***
А в это самое время Эмма сидела, кутаясь в банный халат Реджины строгого бордового оттенка, выданный, как временная одежда, и пыталась совладать с мыслями. Сама Реджина хозяйственно крутилась у плиты, доваривая куриный бульон. На подоконнике горела небольшая керосиновая лампа, — частая гостья дома мэра во время перебоев с электрикой, и свет ее разгонял сгрудившиеся по углам тени. Тени прошлого, от которого не убежать, как ни пытайся. Прошлого, которое не отпустить мановением руки, потому что оно всегда незримо таится поблизости. В шуме осенних листьев, в корке, что покрыла лужи в первые недели декабря, в елке с разноцветными шарами, к которым никогда не прикоснется детская рука, и кошмарах, что продолжают преследовать ночами со рвением гончих, почуявших след. Реджина налила в миску супа, плеснула в бокал щедрую порцию рома для Эммы и яблочный чай для себя, и устроилась напротив. — Рассказывай давай. В таком состоянии я тебя не оставлю. — Может, я, просто, спать пойду? — попыталась отшутиться Эмма. — Ну да, обязательно. У тебя зуб на зуб не попадает, и это не от холода. Поверь моему опыту. — Это откуда же? — удивленно изогнула бровь Эмма. — Знаешь, что такое посттравматический синдром? А у меня двое его носителей. Не смотри, что мне тридцать пять лет, я видела жизнь, мисс Свон, и я знаю, когда человека реально что-то тревожит. Эмма прижала ладони к пузатой зеленой чашке с бульоном и закрыла глаза, собираясь с духом. — Я встретила Нила, когда мне едва исполнился двадцать один. Я все детство скиталась по приютам, сбегала, меня возвращали, я снова сбегала и так продолжалось до бесконечности. Пару раз меня пытались удочерить приличные с виду семьи, и мне хорошо жилось вместе с ними до тех пор, пока у них не появлялись собственные дети и меня не возвращали обратно, как… Как наскучившее домашнее животное, что ли. Я, знаешь ли, шутила, что у меня призвание такое — дарить людям их счастливую сказку, но самой в ней не участвовать. Я смирилась и снова пустилась в бега. Там я познакомилась с такой же оторвой, как была сама. Ее звали Мелани, и она была моим единственным другом. Мы даже сделали парные татуировки, видишь, у меня лютик на запястье? И все было хорошо, пока я не застала ее в одной постели с Нилом. Моей постели. В один вечер я лишилась и друга, и любимого. Ты можешь сказать, что он законченный кретин, но я любила его. Нил говорил, что я особенная, что я заслуживаю счастья, он обещал, что не бросит, и я верила. Он воровал по супермаркетам еду и всякие мелочи, вроде этой подвески с лебедем, а мне тогда казалось, что это и есть моя сказка. Мне едва перевалило за двадцать, Редж, все мои мозги съели гормоны. Но даже тогда я понимала, что скитаясь от штата к штату и скрываясь от копов, мы долго не протянем, и надо получать образование, искать работу и все прилагающееся. Нил думал иначе, ему нравилась жизнь, свободная от предрассудков и правил, а как я поняла через семь лет, и свободная от ответственности так же. Он был бродячим музыкантом и какое-то время его занятие, действительно, приносило доход, пока его за руку чуть не поймала полиция. Это и стало переломной точкой моей юности. Я пошла учиться, стала залоговым поручителем, арендовала квартиру, словом, наладила собственную жизнь без всяких идиотов. А потом он возник на моем пороге, и все началось заново. Я работала и училась, он продолжал пропадать по барам и обещать мне розовые замки. Я любила его. Не знаю, может, просто, боялась остаться одна, но я верила ему, пока в один прекрасный вечер не увидела их с Мелани. Я кричала на всю улицу и вышвыривала его вещи из окна, я таскала за волосы саму Мелани и убила бы их обоих, если бы не последние месяцы в колледже и хороший, уже на тот момент, заработок. Я выставила их вон и единственным, чего мне по-настоящему хотелось, было вытравить эту проклятую татуировку. Меня опять вышвырнули вон, как паршивую кошку, и именно тогда, когда я почти поверила в то, что заслуживаю свою сказку. Реджина слушала, не перебивая, справедливо рассудив, что набившие оскомину фразы, вроде: «Эмма, мне так жаль», не помогут, а лишь усугубят и без того скверную ситуацию, потому лишь плеснула в стакан еще рому и веско откомментировала. — Но в бары тебя тянет по-прежнему. — Да, как видишь, — осушив бокал парой глотков, хохотнула Свон. — Киллиан не такой. Он, возможно, не самый правильный и дисциплинированный и порой мне хочется его прибить, но он порядочный человек, Эм. — Так вот, после того, как я несколько дней провела в пустой и темной квартире, в одно прекрасное утро я чуть не упала в обморок от накатившей тошноты и головокружения. Я думала, что что-то не то съела и что, вообще-то, давно пора нормально поесть, но в ящике нашелся тест на беременность, а несоответствия в графике добавили последнее звено в паззл. Я поняла, что беременна от кретина. Нил был далеко, моя зарплата позволяла вырастить ребенка в одиночку, и малыш не был виноват в том, что его папа, попросту, оказался козлом. Я решила его сохранить. Я… — голос Эммы сорвался, в глазах блеснули злые и отчаянные слезы, — Я всего лишь хотела любить кого-то. Кого-то, кто любил бы меня. Первые месяцы прошли относительно спокойно, но когда я была на третьем месяце, в мою квартиру заявилась пьяная Мелани, начала с порога орать какой-то бред, что Нил попал в аварию, что это все из-за меня, и все такое. Она прыгала на меня с кулаками, я выставила ее вон, но все прошедшие события вспомнились с новой силой, я до глубокой ночи проплакала в ванной на полу, а на рассвете обнаружила, что лежу в луже крови. Я потеряла его, Редж. Мой собственный ребенок не захотел со мной оставаться, и мое собственное тело его не приняло, не защитило, а все из-за Нила. Эмма резким движением размазала по щекам слезы и без спросу налила себе рома. Реджина вздохнула и, пересев ближе, взяла Свон за руку. — Тебе нужно отдохнуть, Эмма. Принять ванну, выпить какао, ты, кажется, любишь, и пойти спать. Ты больше не та детдомовская девочка, которую никто не хотел, и здесь у тебя есть друзья. Обещаю. И Киллиан. — Зачем я ему такая, если даже мой собственный ребенок меня оставил? — шмыгнула носом уже захмелевшая Эмма. Реджина не ответила, лишь крепче прижала ее к себе. — Пойдем, я покажу тебе, как набрать ванну.***
Когда дверь ванной комнаты захлопнулась за Эммой, Реджина убрала со стола посуду и набрала номер Робина.