Эмма вновь бродила меж доков, — действие, уже вошедшее у нее в привычку с того момента, как Киллиан уехал из Сторибрука. Сегодня выходной, участок переживет как-нибудь пару-другую часов без ее участия, посему, можно позволить себе улизнуть из-под бдительного ока Реджины, сославшись на незаконченный квартальный отчет.
Нет, Эмме нравилось жить в доме мэра, нравились яблочные пироги, которые Реджина мечтала научить ее готовить, нравились посиделки у камина, как правило, затягивающиеся до глубокой ночи, и просто общество человека, который так искренне предложил свою дружбу, что Свон не посмела отказаться.
Долгие годы одиночества отучили ее от попыток доверять кому бы то ни было, кроме себя, но и Реджина, и Робин составляли исключение из всех мыслимых правил. Властная женщина, скрывавшая в сердце груз прошлой жизни, и простоватый, но верный и искренний мужчина в рубашке канадского лесоруба — они были странной, на первый взгляд, парой, ставшей для жителей городка образчиком семейной жизни.
Реджина осторожными расспросами и участливыми словами выясняла все, что тревожило нуждающихся в ее помощи и немедля ее, помощь, осуществляла, а Робин был залогом спокойствия и благополучия Сторибрука. Киллиан выглядел в их компании аутсайдером, что случайно забрел на огонек, но впоследствии не устоял перед пирогом и остался на ночь.
Так же, как и сама Свон, Джонс нуждался в собственной тихой гавани, в месте, куда не долетало крепкое словцо Робина и нотации Реджины, в месте, где он чувствовал себя самим собой, а не парнем без роду-племени, носящим за поясом значок помощника шерифа. Его место было в сторибрукской гавани, в машинном отделении яхты, на палубе у штурвала, когда ветер швыряет в лицо соленые брызги, когда волны с ревом разбиваются о берег, и можно быть единым со стихией — единственной вещью в мире, которой еще можно довериться.
Эмма неспешно брела вдоль причала и слушала, как кричат в вышине наглые чайки. Мысли роились в голове, а она все никак не могла взять в толк, что же ее тревожит. Сторибрук без Киллиана казался безжизненным, так же, как и бар и пустующая над ним квартирка. Не было его шуточек с подтекстом, не было забытых на журнальном столике пивных банок, не было едких комментариев, касающихся его любимой бейсбольной команды, проигравшей первенство штата с оглушительным счетом, и не было пожеланий доброй ночи. Не было блинчиков по утрам. Эмма тщетно одергивала себя. Она вновь во что-то ввязывалась, но ей это нравилось. Нравилось засыпать под его храп и просыпаться под звук шкворчащих на сковороде блинчиков, о том же, что ждет их дальше, Эмма предпочитала не задумываться. С ним ей было спокойно, а за годы своей дерьмовой жизни Свон давно уже забыла о том, что такое спокойствие.
Вот потому она стояла сейчас перед покачивающейся на волнах яхтой и смотрела, как тучи скрывают от нее линию горизонта. Эмма спрашивала себя, скучал ли Киллиан по морю, по буйству стихий и по своей команде? Много вещей она о нем еще не знала, но у нее не было права вмешиваться в его жизнь.
Солнце клонилось к закату, обещали затяжные снегопады, к вечеру стало ощутимо подмерзать, и Эмма впервые пожалела, что не послушалась Реджину и не сменила неизменную красную кожанку на что-то более подходящее. Надо было возвращаться, но в доме мэра будет шумно и участливо, как бывает всегда, а Эмме вдруг отчаянно захотелось тишины и того хрупкого ощущения уюта, что она чувствовала лишь в квартире над баром.
Досадливо вздохнув, Свон направилась к выходу из доков, чтобы нос к носу столкнуться с ошивающимся там Кэссиди.
— Я, кажется, приказала тебе убираться ко всем чертям, Нил!
— С каких это пор я спрашиваю твоего разрешения, дорогая?
— С тех самых, как я порвала с тобой.
— Ты меня недооцениваешь, Эм, всегда недооценивала. Я всегда и везде тебя найду, где бы ты ни была.
— Тоже мне, Прекрасный принц нашелся! Дай пройти!
— Нет, крошка, ты пойдешь со мной.
Не успела Эмма сориентироваться, как Нил схватил ее за запястье и дернул на себя, она поскользнулась, но удержалась на ногах. Свободной рукой Эмма толкнула Кэссиди в грудь.
— Пусти меня, придурок!
Но Нил, как водится, оказался сильнее. Он попытался схватить Свон за вторую руку, но Эмма, будучи не в силах дотянуться до кобуры, просто его укусила. Кэссиди наотмашь ударил ее по щеке, и в этот самый момент Свон выхватила пистолет.
— Либо ты проваливаешь, либо я тащу тебя в участок.
— Тебе нечего мне предъявить.
— Как это «нечего»? А нападение на шерифа?
— А полномочия у тебя уже есть? — усмехнулся Кэссиди и стремительно зашагал прочь.
Эмма сокрушенно покачала головой, стараясь не думать, что скажет ей Реджина, заметив синяк под глазом.
***
Киллиан бродил по кухне, как загнанный в угол зверь, сжимал и разжимал кулаки и все никак не мог совладать с собой. Робин стоял в дверном проеме, скрестив руки на груди, и наблюдал за метаниями друга.
— Поехали домой или как?
— Не знаю…
— Киллиан, что тебя гложет?
— А нужен ли я там, Роб? — покачал головой Джонс, продолжая нарезать круги.
— А ты как думаешь? После того, что рассказала нам Редж, я бы уже мчался в Сторибрук.
— Я и помчусь, и прикончу ублюдка, и пусть меня посадят. Но Эмма его любит, понимаешь? Они много лет были вместе, люди расстаются, такое случается, но он нашел ее, вдруг, он не такой мерзавец, как расписала Реджина?
— По-моему, ты просто боишься.
— Чего боюсь?
— Да того, что уже весь город видит, как вы сохнете друг по другу, кроме вас, дураков!
— Брось, Роб.
— Джонс, я знаю тебя лучше, чем ты можешь себе представить. И я знаю этот взгляд потерянного мальчишки. Решись, наконец, открыться ей. Тем более, сейчас маячит такой шанс!
— А если она его любит?
— Но примчалась-то она обратно из-за тебя, не из-за него. И полстраны исколесила тоже не от счастья.
— Думаешь? — Киллиан нервно почесал за ухом и вспрыгнул на столешницу.
— Уверен! Иди, отпрашивайся у тетки, мы, вроде, уже все по дому доделали.
***
Эмма задумчиво брела к парковочному месту, где ее дожидался желтый «жук». В виски билась приближающаяся мигрень и неясная тревога. Нил, вероятнее всего, опять связался с нечестными делами и уверовал в собственную безнаказанность. Как бы ни было противно, но он был прав — Эмме пока нечего ему предъявить, тем более, когда она всего лишь исполняет обязанности шерифа. К тому же, ей ужасно не хотелось, чтобы Нил столкнулся с Киллианом, кто знает, какая еще дурь придет в больную голову Кэссиди? К чему лишний раз подвергать опасности людей, ставших Эмме близкими?
Осмотрев машину со всех сторон, Эмма пришла к выводу, что маячок под капотом — это блеф, придуманный Нилом, но тогда, каким же образом ему удалось ее отыскать? И как сделать так, чтобы он оказался за пределами ее досягаемости, и, желательно, как можно быстрее?
Свон задумчиво потеребила свисающую с шеи подвеску, в который раз задавшись вопросом, зачем она продолжает ее носить, и развернулась от машины. К ней, насколько позволял поздний срок беременности, спешила Реджина.
— Эмма Свон, потрудись объяснить, какого черта ты не отвечаешь на мои звонки?
Эмма почувствовала себя школьницей, врасплох застигнутой директором. Похлопав по карманам джинсов, Свон поняла, что окончательно пропала.
— Телефон остался в участке.
— Просто прекрасно справляетесь со своими обязанностями, госпожа шериф, — продолжала отчитывать Реджина, но тут в городе зажглись фонари, и Эмме волей-неволей пришлось выйти на свет, — Бог мой, Эмма, это что такое?
— Я была в доках, проверяла яхты и лодки, и на выходе на меня напал Нил.
— Мерзавец за решеткой, я надеюсь?
— Редж, я всего лишь исполняю обязанности шерифа. У меня нет полномочий.
Но Реджина ее уже не слушала, привычно схватив на руку и утаскивая прочь с парковки.
— Хочешь ты или нет, но я тебя из дому больше не выпущу.
***
Через час Робин и Киллиан уже мчались по направлению к Сторибруку, напрочь игнорируя мрачные прогнозы синоптиков об ухудшении погоды и затяжных снегопадах.
