не ведьма даже магглокровная, сквиб, ровно как и ее родной сын Дадли, растила Поттера, как могла. В постоянном страхе за себя и семью помня по личному опыту, как треклятая магия разрушила семью и лишила Петунию, тогда еще совсем девчонку, родной крови, сестры. В глазах Гарри каждодневно в девичьи Эванс видела Лили и боялась - до одури боялась. По началу, самого Поттера и его всплесках ненормального в совершенно нормальной семье (и куда смотрит растреклятое министерство дуриков в шляпах?), а спустя годы - за Гарри. Он, как и Лили, ушел в чужой мир с головой. Позволил окунуть себя в политическую клоаку, совсем не ведая, что элементарное присутствие его, выжившего в знаменательную дату, запускает механизм. И Петуния не ведала. Но чуяло материнское сердце, что не к добру. Ёкало в груди каждый раз, когда мальчишка, сверкая пятками, проходил барьер на платформе 9 и 3/4… и затем письмо. Петуния носит траур. И он не в цвете одежки, он в бокале бренди каждый вечер в тишине кухонной, во взгляде строгих карих глаз на фотографии безобразного мальчишки в очках велосипедках, а влага в уголках глаз - непролитые слезы. В отсутствии тела разум женщины, матери (!), отказывается верить письму из министерства с новым режимом - тем самым, против которого боролись несколько родных ей людей и проиграли. Плевок в душу печать с именем того, кого прежде называть было нельзя даже в мире магглов. — Петти, милая, мы с Дадли переживаем, — ворвался в тесный от удушливой обиды мирок Петунии басистый голос ее мужа. Подняв взгляд от колдографии, на коей племянник в глупом свитере ручной вязки с кривоватой «Н» посередине в окружении таких же оборванцев. По первости от взгляда на них в глазах рябило от количества рыжего на одном снимке. — Все в порядке, Вернон, — скрипучий и сухой тон, взгляд покрасневших глаз - в глаза напротив и читается во взгляде раненном «не лезь, убью». Тонкие губы привычно поджаты. — Понять не могу… — тонкий указательный пальчик заскользил по глянцу снимка, где улыбающийся и счастливый до невозможности племянник запечатлен; по контуру обведя его силуэт, затем этот премерзкий свитер, англичанка прищурилась. — Смотрю и понять не могу, на каком это курсе фото сделано? И сколько этих ужасных свитеров я выкинула? А они все появлялись… и появлялись, — женщина голову к плечу склонила. В носу защипало и голос ее дрогнул. — Мы не уберегли мальчика, Вернон, не уберегли. Не справились, подвели Лили, — суровая миссис Дурсль набрала побольше воздуха в лёгкие, да дыхание задержала, силясь справиться с нахлынувшими эмоциями, а внутри клокочет. — Мы делали, что могли, пытались оградить. Мальчишке запудрили мозги в этой школе чудаков, — тяжелая ладонь мужчины легла поверх женского плеча. Мягко и аккуратно придерживает плечико, как это делает со дня гибели непутевого племянника. — Ты хочешь штрудель, — резко встрепенулась Петуния, вскакивая со стула. — Но Петти, одиннадцатый час, уже спать пора, — возразил Вернон, а у самого на душе отлегло - миссис Дурсль постепенно приходит в норму и своей жаждой деятельности отбивает себе всякое желание думать. И стадия, когда жена причитает, что сорванца Поттера недолюбила - миновала. — Значит, ты захочешь его завтра, — с негромким хохотом миссис Дурсль принялась за стряпню, а ощущение, что племянник жив, не отпускает. Ну как верить обратному, когда на снимке эта противная помесь Джеймса и Лили лучезарно улыбается? А самому Поттеру рвут сердце такие сцены. Гарри никогда не задумывался, как выглядит ситуация в глазах четы Дурслей, он не имел ни малейшего понятия о их переживаниях, страхах. Эгоист с чудесным оправданием: родственники никогда не любили неправильного, ненормального мальчишку. Кто же знал, что у тетушки такое большое сердце и огромные проблемы с выражением любви? Он мимо дяди проходит, беря со стола сочное красное яблоко и вгрызается в него зубами. Фантомные очки мизинцем поправляет, тщательно пережевывая сочный фрукт. Вкус притупленный, а чувство насыщения дает, пусть ненадолго. Петуния берет то самое яблоко, что и Поттер и разрезав, дольку в рот положила, тут же хмурясь. — Вернон, не бери больше этот сорт яблок, они безвкусные, — наказала женщина, продолжая орудовать ножом.***
Бурным потоком мчится жизнь. С бала и катастрофы, на нем произошедшей, миновало несколько недель. Пророк же трубит до сих пор об одиозности лучшего друга золотого мальчика, о признании Гермионы, золотой девочки, в правах волшебницы и не абы какой, а с древними родовыми корнями. Переоформление в банке, подтверждение от гоблинов и вот, юная мисс Грейнджер поднялась в сословии, что угодно далеко не всем. Пренебрегать советом - смешно аж, - Реддла, гриффиндорка не стала и в Хогвартс, как бы ни уговаривал ее Дамблдор в посланиях и редких (на первый взгляд случайных) встречах. Ее назвали самой умной ведьмой столетия и Гермиона всячески старается соответствовать титулу. Последние недели не жизнь, а сплошной сюр; все перевернулось. Шипящий красноглазый урод - помогает, а добрый волшебник в очках половинках устрашает слащавыми улыбками и заверениями, что все будет хорошо, однако в отличие от темного и ужасного Тома - ничего не делает. Лишь щедро обещаниями сыплет и стелет мягко так, что даже тот гул от взрыва по ночам преследующий, оправдать можно. Как и обещал Реддл, полукровку перевели в Министерство под тщательным присмотром проверенного Августа Руквуда она и проходит стажировку по сей день. Инфантильность магов сказалась и на работе в этом загадочном отделе. О нормированности рабочего дня здесь слышали не много, да и то краем уха, из-за угла, да с полупьяну. Посему за несколько недель девушка еще не со всеми зазнакомилась и смутно себе представляет работу в отделе. Ее тревожная душенька с тягой к перфекционизму еще не единожды пострадает от произвола и безалаберности большей части невыразимцев. Гермиона смакует это слово. Невыразимец. Она теперь среди этих таинственных (для прочих) людей, даром, что стажер. В учебниках о работе отдела тайн много не пишут, а если и пишут - то об открытиях и имя волшебника (или волшебницы), его совершившего. Как и обещал Реддл - арка закрепилась за ней. Здесь, в кругах работников, каждый имеет мнение на ее счет, наработки. Ведь по первости каждому хочется урвать кусочек славы и разгадать феномен арки, ведь даже о структуре ее мало известно. Мало какой смельчак рискнет пропустить сквозь себя поток некротической энергии, а от арки таковой фонит аж от двери в комнату, символично, Смерти. Однако никто пока не спешит делиться своими соображениями, к Мионе приглядываются, препарируют ее взглядами без лишнего стыда и совести - решают, как отнестись к выскочке шестнадцати лет от роду, а уже выбившуюся в невыразимцы под патронатом самого министра, а в прошлом врага всей Британии, чье имя нельзя было произносить. У судьбы специфическое чувство юмора, но оценить его по достоинству Грейнджер смогла только сейчас, сидя в кабинете со своим соглядатаем. По первому взгляду на мужчину гриффиндорка поняла, что легко ей не будет и поблажек никто не даст не смотря на громкое имя героини сопротивления. Сейчас же последний факт насмешка скорее, чем словосочетание, имеющее силу в умах общественности. Не зная, за что хвататься и мыслями разрываясь меж двумя друзьями, девушка тщательно обдумывала план действий. Гриффиндорский стержень требовал действий. Меж тем девушка таскала недовольного Сириуса в банк и министерства, принуждая буквально великовозрастного мага принять род официально (не взирая на презрительные взгляды с портрета небезызвестной персоны), войти в палату Лордов хотя бы вида ради. Из-за постоянного нахождения Гермионы в обществе Лорда Блэка поползли слухи. Они же обрастают подробностями благодаря прытко пишущему письму репортёрши-блондиночки о тайном, но страстном запретном романе двух влюбленных сердец. По версии Скиттер все началось, когда Блэк сбежал из Азкабана и влюбился с первого взгляда в буйную характером (и шевелюрой) ведьмочку, состоявшую в близких отношениях с Поттером. Припомнился и тираж с турнира трех волшебников, где Гермиону представили в скандальном амплуа разгульной девки, морочащей голову сразу двоим участникам: Гарри Поттеру и Виктору Краму. Самая отвратительный выпуск с догадками Скиттер вывел из себя окончательно - репортёрша выдвинула гипотезу о том, что там, в Министерстве, Сириус Блэк толкнул своего крестника в арку, прикрываясь обстоятельствами. Мол ревность помутила Блэку рассудок, а как известно, род Блэков славятся своими психически неуравновешенными представителями; в доказательство приводятся и деяния Белатриссы Лестрейндж, чем и завершается выпуск. — Я ее убью, — с мрачной решимостью Сириус швыряет газету в полыхающий камин. — Если бы словом можно было убить… — Гермиона, сидя в кресле, подобрала под себя ноги. В доме на Гриммо холодно и не спасают даже зачарованные пледы. — Авада Кедавра? Девушка вскинула голову и взглянула на Блэка с округлившимися глазами. — Кое-в-чем Скиттер права. Вы, Блэки, ненормальные, — воскликнула девушка и запустила в мужчину чарами подушку. Месть не заставила долго себя ждать. Ворочая талмуды в поиске информации девушка привлекла к себе внимание женской половины невыразимцев. Миранда Хейл чем-то неуловимо напоминает Гермионе сумасшедшую преподавательницу прорицаний. Быть может сходство в дурацких очках с толстенными линзами, кучерявых буйных волосах, пальцах, усеянных кольцами на зависть любой цыганки из тех, что предлагают озолотить ручку. Словом, запоминающаяся и между тем… напоминает слишком многих. Как и многие из работников отдела. — А это правда, что пишут в Пророке? — без приветствия и сразу на амбразуру спросила Миранда, своим видом выражая неподдельный интерес. Женщины остаются женщинами. Гермиону аж перекосило от злости и собиралась она только гневной высказаться на сей счет, как ей бесцеремонно ладонями рот закрыли и защебетала Хейл: — Тише-тише, ну, мало ли, чего за закрытыми дверьми особняков только не бывает. Вы ведь вместе живете, везде вместе ходите… но какова новость, Скиттер урвала сенсацию! А еще сегодня у нее встреча с Амбридж в кафетерии, а у Эммы готова экспериментальная сыворотка правды с увеличенным сроком действия… — Миранда лучезарно улыбнулась и отняла руки от лица пронзительно смотревшей на нее новенькой. — Зачем тебе мне помогать? — резонно задается вопросом гриффиндорка, закрывая очередной опус, посвященный медическим практикам. — Хочу с тобой познакомиться. Как бонус досадить Скиттер, чтобы не совала свой нос в чужое бельишко. Ну так и-и? Долго Гермиона думать не стала. С Мирандой вместе девушки обрисовали план, дошлифовали и руками работника раздачи в кафетерии разбавили клюквенный сок Скиттер зельем, отложенного действия… в этот момент Гарри Поттер, незримо наблюдающий за действом, восхитился и ужаснулся женской сплочённости; убедился и в необходимости никогда не ссориться с предприимчивыми персонами женского пола.***
Гермиона в очередной раз просыпается в холодном поту. Гарри. Вновь его лицо и стремительно оно меняется очертаниями конопатого друга, второго, привычного и неизменного. Искажены черты гримасой отвращения и боли. По предварительной информации из Малфой-мэнора его давно перевели в Аврорат и держат в следственном изоляторе все это время, назначая и откладывая суды. Гневная общественность требует крови. У Мионы же она в жилах стынет от представленной перспективы будущего ее друга. С переводом Рона в аврорат девушка потеряла ниточки, за которые прежде ловко дергала и вызнавала подробности содержания ее друга. Нетрудно догадаться, что речь о своевольном Добби. Его непохожесть не прочих домовиков сыграла на руку Гермионе, а ее образ лучшей подруги Гарри Поттера вызывают в домовике щенячий восторг и обожание, возможность выразить эмоций волшебнику, который поймет его горе утраты. Гермиона сладко потянулась в постели. Ужасы ночи отошли на задний план сами собой, кошмар позабылся. Повернув голову, девушка долго решала, вставать ли из теплой постели в это хмурое Британское утро и жажда деятельности пересилила. Кикимер, прочуяв пробуждение девушки, уже испек панкейков и сварил горячий ароматный кофе. По выходе из ванной свой завтрак девушка обнаружила на прикроватной тумбе, а сама постель уже заправлена, раскиданные вещи прибраны. Ощутив укол совести, девушка раскраснелась и подцепила пальцем панкейк, другой рукой взяла кружку и в пустоту комнаты проговорила: — Спасибо, Кикимер. Старый домовик благодарность услышал, как и искренность посыла. Как бы ни кривлялся в ее присутствии, а душу греет старому эльфу девчонка. Гермиона же открыла окно, впуская хмурое утро в комнату. Свежесть, запах мороси - англичане знают все оттенки дождя - то она вдыхает полной грудью, допивая кофе и доедая уже остывшие блинчики, активно составляя план дня в голове. Ее спокойствие нарушено конвертом, плавно вплывшем в открытое окно. Удивленная девушка тотчас взглянула на тротуар под окнами, замечая всполохи аппарации. Не к добру. Печати нет, конверт непримечательный. На проверку - чист. Не без опаски (подстегиваемая извечным гриффиндорским любопытством) девушка извлекает послание и пробегается глазами по строкам: «Мисс Грейнджер, настаиваю на встрече. На повестке дня судьба дорогого вам человека и только вы, дорогая, можете ему помочь. Как ни прискорбно, действовать необходимо быстро и решительно. Жду вас в Королевском лесу Дин через час. Ради сохранности Рональда прошу вас быть благоразумной. С уважением, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор.» Стоило только прочесть последние строки, как письмо вспыхнуло вместе с конвертом. Пламя мягко скользнуло по рукам волшебницы и исчезло, не оставив и пепла. — Мисс Грейнджер, я ощутил чужеродную магию, — скрипучий голос эльфы раздался из-за спины. Вздрогнув, девушка резко обернулась и шальными глазами, в коих читается решимость, взглянула на домовика. — Это с работы, письмо самоуничтожающееся, — соврала и глазом не моргнув. Кикимер если и поверил, то вида не подал. Пожевал губы, в задумчивости накрахмаленную наволочку в пальцах костлявых теребя и исчез бесшумно. Гермиона выдохнула. Рассеянно скользнув взглядом по подоконнику и ощущая волнительный тремор, схватилась за голову. «Будьте благоразумны,» — всплывает в каштановой голове строчка. Намек? Предупреждение? Угроза? «…только вы, дорогая, можете ему помочь…» — девушка, оперевшись на подоконник, выругалась. Дамблдор умело играет на ее эмоциях, на ее желании помочь и страхе перед грядущей потерей, предоставляя призрачный шанс не остаться в стороне. Он знает, что девушка сама себя сожрет в приступе самобичевания и потому назначил встречу. В лесу. Где она отдыхала с родителями. Еще один намек, что лучше поддаться принуждению во избежание последствий для родителей? Разумеется, во имя общего блага. Шипение Гарри на фоне и его попытка разбить окно никем не услышана. В оговоренный час Грейнджер аппарирует в лес, совершенно не представляя, как Альбус собирается найти ее в огромном промозглом царстве спящих деревьев. Долго ждать ей не пришлось. Дамблдор вежливым «кхм-кхм» в кулак привлек ее внимание из-за спины, из-за чего гриффиндорка встрепенулась. — Профессор, вы хотели меня видеть, — шоколадно-карие глаза не выражают ничего, кроме спокойствия. Показательного. Что для опытного мага (манипулятора на полставки) понятно и вызывает улыбку. — Гермиона, девочка моя, ты не вернулась в Хогвартс, — укоризненно качает головой старец. — Но оно и к лучшему. Твои связи в министерстве делают тебя хорошим шпионом, неожиданное доверие и покровительство Тома нам на руку! — Я не буду шпионить, — воскликнула эмоционально Грейнджер, чем вызвала очередную снисходительную улыбку и хитрый взгляд из-под очков полумесяцев. — Да, конечно не будешь, но поможешь спасти Рональда. План есть - нужен человек внутри и так сложилось, что только ты можешь нам помочь. Ты готова? Девушка сжала руки в кулаки, сцепив зубы. Решимость вытеснена страхом, ведь Гермиона умная, а сейчас ее губы ее предают и шепчут, глупые, выдавая облачко пара в морозный воздух: — Что от меня требуется?