Одна рассказанная история.

Всё к этому шло. Последние месяцы были просто адом. Запах гнили и чертополоха не покидали наш дом. С темнотой начали приходить женщины. Старые и страшные. Показывали матери какие-то знаки, книги, новые страшные песни. Кроме этого, ничто не заботило её. Я снова скитался по двору и общался с псинкой. -Это ничего, Джули. Всё у мамы пройдет. Просто она устала. Она отдохнёт и снова полюбит нас. Псина облизывала мои слезы и клала тяжелую мохнатую голову мне на плечо. Наверное она была умнее меня. Время шло, но ничего не менялось. Становилось только хуже. В дом вошло слово Ведьма. Соседи шептали его нам в спину, мальчишки подглядывали в щель забора, надеясь «увидеть ведьму». Вскоре вместе со словом, летели палки и овощи нам в спину. Даже я понимал, что долго нам тут больше не жить… — Джули! Нет! Мама! Там Джули! Мама подожди! Она на цепи, она сгорит! «Если мы не унесем отсюда ноги, мы все сгорим! Давай! Вперёд, я сказала!» Цепкие пальцы матери волокли меня за шиворот вперёд. За спиной полыхал наш дом. Десятки соседей по деревне, с вилами обходили его, чтобы найти нас, и, в случае если мы живы — заколоть и пустить в огонь. «Ведьма! Ведьма! Найти! Убить! Сжечь!» Те добрые соседи, что лечились мамиными настоями столько лет. Те, что угощали меня яблоками. Те, что ели с нами один пирог на праздник Весеннего Солнцестояния. «И ублюдка её! И шавку!» — Мама! Но Джули!!! В тот миг я услышал рык своей псины, потом жалостный скулеж, а после, обернувшись, последнее что я сумел различить из клубов дыма — это насаженную на вилы Джулю, которую подтолкнули в огонь. Её черная шкура вспыхнула факелом и над равниной пронесся отчаянный, злобный вой, будто вой из ада! Мать тянула меня через овраги. Я не разбирал дороги. Ноги подкашивало, а глаза затмевали слезы. Только что убили моего единственного верного друга. Мы долго шли, я потерял счёт часам. Мама завела меня в заброшенный домик лесников. Только тут мы смогли перевести дух. И переведя дух, я перед глазами увидел, как жариться тело моей псины, как горит шерсть, облупляется кожа и лопаются глаза… «Тихо!» — я получил пощечину и понял, что кричу. «Тихо! Возьми и пей!» Мама дала флягу и я послушно глотнул. Горло обожгло. Обожгло желудок. Голодный маленький мозг не мог сопротивляться. Виски вырубил меня сразу. Свернувшись калачиком на полу старой грязной избы, я лишь подрагивал во сне, на некоторое время забыв обо всём. Утро было ужасным. Тело ломило от бега по оврагам, а голова раскалывалась от взрослой дозы виски. — Мам? Она стояла в своём лучшем платье и корзиной в руках. «Я ухожу, милый. Я скоро приду и принесу еду. А сейчас вот тебе булочка! Она улыбалась, фальшиво. Страшно фальшиво… Страшно… — Мама, я с тобой! Я помогу нести! Я помогу! Возьми меня! Возьми! Не хочу быть тут один! «Да что ты, лапуль, я туда и обратно!» Хвост черной накидки скользнул за дверь и я остался один. Совсем один. Я не знаю, сколько прошло времени. Я вскакивал на каждый шорох ветки к окну. Но то были то зверь, то птица, не она. Когда стемнело, я начал мёрзнуть и считать. Считал я до пяти, дальше не умел. Раз. Два. Три. Четыре… Пальцы немели от холода… Пять. И снова раз, два, три…раз, два, три… Ее не было. Сейчас ещё два раза досчитаю и она придет. Раз, два, три… Она не приходила. Булочка, что осталась от неё была в руке, была последним воспоминанием о ней. И я не смел её есть, хоть есть хотелось ужасно. Раз, два, три, четыре, пять… Сон накрыл меня. Так же резко я поднял голову при первых лучах солнца. Не было. Её не было. Этой чертовой суки не было!!! Мама? Да какая ты мама?! Та, что бросила! Разлюбившая из-за скотских слов мужика?! Позволившая умереть моему другу?! Убившая моё детство и просто бросив гнить в заброшенном доме?!!! Какого черта!!! В голове будто ругался кто-то взрослый, не я, но он всё верно говорил. И я съел эту булку, всю, впивая зубы со злостью… Если б я знал…я бы тянул её дольше. Она не пришла в этот день. И на следующий. И потом. Больше еды не было. Я сидел и ждал под дверью. Ждал. Но она не пришла. Она и не собиралась. На пятый день меня нашли забредшие охотники. На пятый день я почти не двигался от холода и голода. На пыльном полу, я лежал ненавидя весь мир. Моё тщедушное тельце семи лет только и жило этой ненавистью, ещё дышало только ей! Я ненавидел этого Родерика, ненавидел соседей, что спалили наш дом, особенно тех, что убили безвинную Джули. Ненавидел их всех до безумия! Но больше всего я ненавидел тебя, мама. За то, что разлюбила. За то, что любила. За ужас последних месяцев. За то, что так ушла. Ненавижу! За холод, голод, одиночество. За безысходность, за имя своё — Фергус! Ненавижу! Я родился с тёплым светом в сердце. Его больше нет.