Diskoschlampen. Другая сторона.

16.37, но Крис этого не знает, поблизости нет часов или какого-нибудь еще прибора, по которому можно было бы свериться со временем. Раньше на прикроватном столике стоял будильник, но пару месяцев — или лет? - назад кто-то уронил его, и тот раскололся. Кто-то, а может быть и сам Крис — он не помнит. В тот момент он лежал на животе со связанными за спиной руками, свесив голову с кровати, от прилившей к голове крови лицо казалось неприятно онемевшим, будто чужим, и сквозь шум собственного дыхания и грохота пульса в ушах он почти не услышал глухой стук падения, почти не увидел сквозь застилающую глаза муть как, треснув, погасло электронное табло, а мелкие куски пластика разлетелись в разные стороны. Да и черт с ним. Крис отгоняет неожиданно яркий образ. Горячий душ, две сигареты подряд - как минимум, и много кофе — вот что ему сейчас нужно, а не глупые воспоминания о том, что было два года назад. Или два месяца. Или вчера. До вечера еще куча времени, а в квартире слишком тихо. Он включает телевизор на случайном канале — какая-то глупая американская комедия, где герои через слово говорят «фак», музыка орет на предельно допустимой громкости, на кухне посвистывает закипающий чайник, и все равно — слишком тихо. Сосед за стенкой, нервный очкастый тип, похожий на музейного работника или что-то вроде того, так не считает. Стучит в стену и грозится вызвать полицию. Крис закрывает глаза и шевелит губами, повторяет его слова, словно подпевая знакомой песне. Как-то раз этот очкарик застал его с кем-то прямо возле собственной двери, прижатого к стенке, с задранной футболкой и расстегнутыми брюками, и тут же спрятался обратно, стоило Крису, хищно облизнувшись, спросить: - Хочешь к нам? Наверняка теперь считает его проституткой. Ну и пусть. Хренов моралист. - Я выключу! Если обещаешь перестать думать обо мне, когда дрочишь! - кричит он, смеясь. Стук прекращается. Крис прибавляет звук. *** Дым, пот, алкоголь, кайф, веселье, секс — гремучая смесь, коктейль, пьянящий с одного вдоха, заменяет собой воздух, проникает в легкие, разносится по телу, снижая чувствительность, делая восприятие рваным, как мигание перегорающей лампочки. Бармен приветливо кивает ему, у стойки две девушки в одинаковых кожаных платьях, с одинаково красными волосами, с одинаковым писком «Крисси!» вешаются ему на шею и лезут целоваться, а он пытается вспомнить, как их зовут. Они покупают ему выпивку, потом еще, потом он им, потом они — ему. Имена становятся не важны, они, впрочем, никогда таковыми и не были. Таблетка экстази у него под языком похожа на драже от кашля, а музыка — на сердцебиение гигантского заржавевшего, заброшенного робота. Крис закрывает глаза и видит его: огромное обливающееся кровью сердце, непонятно как оказавшееся в этой груде бесполезного металла, и начинает двигаться, и дышит в одном ритме с этим биением. Стробоскоп выхватывает из темноты статичные картины, нереалистичные изображения. Множество человеческих тел, замирающих на долю секунды во вспышке света. Свет-тьма, туда и обратно, вдох-выдох. Это похоже на старинные гравюры с изображением каких-нибудь пороков. Всех возможных пороков. Крис улыбается этой мысли. Протискивающийся мимо парень с обнаженным торсом случайно выбивает у него из руки незажженную сигарету и машинально наклоняется, чтобы поднять, хотя и дураку ясно, что она уже растоптана толстыми подошвами и разорвана на клочки острыми шпильками. Крис видит его спину, вдоль позвоночника, от шеи и до массивного клепаного ремня, как капельки пота блестят стальные шарики пирсинга. Девчонки позади него увлечены друг другом — целуются, передавая друг другу таблетку кетамина. Туда-сюда. Парень, вскоре бросив поиски пропавшей сигареты, поднимается и предлагает Крису свою, последнюю. У сигареты сладковатый фильтр и приторно-горький дым. Вдох-выдох. У парня соленые губы и горячие сухие ладони. Свет-тьма.