Totally captivated

Наруто стоял на коленях. Перед нынешним Райкаге. Низко склонив голову, почти касаясь лбом холодного снега. И его руки дрожали от напряжения — так сильно Узумаки сжимал их в кулаки. Казалось бы, он уже целую вечность просит, молит о том, чтобы Саске не убивали. Ему важно это. Важнее, чем собственная гордость, нанесенные девушкой из Облака побои, из-за которых Наруто был похож на настоящую мумию. Для Наруто Саске всегда будет важнее. Внутри Какаши что-то болезненно сжимается. Он знает — Райкаге не отступит от того, что запланировал, потому что Саске убил его младшего брата. Смерть родственников не прощают, даже если кто-то просит об этом так сильно, стоя на коленях. Хатаке хочется подойти к ученику, поднять его, прижать к себе, успокоить. Они спасут Саске, Какаши найдет способ, если это так важно. Он сделает все, что Наруто захочет. Потому что для мужчины этот взбалмошный и взрывной парень давно стал самой жизнью. Он значил много. Даже слишком много. И ради него уже сам Какаши готов вот так стоять на коленях. Или даже умереть. Райкаге непреклонен. Это было очевидно. Он оглашает свое решение и оставляет Наруто стоять на коленях, беспомощно глотая предательские слезы, которые рвутся наружу с потрясающей настойчивостью. Наруто не должен плакать. Он сильный. Он справится. Пусть даже сердце готово разорваться на сотни бесполезных ошметков. Он найдет способ спасти Саске, что бы для этого не потребовалось. — Наруто, — джинчурики вздрагивает всем телом, когда слышит рядом такой знакомый и тихий голос. Какаши садится на корточки рядом с ним, кладет руки на плечи и едва ли не силой заставляет подняться. Наруто подчиняется. Его все еще трясет. Хочется позорно разрыдаться. И он знает, что его не осудят. Ведь это же капитан Ямато и Какаши-сенсей. Его Какаши-сенсей. Наруто чувствует вину, потому что иногда он забывает, что в его жизни есть настолько близкий человек. Когда дело касается Саске, Наруто порой забывает обо всем. И он все еще не понимает, как после всего мужчина остается с ним. И не просто остается. Поддерживает. Помогает. Узумаки не выдерживает. Просто не может. Он беспомощен, как никогда. У него нет сил, чтобы что-то исправить. Он не знает, как это сделать. А ведь ниндзя должны держать свои эмоции в узде. Должны, даттебае. Должны. И Наруто должен, пусть для него законы не писаны. Пусть он игнорировал их всю свою сознательную жизнь. Но напротив слишком добрые и понимающие глаза учителя, не скрытые привычной идиотской маской. Наруто знает, что его читают, словно открытую книгу. Потому что он сам позволил. Впустил в жизнь с одной лишь эгоистичной целью — заполнить пустоту после ухода Саске. И Наруто не дурак, что бы по этому поводу кто ни говорил. Он знает, что Какаши все давно понял, почему тогда ему позволили. И это нечестно. Паршиво. Паскудно. Наруто не привык так поступать. Но делает это бессчетное количество раз, предлагая сердце, которое словно держал в руках, тому, кому оно не нужно. А стоило бы отдать его тому, кто действительно его заслужил. Наруто все же плачет. Беззвучно, едва всхлипывая. Прозрачные дорожки чертят его левую щеку, на правой же намокают повязки, закрывающие половину лица. Наруто дрожит и многое хочет сказать. Ему плевать, что смотрит капитан Ямато. Древесный ниндзя давно ко всему привык. Он слишком долго знает Какаши, привязан к Наруто, поэтому ему нет смысла осуждать эти неправильные на взгляд многих отношения. Не человеку выбирать, кого любить. Узумаки протягивает руку, чтобы коснуться, но Какаши перехватывает его ладонь, переплетая пальцы. Чуть сжимает, словно показывая, что он все еще здесь. Потом придвигается ближе к ученику, осторожно и мягко целуя его возле носа через маску. Но Наруто хватает и этого. Он все равно чувствует горячее дыхание, контрастирующее с холодом места, где они находились. Он научился тонко различать эмоции, поэтому он чувствует каждый их отголосок. И Какаши не скрывает. А есть смысл? Хатаке продолжает покрывать короткими, но значащими чертовски много, поцелуями мокрое от слез лицо Наруто. Он касается его холодных щек. Сначала левой, согревая дыханием кожу, а после — правой, чувствуя своеобразный вкус тканевой повязки. Целует покрасневший от мороза кончик носа джинчурики, его слипшиеся от соленых слез ресницы, складку между тонкими бровями. И сжимает руку, поглаживая подушечкой большого пальца внешнюю сторону ладони Наруто. Джинчурики все еще дрожит. И дрожь усиливается. Какаши понимает все. Он взрослый человек, который пережил многое за свои годы. Поэтому он понимает. Знает, что такое терять друзей. Знать, что ты ничего не можешь сделать. Это убивает куда сильнее. Намного сильнее. Но, когда Наруто внезапно заговорил сквозь слезы, Какаши удивленно захлопал глазами. Потому что он не думал, что его мальчика волнует это. — Какаши-сенсей, простите, — тихо всхлипнув, выдохнул Наруто. — Вы ведь меня…, а я… Саске… Когда дело касается Саске, мне сносит крышу. Я забываю. Обо всем. Кроме него. Забываю про вас. Забываю, что я больше не один. Я… я… Хатаке тепло улыбнулся. Он не думал о своих чувствах, когда решил сблизиться с Наруто после его возвращения в Коноху. Ему просто важно было быть рядом. И плевать, как именно. Какаши ведь не идиот. Он опытный, сильный шиноби. А Наруто — ребенок. Понять его так легко. Поэтому мужчина знал с самого начала, на что подписывался. Но даже так он ведь согласился. И сейчас это светловолосое чудо плачет не только из-за Саске, но и из-за него. — Успокойся, Наруто, — голос Какаши вкрадчивый, теплый, с хрипотцой. — Все в порядке. Тебе не нужно оправдываться. Я понимаю. — Вы всегда понимаете, — всхлипнул Наруто, поднимая один здоровый глаз и смотря на учителя. Какаши увидел такую тоску в этих глазах, в которых привык всегда видеть искорками вспыхивающую радость. И вздрогнул сам. Потому что и ему тоже больно. Он словно научился чувствовать все, что чувствует Наруто. — Это работа взрослых, — Хатаке улыбнулся и коротко прикоснулся губами к холодным и посиневшим губам джинчурики. Ямато за спиной вежливо кашлянул, напоминая, что сейчас не особо подходящие время и место для телячьих нежностей. — Я вас люблю, вы знаете? — внезапно признается Наруто. Ямато снова кашляет, на этот раз от неожиданности, а Хатаке замирает, не в силах поверить, что не спит. Потому что слова Наруто — чистая искренность. Ни капли фальши. Он редко лжет. — Что бы ни случилось, — продолжил Узумаки, заметив замешательство учителя, — вы для меня самый дорогой человек. Я просто не умею… меня не научили, как правильно… Он не договорил, растерянно водя глазами из стороны в сторону, но Какаши понял и так. Всегда понимал. Поэтому подался еще ближе, обнимая свое солнце, прижимая так близко, как было возможно, зарываясь пальцами в припорошенные снегом светлые волосы, глубоко вдыхая ставший родным за многие ночи запах. — Я тоже, — выдохнул Хатаке тихо, чтобы не нарушить то хрупкое, что только возникло между ними. — Тоже тебя люблю. Короткое признание заставило Наруто заплакать еще сильнее. Парню просто нужно было выпустить все те эмоции, что душили его долгое время. Поэтому он был готов сорваться в истерику. Готов был взорваться. Ведь он еще ребенок. И для него всего слишком много. Боли, страданий, ответственности. И Какаши хотел разделить все это с ним. Взять себе большую часть. Но Наруто никогда не позволял. Зная, как никто, насколько джинчурики не любит это состояние полной беспомощности, за которое потом будет корить себя очень долго, Какаши точным ударом ребра ладони по шее лишил Узумаки чувств. Тот мгновенно ослаб, падая в руки мужчины. Джоунин поднял его на руки, бережно прижимая к себе. — Идем, Тензо, — приказал Хатаке, услышав в ответ: «Не зовите меня по имени!» Наруто проснулся от того, что ему было тепло. И кто-то лежал рядом. Прижавшись грудью к его спине и тихо сопя в шею. Тяжелая рука покоилась на талии парня. Не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто это. Наруто лишь тепло улыбнулся и заерзал, пытаясь прижаться еще теснее, ближе. Ему нужно было это, как никогда. Нужна чужая близость. Просто для того, чтобы успокоиться. И Какаши-сенсей всегда подходил для этого, как никто другой. От него всегда исходили тепло, уверенность, сила. То, что могло поддержать Наруто. Пусть раньше он этого не понимал. Погоня за Саске многое отнимала у него. Да, Саске был дорог Наруто, как первый человек, с которым он подружился. Первый настоящий друг, пусть они частенько ругались и спорили. И это было похоже на одержимость. Наруто действительно был одержим им. И забывал о многом. О себе, о тех, кому он дорог. Возможно, ему стоило остановиться? Не бросить попытки вернуть, но немного умерить пыл. Он вернет его, даже если для этого потребуется вся жизнь, будет идти к цели с упорством, которое всегда его отличало. И добьется своего. Как и всегда. Потому что иначе Наруто не мог. Но и ему нужно иногда просто жить. Просто быть рядом с человеком, который стал для него настолько же важным, как родители, которых он пусть и не видел никогда, но любил, и извращенный отшельник. Опустив глаза и посмотрев на сильную и широкую ладонь с крепкими пальцами, касающуюся его живота, Наруто положил свою руку поверх и переплел пальцы. Какаши-сенсей словно почувствовал что-то сквозь сон и чуть сжал ладонь джинчурики. Коротко и горячо выдохнул в шею и коснулся губами чуть ниже линии роста волос. Наруто задержал дыхание, перед этим глубоко втянув воздух, и замер. Его уши слегка покраснели. Они уже довольно долго были вместе, просыпались и засыпали в одной постели, но Наруто все еще не мог привыкнуть до конца. Его смущало, как реагировало тело, стоило мужским рукам прикоснуться к нему. Как реагировало сердце, готовое вырваться наружу. Но он не мог сказать, что частые и чувственные касания не делали его счастливым. Он был чертовски счастлив. — Я люблю вас, Какаши-сенсей, — повторил парень. И услышал в ответ: — Я тоже. И снова короткий поцелуй в шею. После чего Какаши притянул его к себе, прижимаясь сильнее. Наруто в очередной раз лишь улыбнулся.