Азбука любви

      Вечерний Токио завораживал. Множество фонарей, светящихся квадратиков окон, гудение машин. Яркие цветные вывески над магазинами мигали, завлекая прохожих к себе. Мамору даже на одну из них соблазнился по пути домой — скидка в пятьдесят процентов в небольшом книжном магазинчике, в который он частенько любил заглядывать.       — Добрый вечер, мистер Чиба, — поклонился старичок лет шестидесяти, стоило Мамору только зайти внутрь. — Нам недавно завезли новые справочники по минералогии, не хотите ли взглянуть?       — Здравствуйте, мистер Тахакаси, — Чиба тоже поклонился в ответ. — Спасибо, я пока что просто осмотрюсь.       — Те книги, на которые скидка, чуть правее от вас, в разделе «Европа», — улыбнулся старичок и ушёл вглубь магазина расставлять последний заказ.       Мамору, оглядевшись, медленно побрёл между стеллажами, разглядывая каждую книгу. Иногда он брал какой-нибудь томик с полки и пролистывал содержимое, вспоминая, есть ли у него такое или раздумывая, брать ему конкретно эту книгу или можно повременить.       После получаса такого брожения между шкафами в домашней библиотеке Мамору прибавилось две новеньких книги, денег поубавилось, а вот настроение забралось на пару ступенек вверх. Что ни говори, а книги Мамору любил. Наверное, гораздо больше предпочитал держать в руках именно их, а не электронные — «неживые», как Чиба любил говорить про них.       Он снова вышел на гудящую как пчелиный рой улицу. Мысленно пробежавшись по воображаемому списку дел, Мамору оценил, что на сегодня не планировался поход ни в какой другой магазин, а потому он мог спокойно идти домой.       Когда Мамору прошёл пару кварталов, и на горизонте замаячила родная высотка, неожиданная мысль прошила его сознание. Спохватившись, Мамору лихорадочно ощупал все карманы и неудовлетворённо выдохнул.       — Вот чёрт! — он хлопнул себя по лбу, в срочном порядке пытаясь вспомнить, где мог оставить свои ключи.       Мамору частенько забывал их в «Короне», когда искал мелочь в карманах, чтобы заплатить за кофе, и выворачивал их все подчистую. На следующий день Мотоки всучал ему связку с недоумением: как же приятель попадал домой? Мамору же с завидным постоянством отшучивался запасными ключами под огнетушителем. Вот только это было правдой лишь наполовину.       Ключи запасные в наличие существовали, это правда. Вот только они преспокойненько лежали в верхнем ящике комода в прихожей, а огнетушителя на лестничной клетке и в помине не было.       В общем и целом, Мамору в очередной раз придётся попадать в квартиру очень экзотическим способом.       — Опять двадцать пять, — недовольно пробурчал он и, оглянувшись, пошёл искать переулок потемнее или хотя бы небольшой сквер с кустами и деревьями с широкой кроной, где можно было временно спрятаться.       Из небольшого парка Мамору выскользнул уже тенью Такседо Маска. Пакет с книгами пришлось на время сунуть в подпространственный карман, где и дожидались они своего часа. По крышам, конечно, добираться было в разы быстрее, но в тоже время несколько неудобно. Конечно, дождя, слава Аматерасу, не было, и крыши не блестели от сырости. Но Мамору всё-таки предпочитал возвращаться домой по улицам, вдыхая загазованный воздух родного города и оглядываясь по сторонам. Вдруг — нет, нет — да встретит Оданго. Несмотря на увещевания Усаги, что, мол, он её терпеть не может, на самом же деле Мамору получал огромное удовольствие от их внезапных встреч и разговоров. На повышенных тонах, конечно, но что есть — то есть.       Всякий раз уходя на улицу, Мамору предусмотрительно приоткрывал балконную дверь, дабы при случае можно было хотя бы домой попасть. И вот, он снова потерял ключи и опять придётся лезть в собственную квартиру, как заядлому воришке. Жутко хотелось спать, и возвращаться в «Корону», искать ключи настроения не было. Утро вечера мудренее, как говорится.       Такседо мягко приземлился на крышу родной высотки. Несколько мгновений постоял, поглядел на город. Но начавшийся мелкий дождик вынудил поскорее найти свой балкон и неслышно спрыгнуть вниз. Одно время у Мамору мелькала мысль поставить стёкла, но он своевременно вспомнил об отвратительной привычке терять ключи, и потому так прогнал эту мысль, что она даже не возвращалась.       В квартире было темно, как и полагалось нормальной квартире, которая спокойно дожидалась возвращения блудного хозяина. Такседо подошёл к балконной двери и просунул руку в щёлку между стеной, нащупал замок. Наконец, тот с тихим щелчком поддался. Дверь с шорохом распахнулась шире, словно приглашая хозяина в дом.       — Ну, наконец-то, — тихо выдохнул Такседо и шагнул внутрь.       Он кое-как выпутался из шторы и повернулся, чтобы закрыть дверь: квартира за день выстудилась основательно. Нащупал выключатель около окна и громко щёлкнул им, зажмурившись от света. Резко повернулся и поскорее сбросил обличье Такседо Маска, снова становясь Мамору. И тут же замер на месте, как громом поражённый.       С дивана на него глядела не менее ошарашенная Оданго. Голубые глаза были широко распахнуты, а рот приоткрыт в немом крике. Она шевелила губами, пытаясь выдавить из себя хоть один звук, но получалось плохо. Вернее, совсем никак.       — Эээ… — выдал Мамору, не зная, что придумать получше.       Мысли понеслись с бешеной скоростью. Почему Усаги сидела на диване в его квартире? Как она попала сюда? Много ли она видела и видела ли вообще?       — Ну… Ээээ, — добавил он и умолк, усиленно моргая. Может, это ему сейчас приснилось или показалось?       Но даже когда он потёр кулаками глаза, Оданго никуда не делась. Только судорожно хваталась пальчиками за обивку дивана и продолжала на него глазеть. Кажется, не приснилось.       — Эээ… Привет? — Мамору криво улыбнулся, понимая, что надо было сказать хоть что-нибудь. Иначе они были бы вынуждены молчать до скончания времён.       — Здр-драсти, — пискнула Усаги.       Взгляд её почему-то стал испуганным, а сама девчонка даже побледнела. Прикрыла рот ладошкой, в ужасе глядя куда-то перед собой.       — Ты в порядке? — осторожно осведомился Мамору.       Он сделал пробный шаг вперёд, но Оданго дёрнулась даже от этого небольшого движения, сильнее вжимаясь в диван.       — Ладно, ладно, не хочешь говорить — не надо, — он выставил перед собой руки, от чего Усаги снова вздрогнула. Да что же за пугливый кролик такой? Ах да, он только что разрушил её наивную сказку о прекрасном принце.       — Прости, конечно, но что ты делаешь у меня дома?       — Т-ты… Я-я… — лепетала Оданго, переводя взгляд с Мамору на балконную дверь и обратно.       Он наклонил голову, ожидая, что она сегодня ему ещё поведает, и Усаги снова вздрогнула. Мамору тяжело вздохнул. Да что такое-то?..       — Давай начнём с малого, — он стал пытаться отвлечь её разговорами, а сам медленно продвигался к дивану. — Как ты попала ко мне домой?       Усаги сглотнула комок в горле и, прокашлявшись, пропищала:       — М-Мотоки попросил з-занести тебе твои к-ключи, — она дрожащей рукой показала ему связку. — Ты их з-забыл в «Короне», — продолжала заикаться Усаги. — А М-Мотоки был занят, вот и я- … Эм…       — О’кей, это я понял.       Мамору, продолжавший держать зрительный контакт с перепуганным крольчонком, сделал ещё один шаг вперёд и осторожно присел на край дивана. Оданго повернулась к нему и продолжала затравленно смотреть на него своими широко распахнутыми от страха или недоумения глазами.       — Но почему ты здесь, именно здесь? — он кивнул головой в сторону, намекая на то, почему она находилась в его квартире.       — В-внизу с-собака залаяла, так громко и страшно! Я испугалась и… и вот. Но я не хотела ничего плохого! Просто было так страшно, и я… — она зажмурилась и понуро опустила голову. Но потом вдруг резко встрепенулась и снова уставилась на Мамору: — Н-но… Т-ты… К-как? Я… Эм…       Он тяжело вздохнул и откинулся на спинку дивана. Зажмурил глаза и пальцами надавил на виски, сделал пару круговых движений. От всего произошедшего у него жутко разболелась голова. Сначала проблемы в университете, потом утерянные ключи, эти чертовы крыши, занавеска и… узнавшая его маленькую тайну Оданго. Стоп!       Мамору резко открыл глаза, чем здоровски напугал Усаги. Она. Узнала. Что. Он. Такседо. Чёрт возьми!       Резко схватившись за волосы, Мамору согнулся пополам и еле слышно застонал. Нет, совсем не так он планировал однажды сознаться Сейлор Мун, кто же он такой на самом деле и что он уже давненько знает, что в обычной жизни её звали Усаги Цукино. Вариантов было огромное множество, но сегодняшнее происшествие явно не входило в их число!       Мамору вздрогнул от почти невесомого прикосновения нежных пальчиков к плечу. Резко выпрямившись, он понял, что снова напугал её. Усаги сидела, опять вжавшись в диван и быстро-быстро хлопала ресницами.       — Уса, ты… — Мамору неуверенно взглянул на притихшую Оданго. Со свистом выдохнув, он продолжил: — Послушай, то, что сейчас было, я…       — Ты — Такседо Маск?! — неожиданно в лоб спросила Усаги, перебив юношу.       Конечно, это было и так очевидно: он перевоплотился из Такседо в Мамору прямо у неё на глазах. Но почему-то Усаги требовались ещё доказательства. А вдруг ей показалось, и Мамору просто увлекается альпинизмом на досуге? К тому же он потерял ключи, а домой попасть как-то надо было… Но то были лишь жалкие отговорки.       — Оданго, — он повернулся к ней и серьёзно заглянул в глаза, — я понимаю, ты очень испугана и ошарашена. Не понимаешь, что произошло и как это вообще возможно. Но, пожалуйста, не смотри на меня так, словно я кого-то убил. Пожалуйста.       Говоря всё это, Мамору прекрасно понимал, что она, возможно, не сможет простить его. За то, что разрушил её сказку и разоблачил образ идеального парня, о котором она всегда мечтала. Уничтожил веру в его лучшие качества и предстал не в презентабельном свете. Он в самом деле не хотел этого. Но случившегося не изменишь.       Сжав зубы, Усаги молча смотрела на Мамору, переваривая его слова. Ей всё казалось таким нереальным, фантастическим и зыбким. Может, она и впрямь спала? Но когда Усаги уже в двадцатый раз незаметно ущипнула себя за руку и Мамору не исчез, она с опаской позволила себе думать, что это в самом деле было реальностью.       — Это я во всём виновата, — прошептала Усаги.       Как же глупо было с её стороны: Оданго снова показала себя дурочкой и идиоткой перед Мамору, испугавшись какой-то псины и забежав в чужую квартиру без разрешения. Ну и пусть, что у неё были ключи, самой сути это не меняло. Теперь, всякий раз оказавшись перед глазами Такседо, Сейлор Мун будет ужасно стыдно. Хоть он и не знал, что это та самая Цукино и Оданго, но… Лично сама Усаги будет сгорать от стыда, это уж точно.       Мамору покачал головой:       — Почему это сразу? Я тоже виноват не меньше. Надо было трансформироваться на балконе, чтобы меньше пугать тебя.       — Это не… Не то, — Усаги поджала губы.       Глядя на такого необычайно сконфуженного сложившейся ситуацией Мамору, она вдруг вздрогнула. Усаги по уши была влюблена в Такседо Маска за его замечательные качества: и спасал её каждый раз, и поддерживал постоянно, да и статен был — тут не поспоришь. И голос красивый — словно бархатный; она всякий раз тонула в нём, когда после битвы Такседо сдержанно хвалил её, однако, улыбаясь. Но если Такседо Маск — это тот самый противный мальчишка, а при этом Усаги любила в первого, то… Всё это время она была влюблена в Мамору?!       — О боже мой! — воскликнула она и прижала ладони к губам, замолкая. На сердце вдруг стало нестерпимо больно, так больно, что Усаги казалось, что это конец.       — Что такое? — Мамору обеспокоенно взглянул на Оданго и замер, заметив слёзы в уголках голубых глаз. Внутри неожиданно всё похолодело. — Т-ты чего?       Он повернулся к ней и протянул было руку, но вовремя остановил себя, и она повисла в воздухе. Мамору просто показалось, что если он сейчас коснётся Оданго, она или исчезнет, или навсегда отвернётся от него. Как от Мамору, так и от идеального образа Такседо Маска.       — Я так запуталась, — всхлипнула она, уткнувшись лицом в ладони.       У Мамору сжалось сердце при виде её боли, но он боялся обнять Оданго. Вдруг он сделает ей ещё больнее.       — Прости, я…       — Я так сильно тебя ненавижу!       Усаги резко подняла голову, зло глядя на Мамору. Глаза её покраснели, а по щекам текли хрустальные дорожки слёз. Но даже так она казалась Мамору прекрасной. Или он просто был извращенцем, которому нравились плачущие девушки. В его случае — рыдающая Оданго.       — Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу, — она задрожала, всхлипнув, и снова спрятала лицо в ладошках.       И Мамору не выдержал. Придвинувшись ближе, он заключил Усаги в объятья, притянул к себе и крепко стиснул руки в замок на её спине. Мамору боялся, что она может убежать прочь и теперь уже навсегда оставит его в темноте, но всё равно сделал это. Усаги нуждалась в утешении.       Но она, вопреки всему, не убежала. Не отстранилась и не накричала. Только тихонечко всхлипнула и вжалась в него, дрожа всем телом.       — Терпеть тебя не могу!..       — Да, да, я знаю, — Мамору осторожно погладил зайчонка по голове, пытаясь утешить и успокоить.       Усаги крепко-крепко зажмурилась и изо всех сил вцепилась в него.       — Я ненавижу тебя за это! — она буквально выталкивала из себя эти слова, отчаянно рыдая.       Мамору гладил её напряжённую спину и просто молчал, давая выговориться. Усаги — такой человек, что ей трудно держать в себе какие-то эмоции столь долго. Пусть ненавидит, пусть кричит об этом. Но ей станет легче, и она наконец успокоится. А Мамору всегда желал для Оданго лишь хорошего. Будь то еда или самочувствие.       — Я ненавижу тебя так сильно, что готова убить! Ненавижу за то, что именно ты оказался Такседо! — рыдала Усаги, а рубашка на груди Мамору становилась мокрой от пролитых слёз. Но то было сущей мелочью. — Я ненавижу тебя за то, что люблю — каждый день, каждый час, каждую секунду! О господи боже мой! — она сжала зубы, уткнулась в его плечо и затихла. Лишь плечи её дрожали от сдавленных рыданий.       Мамору замер от её слов; ошарашенный признанием Усаги он долго не мог собрать мысли в кучу. Они словно разлетелись, кто куда, оставляя в голове блаженную, но невыносимую пустоту. И во всей этой тишине Мамору корил себя, за то, что сам же и был причиной этой истерики. Он никогда не доводил Оданго до такого состояния — никогда не желал чего-то подобного. И готов был прикончить любого, кто заставил бы Усаги рыдать от безысходности. Но сейчас, будучи причиной этих слёз, Мамору не знал, как себя вести. Но понимал, что ужасно виноват.       — Прости, зайка, прости, — прошептал он, губами касаясь золотистой макушки.       Усаги судорожно вздохнула и сильнее вцепилась в него. Плечи её, дрогнув, расслабились, но взведённая пружиной спина продолжала болеть и вздрагивать от неловких, но нежных поглаживаний Мамору.       Пустота затянулась блаженной дымкой щемящей нежности, от которой непривычно ныло сердце. Буря, казалось, прошла, оставляя после себя лишь оголённые нервы. Но поцелуи Мамору, рассыпавшиеся по макушке и плечам, как будто залечивали их, принося странное умиротворение в душу.       Им ещё о многом предстояло поговорить, многое узнать и пережить. Но лишь им самим решать, смогут ли они справиться с этим. А пока — Усаги позволяла себя неуклюже утешать, а Мамору бессовестно пользовался предоставленной ему возможностью и осторожно целовал вздрагивающие девичьи плечи…