Totally captivated

Какаши лениво приоткрыл глаза, услышав грохот на собственной кухне. Ему стоило больших усилий не достать кунай, а вспомнить сначала, что вот уже вторую неделю он живет с недоразумением с именем Узумаки Наруто. И мальчишке очень нравилась его кухня, которую он облюбовывал каждое утро. Что он там делал, Какаши не имел понятия, потому что готовить парень не умел от слова совсем, разве что мог заварить чай или залить себе рамен. Да и то это все постоянно превращалось в настоящую войну, где Наруто вынужден был выживать среди вражеской посуды, никак не дававшейся ему в руки. Это с учетом того, что посуды у Какаши, как у любого уважающего себя холостяка, было раз, два и обчелся. — Боги, — простонал Какаши, кое-как выскребая свое тело из-под одеяла и натягивая домашние штаны. После вчерашней миссии и весьма бурно проведенной ночи он порядком устал и собирался не вылазить из постели как минимум двое суток, но Узумаки решил иначе. — Что ты здесь устроил? — хриплым со сна голосом спросил Хатаке, останавливаясь в дверном проеме, потому что вместо самого Наруто он в первую очередь увидел весьма соблазнительную пятую точку мальчишки, обтянутую тонкой тканью домашних трусов потрясающего голубого цвета. Кроме нижнего белья на парне красовалась белая майка, наглым образом сворованная у самого хозяина дома, так как Наруто она была на размер больше и сползала с плеча. Услышав голос, Узумаки зашевелился, и теперь вместо округлой задницы Какаши имел честь лицезреть его лицо, счастливое донельзя. С привычной улыбкой до ушей. Волосы мальчишки были растрепаны. Он казался поразительно домашним и трогательным. И только Какаши видел его таким, трогательно-милым, невинным. Хотя он был без ума от любого Наруто, просто потому, что иначе было невозможно. — О, доброе утро, Какаши-сенсей, — преувеличенно жизнерадостно поздоровался мальчишка, и у Какаши едва глаза не заслезились от его яркости. — А я вот решил завтрак приготовить, раз уж вы явно в состоянии полного не стояния. Он рассмеялся, а у мужчины в голове мелькнула лишь одна мысль: «Мой! Хочу!». Поэтому он неспешно подошел к мальчишке, поднял его, придерживая под задницу, и усадил на стол. Наруто слегка залился румянцем и опустил взгляд. — Ну и что вам неймется? — заворчал он, но, когда Какаши провел носом по его щеке, снова рассмеялся и потянулся ладонями к не закрытому маской лицу наставника. Наруто нравилось его лицо, он всегда любил касаться его кончиками пальцев, пробегая по длинному шраму, тонким губам и родинке под ними, четким скулам. Какаши же, впервые показавший свое лицо вообще хоть кому-то, переживал каждый раз новые ощущения, окунаясь в них с головой. Потому что любопытство и восхищение дорогого человека ему безумно нравились. — Только скажи мне, что тебя что-то не устраивает, — поддел Какаши, слегка прикусывая кончик курносого носика Узумаки, и положил руки ему на бедра, поглаживая гладкую кожу, поддевая резинку трусов и стягивая вниз. Мальчишка ойкнул, но не воспротивился. Как можно сказать «нет», когда тебя так осторожно касаются сильные и любимые руки? Никак, вот Наруто и не говорил. Ему нравилось все, что бы сенсей ему не дал. Даже все эти извращенные шуточки, на которые мужчина был способен после сна, поползновения в его сторону и жажда прикосновений, которой отличался истинный любитель книг великого Джирайи, стали чем-то привычным и правильным. Наруто слегка приподнялся, позволяя стащить с себя нижнее белье, обнял мужчину за шею и прижался лбом к его лбу. Такой простой, невинный и теплый жест, но для них он значил куда больше, чем можно подумать. А после было прикосновение губ. Осторожное, ласковое, тягучее. Какаши скользнул языком в приоткрытый рот, сплетаясь с языком мальчишки, слегка прикусывая его теплые со сна губы, покрытые чем-то сладким. Сахарной пудрой, кажется. И где только он ее откопал? Отродясь же в квартире джоунина такого не водилось. Узумаки обвил ногами талию Какаши, неуклюже пяткой подцепил резинку его штанов и спустил их ниже, заставив мужчину усмехнуться. И кто тут еще из них больше этого хочет? Растягивать джинчурики не пришлось, все же они всю ночь этим занимались, поэтому внутри Наруто все еще было липко и мокро. Какаши вошел одним слитным толчком, заполняя собой, и услышал тихий стон на выдохе. Наруто прижался лбом к его плечу и принялся целовать ключицы, покусывая и мягко зализывая. Какаши подхватил его под бедра и придвинул ближе к краю стола, толкнулся плавно, вздрагивая от волны удовольствия, которую приносил голос парня. Все же Какаши любил его. До дрожи в коленях и судорожно сжимающегося кома внутри. Любил его улыбки каждое утро, частое мельтешение перед глазами, погромы на кухне, его пылкость и неуемную энергию, которую ночами мужчине удавалось свести до нуля. Наруто отдавал ему все, что имел, и Какаши не мог не ответить ему тем же. Порой он просыпался посреди ночи от судорожных рыданий, доносящийся со стороны Узумаки. Тот даже не замечал, что плачет во сне, видя погибших родителей, наставника, ушедшего Саске. Какаши обнимал его, прижимал к себе до нехватки воздуха и долго целовал, успокаивая. Наруто доверчиво жался и повторял, что он больше не один. Какаши никогда не позволит ему больше чувствовать себя одиноким. И для них это был не просто утренний секс для забавы. Нечто большее. Какаши не просто брал, он смотрел на лицо Наруто, на его подрагивающие ресницы, ловил губами каждый стон и короткий выдох, касался лбом лба и дышал с ним одним воздухом. Поглаживал обнаженные бедра, размеренно толкаясь в мягкое и податливое после ночи тело. Ему хотелось любить его, постоянно, всегда, даже в постели, превращая все не просто в грязный секс. С Наруто такое было невозможно. Узумаки же понимал и принимал все. Цеплялся, пальцами скользя по взмокшей спине, кусал и целовал шею Какаши, обнимал его, льнул и что-то без перерыва шептал. Он, который долгое время не был нужен никому, теперь получил то, о чем всегда мечтал: просыпался и засыпал не один, а рядом с тем, кого любил, от кого чувствовалось тепло. И этот чертов завтрак он собирался приготовить не потому, что так надо, а потому, что хотел сам. Только вот с посудой он явно не в ладах. Или кухни просто его очень сильно не любят? Дышать становилось труднее. Внутри все горело. Наруто потянулся за поцелуем, не в силах сдержать громкого стона. И Какаши впился в его губы, на этот раз кусая ощутимее, пальцами сдавливая бедра до отпечатков на коже, толкаясь сильнее и глубже, доводя до помутнения разума. Узумаки уже не разбирал, что к чему, а просто плавился от горячего, текущего по венам удовольствия. Он стонал и тяжело дышал, чувствуя, как разматывается внутри тугой узел. Когда Какаши выдохнул, замирая и изливаясь внутрь мальчишки, сам Наруто даже без прикосновения к себе кончил с протяжным стоном, пачкая майку, и уткнулся носом в плечо мужчины, тяжело дыша. — Давайте теперь сразу в душ, а потом завтрак? — предложил он спустя несколько блаженных минут. Какаши усмехнулся, целуя его в висок и растрепывая волосы. — Тебе лучше вообще на кухне не появляться, — заметил он, поднимая парня на руки и касаясь губами макушки. — Ага, так я и сдался! — фыркнул Наруто, проявив упрямство. — Я научусь со всем этим обращаться! Какаши не сомневался, что научится, потому что для Наруто не было ничего невозможного, только вот он гадал, насколько сильно его кухне придется страдать все это время.