Нельзя менять прошлое. Чернобыль

      …Я уже хотела сделать шаг, но меня остановил крик, похожий на мольбу о помощи. Переглянувшись, мы с Лёшей рванули в сторону леса, откуда издавался звук.       Не сказать, чтобы эта местность вызывала больше положительных эмоций, чем ночью, но хотя бы было светло и по полусухим веткам деревьев скользили лучи солнца. Скорее всего, не будь я в такой ситуации, я залюбовалась бы пейзажем: пустующий лес с постепенно осыпающимися, но до сих пор зелёными листьями, солнце греет тело, заставляя щуриться, кое-где даже слышатся отголоски птичьего пения. Но время и история не терпит сослагательного наклонения, так что глупо об этом рассуждать. Сейчас этот лес пугал своим одиночеством, а птичьи голоса вовсе не ласкали слух, а скорее предупреждали об опасности.       Земля была рыхлой, почти на каждом шагу попадались ямы, кочки, какие-то камни, поэтому приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не навернуться.       Горелов почти сразу обогнал меня, я старалась не отставать, но каждый шаг буквально выбивал воздух из лёгких. Пропуски уроков физкультуры по липовой справке давали о себе знать всё отчётливее.       — Давай, Сань, давай! — периодически кричал Лёша.       Бежали мы около минуты, пока парень, чуть не сбив меня с ног, резко не повернул вправо, откуда издавался крик, который становился громче. Прошло совсем немного времени, прежде чем мы остановились, чуть не скользя по грязи и не падая от резкого торможения, увидев лежащего на земле человека, который, скрючившись, издавал душераздирающий крик, но заметив нас, он прохрипел:       — Помогите мне…       Мы осторожно приблизились к нему. Это был мужчина, на вид лет пятидесяти, его одежда была вся испачкана в грязи, вероятнее всего, из-за того, что он ворочался по земле. По лбу ручьём лился пот, а волосы полностью вымокли, лицо и руки были в мелких царапинах, похожих на раны от веток деревьев; значит, он бежал от кого-то… Может, от аптекаря? Да нет, бред какой-то…       — Спасите… — пока я его оглядывала с ног до головы, он продолжал хрипеть и не сводил с нас глаз.       — Что с тобой? Чем мы можем помочь? — Лёша, вытянув руку, не позволял мне подойти ближе к мужчине.       — Помогите… — он продолжал повторять одно и то же.       — Пусти меня, — я оттолкнула руку Горелова, приближаясь к этому человеку и немного наклоняясь, чтобы понять, что с ним. Мужчина с минуту смотрел на меня широко раскрытыми глазами.       — Ты, — прохрипел он, указывая на меня дрожащим пальцем и тут же хватая за предплечье, больно впиваясь ногтями в кожу, отчего я невольно вскрикнула.       — Эй! Отпусти её! — вступился Лёша, вцепившись в мужика и пытаясь ослабить его хватку, но у него ничего не вышло.       — Кто ты? Зачем ты здесь? — испуганно продолжал лежащий, сверля меня взглядом и не обращая никакого внимания на парня. — Она ищет тебя.       — Что ты несёшь? Кто ищет меня? — скривившись от боли, переспросила я.       — Она хочет… — начал было мужчина, но тут же остановился, а его лицо резко изменилось, становясь словно бесчувственным и равнодушным. — Убей меня, — серьёзно произнёс он.       Я не могла перестать смотреть в его глаза. Пыталась прервать зрительный контакт, но просто не могла. А моя рука, казалось, сама по себе потянулась за спину за пистолетом. Я слышала крики Лёши, который то и дело тряс меня за плечи, но всё это было как будто сквозь какую-то пелену. Знаете, такое ощущение всегда обволакивает, когда вы начинаете засыпать: вы, вроде бы, всё слышите, понимаете, что происходит, но в тоже время не можете никак отреагировать, поддаваясь своему телу и переставая его контролировать.       И вот сейчас я понимаю, что моя дрожащая рука с пистолетом направлена на лежащего мужчину, который продолжал смотреть мне прямо в глаза и крепко держать руку, по которой маленькими капельками текла кровь.       — Убей, — твёрдо в последний раз приказал он, после чего раздался выстрел из моего пистолета.       Как только его хватка ослабла и мужчина безжизненно дёрнулся от проникнувшей в его грудь пули, я упала на колени, хватаясь за голову. В ушах стоял оглушительный звон, бьющий по мозгам.       — Саша, Саш! — я почувствовала, как Лёша, схватив меня в охапку, попытался поднять. Я открыла глаза: всё плыло, а голос парня доносился, словно откуда-то издалека.       Я размыто видела медленно сменяющуюся вокруг меня обстановку: Горелов тащил меня куда-то. Мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем мы вышли к дороге. Стало немного лучше, и я была уже в состоянии сама передвигаться. По пути Лёша позвонил Паше, чтобы ребята вернулись немного назад и подождали нас.       — Божё мой, Саша! С тобой всё в порядке? — как только мы встретились со всеми, на меня накинулась Аня, обнимая и рассматривая с ног до головы. Сестра гладила меня по волосам, шепча о том, как она сильно переживала, когда Горелов, сказал, что со мной что-то случилось.       Я не сразу ответила ей на объятия, но секунд через двадцать уткнулась носом в синюю куртку, закрывая глаза и только сейчас осознавая, что я убила человека…       Пока я приводила мысли в порядок, Лёша рассказывал, что произошло в лесу.       — Гош, у тебя есть аптечка в машине? — спросил Паша, рассматривая мою руку, на которой остались глубокие раны в виде полумесяцев от ногтей мужика.       — Да, конечно, — парень отбежал от нас в поисках аптечки для обработки кровавых следов.       — Ты забрала пистолет?       Я судорожно схватилась за ремень джинсов, за которым не было оружия. По телу прошёл жар, Вершинин насторожился.       — Не волнуйтесь так, я ж не совсем тронулся ещё, чтобы оставить в лесу пистолет, — нервно улыбаясь, произнёс Лёша, протягивая своему другу ствол.       — Ей отдай, — кивнул на меня Паша, на что Горелов усмехнулся, но всё же отдал мне оружие. — Гоша! Ну, ты там долго?!       Петрищев вынес аптечку и Вершинин принялся обрабатывать руку.       — Ай, щиплет, — я схватилась за него, не позволяя продолжить. Паша посмотрел на меня:       — Мы не можем оставить это просто так. Убери руку, — спокойно попросил он, заставляя меня отпустить его. — Вот так. Я очень аккуратно. Ребят, вы сядьте в машину, что тут впятером стоять над ней? Две минуты, и мы продолжим путь.       Друзья, немного помедлив, всё же вернулись в автомобиль.       — Ты знаешь его? — когда все двери были закрыты и никто нас не слышал, Вершинин задал вопрос, не смотря на меня.       — Нет… Паш, помнишь, тот владелец кафе говорил, что люди в близлежащих населённых пунктах к Чернобылю странности всякие начали замечать?       — Ну…       — Может, он имел в виду всё это? Всё, что с нами сейчас происходит.       — Я не знаю… Мы даже ещё в зону не въехали. До Чернобыля ещё часа четыре дороги. Давай бинтом обмотаем, на всякий случай, — перевёл тему парень, посмотрев на меня. На мгновение я засмотрелась в его усталые серо-голубые глаза; просто так засмотрелась, выкинув все мысли из головы, абстрагировавшись от всего происходящего… Но Паша еле улыбнулся, намекая на то, что я слишком медлю с ответом, я кивнула головой в знак согласия.       И вот мы снова в дороге… За окном не меняющийся на протяжении нескольких часов пейзаж — сухой лес, не дающий ни намёка на жизнь.       — Ребят, я не понимаю, почему нельзя было просто вернуться в Москву?! После всего того, что произошло! — Гоша уже около пятнадцати минут возмущается, трясясь, как осиновый лист.       — Все решили, что мы должны закончить это. Без денег мы не вернёмся, — ответила Настя, в то время как парни, сидящие впереди (Лёша — за рулём, а Паша — на пассажирском сидении), нервно выдохнули. Их заметно начало раздражать поведение Петрищева.       — Лично я ничего не решал!       — Гош, вот что ты начинаешь опять?       — Да потому, что я не понимаю, почему при всех сложившихся обстоятельствах мы продолжаем ехать в Чернобыль! И вообще, это моя машина! И я не хочу никуда ехать, — заистерил парень, чуть не подпрыгивая на месте.       — Гош, пойми, — к нам повернулся Паша. — Всем страшно. И мне страшно, и Лёше, и девочкам. Но я просто так не оставлю этому подкастеру своё бабло. Даже если нам придётся ещё десять раз пройти через то же самое. Это деньги моей семьи! Более того, разворачиваться после всего, что с нами произошло? — он усмехнулся. — Нет. Надо окончательно во всём разобраться.       От слов блондина Петрищев не успокоился и продолжал истерить ещё минут десять.       Когда терпеть его сил уже не оставалось, я заметила, как Паша и Лёша переглянулись в явно что-то замышляющей усмешке. Вершинин еле заметно кивнул, после чего машина остановилась.       — Сань, выйди на минутку, — попросил меня блондин, и они с Лёшей покинули автомобиль.       — Ну, что, Гошанчик, ездил хоть раз в багажнике? — хлопая сидящего в Волге Петрищева по плечу и тут же хватая за куртку, Горелов вытащил его из машины, слегка отталкивая меня.       Двадцать секунд, и Гоша уже кричал что-то невнятное и неразборчивое из багажника собственной машины, а мы, заметно оживившись, продолжили путь.       — А он там не задохнётся? — спросила Настя.       — Не, я ему бутылку воды кинул, — развязно ответил Горелов.       — При чём тут вода? Я про кислород, вообще-то, говорю.       — Так она же, это, газированная. Газики там… — я еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться в голос в ответ на слова парня, Паша, широко улыбаясь, опустил голову, легко мотая ею.       — Ну, он же не Ихтиандр, — продолжала настаивать рыжеволосая, в чьём голосе слышалась тревога за друга.       — Да нет, ему, вроде, девочки нравятся, — на полном серьёзе произнёс Горелов, после чего салон автомобиля заполнился моим громким смехом, не особо свойственным для психически здоровых людей.       Вершинин, улыбаясь, повернулся в мою сторону, на несколько секунд задержав на мне свой взгляд. Я нехотя замолчала и посмотрела на парня с улыбкой.       — Кто-нибудь хочет есть? — спросил Паша, медленно переводя взгляд на остальных ребят.       — Да, — сразу отозвалась я, почувствовав, как желудок сжался и заурчал при упоминании о еде. Одновременно со мной согласились и девочки.       — Отлично. Тем более, это будет последняя остановка до Чернобыля. Лёх, остановишься где-нибудь. Пока мы не доехали, должно быть какой-то заведение.       — Конечно.       Минут через двадцать Горелов припарковал машину у какой-то богом забытой кафешки. Это было маленькое, скудно обставленное помещение, в котором помимо нескольких пластиковых столов и стульев и буфета, который оставлял желать лучшего, ничего не было.       — Надеюсь, хоть здесь ничего не произойдёт, — усмехнувшись, произнёс Лёша.       — Сплюнь, — отозвалась Настя, на что её парень в прямом смысле сплюнул.       — Это метафора, придурок, — закатила глаза я.       — А вы Гошу в машине, что ли, оставили? — произнесла Аня, не давая парню ответить на моё замечание.       — Забыл про него, — посмеялся Лёша. — Да ладно вам, спокойней без него.       — Никто на мозг не капает, — добавила я и получила одобрительный кивок от Горелова.       — Лёш, ты дурак? Иди выпусти его, — толкнул друга Паша.       — А почему я один-то? Она тоже не против Надрищева оставить в багажнике, — указывая на меня, начал негодовать брюнет.       — Его фамилия Петрищев, — произнесла моя сестра.       — А ты у нас святая, да?       — Хватит, а? — Настя повысила голос и отправила своего парня выпускать нашего «заложника».       Пока Лёша возился с машиной, Аня и Настя заняли один из столиков, а мы с Пашей пошли в буфет, чтобы взять еды. Я незаметно для самой себя погрузилась в мысли, в очередной раз пытаясь переварить всё, что произошло за сегодня и за те дни, что мы в пути. Это никак не укладывалось в голове… Она ищет тебя… Что это значит? Кто меня ищет? И почему именно меня?       Стало ещё больше вопросов.       — Саш, — я почувствовала, как Вершинин дотронулся до моего плеча, я посмотрела на него, встряхнув головой и пытаясь отогнать назойливые мысли. — Я спрашиваю, что будешь себе брать? И Ане тоже выбери что-нибудь, — я перевела взгляд на стеллажи с едой. Выбора особо не было, поэтому пришлось взять две шаурмы нам с сестрицей. На самом деле, редко ем такую еду, стараюсь питаться правильно, несмотря на то, что курю, но в плане пищи я довольно привередливый едок. — Ты так смотришь на неё, — посмеялся Паша, замечая мой не самый восхищённый взгляд на еду, пока мы возвращались к нашему столику, где уже все собрались.       — Я за здоровое питание, — я выдавила улыбку.       — И ты всё равно не перестаёшь думать о том, что произошло в лесу, — произнёс парень, словно читая мои мысли. — Постой, — он остановился передо мной, преграждая путь и ставя разнос с обедом для друзей на ближайший к нам столик, Паша положил руки мне на плечи и посмотрел сверху вниз; только сейчас я обратила внимание на то, что Вершинин выше меня почти на голову. — Перестань заморачиваться по этому поводу. Мы сейчас всё равно ничего не поймём, так зачем мучить себя этими мыслями и непонятными доводами? Просто постарайся никуда сама не лезть. Пожалуйста. Я не позволю чему-то плохому с тобой случиться, слышишь? — я смотрела на Пашу, застланными, непонятно отчего, слезами глазами. — Я единственный, кто знает о тебе чуть больше, чем все остальные. Я, наверно, не могу понять, но могу представить, как тебе сейчас страшно. Просто постарайся мне довериться, рассказывай всё, что касается происходящего. Если ты не захочешь, я до определённого момента не буду ничего говорить ребятам, но тогда я тоже должен доверять тебе полностью. Я верю твоим словам, и ты поверь мне. Мы со всем разберёмся, хорошо? — я молча кивнула, не в силах проронить ни слова, в горле стоял ком, который я всеми силами пыталась подавить, чтобы он не вылился в истерику, желудок сжался то ли от голода, то ли от всего того, что сказал мне сейчас Паша.       — Я верю тебе, — тихо ответила я.       — Хорошо. А теперь пойдём, — парень улыбнулся, беря разнос, — а то дебильных шуточек Лёши нам не избежать.       — Ну, почему так долго? — сразу накинулся на нас Горелов, забирая свою еду из рук блондина.       — Поговорить нельзя? — рявкнула я.       — Ох, какая ты злая стала. Пашка, твой косяк? Почему у тебя такая злая и неудовлетворённая баба, а?       — Лёх, заткнись, а? — пародируя интонацию друга, ответил Вершинин.       Ещё немного поспорив, мы приступили к еде, параллельно о чём-то болтая и шутя. Все старательно избегали тему Чернобыли и всего того, что произошло с нами. Радовало то, что, несмотря на то, что мы столько всего пережили, ребята не теряли своего оптимизма и продолжали обсуждать какие-то повседневные вещи, вроде тусовки после возвращения домой и тому подобного. И это было похоже на обычную поездку с близкими друзьями, когда вы все вместе сидите на пластиковых стульях, поедая шаурму в какой-то богом забытой забегаловке, и забываете о всех своих проблемах, какими серьёзными они бы ни были. Даже Гоша немного оживился, принимая участие в нашем маленьком безумии.       Когда мы почти всё доели, я решила проверить новости от нашего любимого подкастера.       — Ребят, этот придурок выложил новое видео, — сразу же оповестила я друзей.       — Запускай, — Аня и Паша, между которыми я сидела, пододвинулись ближе, а остальные встали сзади.       — Это снова я, — безрадостно начал Игорь, он выглядел очень напуганным: грудь неровно поднималась и опускалась, на лбу блестели капли пота, а его и без того безумные глаза сейчас придавали своему хозяину вид сумасшедшего, он периодически оглядывался по сторонам, словно остерегаясь кого-то. — Я попал в аварию, когда уже почти добрался до Чернобыля. Я сбил какого-то умалишенного, которому нужно было доставить рюкзак с непонятным оборудованием в Припять. Он всё время что-то повторял про какого-то учёного, для которого он всё это делает. Я пообещал, что доставлю это, куда надо. Но когда я открыл рюкзак и увидел то, что находится там, то оставил его у одного из знаков, который находится на въезде в Припять. Это был какой-то аппарат, я никогда не видел такого раньше. Там… там есть фонарик и панель. Но работает только фонарь. Я не знаю, для чего это, поэтому и оставил рюкзак. Но я не остановился перед своей целью и сейчас уже нахожусь в Зоне. Дело осталось за малым: обследовать город. Скоро мы с вами снова увидимся.       — А я так надеялся, что у нас больше не будет непонятной хрени, — вскинув голову, произнёс Лёша.       — Уже ни на что не надеюсь, — выдохнул Паша. — А когда он это выложил?       — Час назад, — ответила я, поджав губы.       — Ладно, поехали.       Никто не стал противиться, мы молча поднялись и направились к машине. Ехали также молча, весь оптимизм испарился.       Примерно через полчаса Паша уснул, и я даже не заметила, что открыто пялюсь на него, пока тот спит.       Блондинистые, явно крашеные волосы, растрепались, сцепляясь во всевозможные переплетения; длинные черные ресницы обрамляли серо-голубые глаза, в которых иногда хотелось просто тонуть; под ними залегли неглубокие синяки, отчётливо выделяющиеся на светлой коже; нос с небольшой горбинкой и пухлые губы, время от времени изгибающиеся в красивой улыбке. С первого взгляда запоминалась каждая деталька. «Но это не значит, что ты мне понравился. Ты не в моём вкусе, » — в памяти всплыли мои слова, сказанные Паше ещё в Москве, когда мы даже представить не могли, что с нами столько всего произойдёт.       «Ты не в моём вкусе…» Да что я, вообще, знаю о своём вкусе?! Только то, что мне нравятся такие же ненормальные парни, как я. А Паша? Вершинин не был таким уж безбашенным. Если сравнивать его и Лёшу, то там, в Москве, я бы выбрала второго. Но сейчас, общаясь с ним, я понимаю, что Горелов скорее друг, нежели парень. И дело даже не в Насте, а в… не знаю… в женской логике, которая просто не рассматривала Лёшу как возможного кандидата на роль молодого человека. Хотя… и о настоящей дружбе я толком ничего не знаю. Глупая девочка-подросток, не познавшая силы искренней дружбы, когда ты можешь рассказать человеку абсолютно всё, что творится на душе, и не бояться, что об этом узнают не те люди. Девочка, вечно находящаяся в компании, но остающаяся при этом одна на эмоциональном уровне, переживающая все свои неудачи и сложности в одиночку. Девочка, окруженная любовью сестры и тёти, но всеми силами отталкивающая её. Девочка, боящаяся показать свою слабость и беззащитность, скрывающаяся за маской дерзости, безразличия и бесстрашия.       А Паша на время помог избавиться от этой маски, застав меня — ту самую девочку — в момент слабости, нашёл нужные слова и каким-то чудесным образом заставил довериться. Мне не хотелось возвращаться в машину после наших «разговоров на капоте». И сейчас хотелось, чтобы все спали, а мы снова были наедине, сидя на капоте Волги. Хотелось крепко-крепко прижаться к Вершинину, найти защиту в его объятиях и утонуть в серо-голубых глазах.       Он взбудоражил что-то внутри меня. Что-то, от чего сейчас я отвернулась к окну, чувствуя, как щёки залились румянцем.       Через несколько часов, когда Паша с Лёшей снова поменялись и Вершинин сидел за рулём, а я — на пассажирском сидении, которое мне очень «вежливо» уступил Горелов, чуть не подравшись со мной, я даже не заметила, как провалилась в сон.       И снова всё повторилось…       …1:19…       …1:20…       …1:21…       Но когда я уже бежала навстречу к родителям и сестре, резко проснулась, вздрогнув.       — Всё хорошо? — сразу спросил Паша, обеспокоенно глядя на меня.       — Да, — нахмурив брови ответила я. — Просто… сон не закончился.       — Это плохо? — выгнув бровь, поинтересовался блондин.       — Не знаю… По крайней мере, никого не успели убить, — нервно усмехнулась я.       — Хоть что-то радует.       — А нам ещё долго ехать? — я посмотрела в окно, замечая, что начало смеркаться, и темнеющее небо снова нагоняет ужас, заставляя чёрные тени плясать среди сухих деревьев.       — Нет. Только что мы в ехали в Зону радиации…