Система

— Наша Система — это свобода и послушание. Каждый человек имеет право выбора и может быть тем, кем он пожелает. Система никого не узурпирует и никому не запрещает делать то, что прописано законами. Человек — это общество, это сила, это жизнь. Только человек сможет сделать этот мир чище и не дать ему сгнить в чудовищной агонии ада Апокалипсиса. Мы должны понимать, что выжившие после страшной Катастрофы — единственная надежда на чистоту и сохранность человека как вида. Система заботится о человеке, Система — это сам человек, каждый из нас — это часть Системы, одного огромного общества, древа жизни. Мы корни, ствол, крона и листья, и пока нас питает вселенная — мы будем жить. Потому что мы избраны, потому что мы выжили. Выжили наши предки, создав светлое и чистое общество, ставшее Системой свободы и послушания… Рэйл Янок тихонько вдохнул и так же тихо выдохнул. На улице стояла относительная прохлада, и она проникала через плотную ткань серого кителя. Но закутанное в шерстяной мундир элитной школы тело не мёрзло так сильно, как уши и нос. Несмотря на высокий рост и достаточно плотное телосложение — всё же Система была за здоровый образ жизни и красивое тело, — Рэйл страдал плохим кровообращением. Отчего всегда мёрзли уши, нос, ноги и ладони. Этого в себе Янок не любил, но даже светила современной медицины оказались бессильны это вылечить. Они дружно разводили руками, смотрели на него, как на несчастного мутанта, и отвечали, что во всём виноваты гены. Впрочем, Рэйл за двадцать четыре года к этому привык. Приевшиеся за годы обучения пропагандистские собрания, с которых начинался каждый день, всегда длились ровно тридцать минут. Поэтому Рэйл и все собравшиеся на спортивной площадке ученики терпеливо ждали конца речи, внимая заученным фразам, при этом ничего не чувствуя. Исполнительность, заложенная в воспитание каждого человека с самого рождения, подпитывалась ежедневно, начиная с детского сада, когда воспитатель зачитывал перед завтраком, обедом и ужином пропаганду о благе Системы. Промывка мозгов продолжалась в общеобразовательной школе, где директор начинал каждое утро с подобных лозунгов, продолжалась в институтах и высших элитных школах. А целью всего было то, чтобы сделать мозг каждого жителя Верн-Республики адаптированным к внутренней политике, превратив своих подданных в зомби. Один из основных законов гласил: «Система защитит тебя, если ты будешь соблюдать закон», — и Рэйл даже не думал сопротивляться этому. Система — это почти Бог, лозунги Системы висели в каждом доме, отпечатанные на тёмно-серой ламинированной бумаге. Это жизнь, это вбитые с горшечного возраста в голову слова и понятия, которые уже ничем и никем нельзя было разрушить. Это зомбирование, и оно нужно, чтобы не было Апокалипсиса, чтобы люди жили в добре, мире и свободе. Система — это жизнь без войны! Система — это благо! Система — это свобода! — Чёрт, и приелась же мне эта болтовня, — буркнул рядом с Рэйлом парень, которого под руку тут же подхватила милая девушка, и они направились в сторону здания. …Система разрешала красить волосы и наносить на лицо макияж, Система разрешала быть разгульным и даже вот так высказываться, особенно элитариям, но Система не позволяла приходить в элитную военную школу в повседневной одежде, только в форме — строго серого цвета. Система разрешала однополые отношения, но не позволяла заводить семьи и афишировать свои отношения. Система разрешала им иметь детей, но Система забирала их, отправляя в интернаты или оставляя гетеросексуальным гражданам Республики. Система давала выбор, но ограничивала людей, и многие думали, что они имеют право на всё. Однако Рэйл знал, каждая свобода имеет рамки: хочешь любить мужчину, при этом сам являясь мужчиной — соблюдай правила; хочешь ходить в трусах по улице — ходи, но в определённое время и в определённом месте; хочешь иметь двоих детей — имей, но заплати баснословный налог и после совершеннолетия отдай старшего ребёнка в военное училище, после которого он до конца своих дней будет солдатом и никем больше. Система, как и любая политика, даёт свободу и выбор, но кто сказал, что стадо гуляет само по себе?.. Первым уроком всегда была история Катастрофы. Учитель рассказывал о том, что люди развязали войну, которая привела к уничтожению мира. Остатки человечества построили города, сохранив в них все древние знания, и подняли их в воздух на огромных летающих платформах. Теперь города парят над землёй, а внизу продолжает существовать уничтоженный катастрофой мир, где обитают чудовищные животные, мутанты и часть человечества, не соизволившая остаться людьми. Этой прелюдией старая учительница в строгом чёрном костюме и в очках на пол-лица в толстой серой оправе постоянно начинала свой урок, и Рэйл мог наизусть повторить каждое её слово, даже паузы и вздохи, которые делала учительница, когда сострадала людям или же печалилась о давних временах. Затем они открывали нужный параграф и начиналась лекция. История Катастрофы длилась два часа, и Рэйл старательно конспектировал, стараясь не пропустить ни одного слова. Впрочем, он это уже изучал в общеобразовательной, потом в институте, который успел окончить до высшей военной школы. Однако история его интересовала, ну и все другие предметы тоже. Рэйл любил учиться, жаль, что этот год последний. А дальше его ждёт работа. Новые люди, новые привычки, новый стол и стул… Дальше учиться было уже некуда, у Рэйла это, если не считать общеобразовательной, третье учебное заведение. Полтора года пролетели как один день, осталось четыре месяца — и до свидания беспокойное существование. Что принесёт ему взрослая жизнь, Янок не знал, но боялся. Во-первых, до сих пор ещё не выбрал, чем хотел бы заниматься; во-вторых, военное дело на практике сложнее во много раз, чем в теории. Однако армию Рэйл выбрал не сам — отец, узнав, что сын находится на распутье, смело отправил его документы туда, куда захотел. Таким образом, сначала Рэйл окончил училище, потом институт, а следом, тоже благодаря отцу, попал в элитную военную школу. Она даёт шанс на благополучное будущее и отличные перспективы, после её окончания можно стать генералом. Но Рэйл до сих пор не знал, какую сферу выбрать, если честно, его интересовала только учёба, а практика… — Я пойду в космические войска. — Перемены в элитной школе были всегда по двадцать минут, кабинет для каждого класса только один, потому и переходить, как в училище и институте, никуда не надо было. Рэйл обратил внимание на рыжеволосую красавицу их класса: высокая, голубоглазая, с веснушками на курносом носике. Рэйлу Веси нравилась, но подойти к ней и заговорить он до сих пор не решался. — Космос сейчас важен для нас. После удачного полёта первых космонавтов есть вариант того, что в будущем мы построим на орбите дом для людей и сможем рожать не по одному, а по пять детишек и создавать большие семьи. Я хочу принять участие в этом открытии. — Ты просто хочешь большую семью, — рассмеялась одна из девушек, что её окружали. — Разве это плохо? — спросила Веси, принимая из рук парня баночку с соком. — Веси, я могу сделать тебе столько детишек, сколько захочешь, — улыбнулся другой, а она назвала его придурком. Больше двух рожать нельзя — это глаголет Система. — Ты столько получать не будешь, чтобы за второго налог платить, — сказал другой парень. — Откуда ты знаешь? Я хочу стать генералом, — парировал первый. — И будь уверен, стану. Говорят, генералы имеют право рожать по трое и даже четверо детей. Они спорили оставшиеся пять минут до конца перемены, а Рэйл украдкой смотрел на Веси. С ней бы он создал семью. Правда, Веси на такого, как он, не согласится. После третьего урока во вторник всегда фехтование. И отчего-то в напарники Рэйлу постоянно ставили Боша Дофуана. Дофуан был высоким, по мышечной массе не уступал Рэйлу. Вот только Дофуану было восемнадцать, а Яноку двадцать четыре. Бош пришёл сюда сразу же после общеобразовательной и учится здесь уже третий год. Ему, кстати, осталось два года, тогда как Рэйлу четыре месяца, и они были в разных классах. И Янок был рад, что встречается с Дофуаном только на уроке фехтования. — Я думал, лист уже пожух, — скривился Бош, глядя на Рэйла снисходительно. — А ты вроде ещё цветёшь. Правда, не пахнешь, а воняешь. — Дофуан, пользуйся, пожалуйста, на моём уроке саблей, а не языком, — прикрикнул на него учитель. Бош окатил того презрительным взглядом, однако спорить с преподавателем не стал. Всё очень просто: Бош был отпрыском нескольких поколений элиты, тогда как отец Рэйла Дикен Янок элитой стал только два с половиной года назад, получив пост директора в институте золотодобывающей промышленности и благодаря этому сунув сына в элитную школу. А ещё через пять месяцев Бош собирается стать отцом, все знают: золотой мальчик народит на свет сына. Впрочем, в этой школе училось много таких, как Бош, и таких, как Рэйл. Он даже и не мог подумать, что столкнётся с откровенными презрением и ненавистью. А ведь не только Дофуан его гнобил, и не только Рэйл подвергался подобному отношению. И всё же друзей у Янока не было. Он даже ни с кем не разговаривал. Саблей владел Рэйл неплохо, а вот стрелял хуже некуда. Но Дофуану всегда сопротивлялся, будто доказывая, что сила не в статусе, а в душе и твёрдости характера. Но как бы ни стремился Рэйл к победе, у него не получалось выиграть у Боша ни разу. Попытки и желания в течение полутора лет с каждым разом таяли на глазах, как снег по весне. Это злило, но вместе со злостью приходило смирение. Дофуан сильнее — с этим уже ничего не поделаешь. — Слабак, — хрипел он ему в лицо — во взгляде таились холод и ненависть. — Зачем ты сюда пришёл, ничтожество? Это школа для элиты, а не для такого мусора, как ты. Система разрешала дискриминацию. Но по закону все люди равны. Тебя могут оскорблять, обижать, бить, даже убить, но суд един для всех. Закон карал и элиту, и простых граждан одинаково. Однако не было закона, который запрещал бы наносить оскорбления. И если Дофуан вдруг решит побить Рэйла где-нибудь в тёмной подворотне, то, не пойманный за руку, окажется на свободе. Докажи причастность, заплати за экспертизу, адвокату, суду за потраченное на тебя время — и тогда будет итог. Система давала право выбора, значит, делала тебя свободным. И уязвимым. Рэйл старался в дискуссии подобного рода не вступать. Избегать грубиянов и встреч с элитой. Благо в классе, в котором он учился, практически все были из его сословия. Однако именно здесь, а ещё на физической культуре, на сдаче нормативов, он мог столкнуться с подобными Дофуану и с ним же в частности. — Янок, от тебя тошнит, — продолжал хрипеть Бош, и Рэйл чувствовал то же самое по отношению к нему. А урок длинный: два часа… Уроки длились до вечера. Когда школа закрывала двери и ворота, Рэйл уже был на полпути к дому. Сумерки сгущались быстро, Республика за долгие годы существования разрослась до огромных размеров, однако территории в воздухе всегда мало, поэтому она росла в высоту. Дома закрывали собой небо, электромагнитный купол начинал светиться яркими сине-зелёными тонкими нитями, будто паутина. Рэйла давно уже этот вид не завораживал, потому что он любил чистое небо. Особенно когда по нему плывут облака. Такое небо можно увидеть за пределами Республики, на заводе или же в гарнизонах, что стоят отдельными кораблями за пределами купола. Институт, где практически всё своё время проводил Дикен Янок, находился на окраине Верны. Проведывая отца, Рэйл часто засматривался на небо, наслаждаясь его глубиной и красотой. Дорога домой была долгой. Рэйл тратил на неё около часа, однако после обучения приятно было пройтись по многолюдным узким улочкам, заглянуть на рынок, прикупить на ужин продуктов. Возвращаться в дом, где пусто и одиноко, в последнее время не хотелось. Мама ушла от них, когда Рэйл был ещё маленький. Сначала она забрала сына с собой, но затем вернула Дикену, потому что нашла другого мужчину и захотела родить от него. А за второго платить они оба не собирались. Таким образом она вычеркнула Рэйла из своей жизни, отказавшись от первенца. Закон был на её стороне, к тому же она спасла сына от солдатской жизни. Рэйл на неё не злился, но осуждал мать и считал, что был прав. И хотя отец пытался убедить его в обратном, Рэйлу оправдания были ни к чему. Затарившись овощами и фруктами, Янок зашёл в молочную лавку. Сметана, кефир, молоко и творог, всегда очень дорогие, безумно нравились Рэйлу, и иногда он позволял себе раскошелиться. Также прикупив десяток яиц, отправился в мясную лавку. Палка колбасы, килограмм свинины и большая курица вышли тоже недёшево, но этих продуктов хватит ему на неделю. А там отец снова подкинет денег. Кстати, на выходных надо будет к нему наведаться. Только после этого Янок вырулил с рынка и спокойно направился к дому, размышляя о том, что бы приготовить на ужин. Напали на него в нескольких метрах от высотки. Они жили с отцом в элитной многоэтажке, располагавшейся практически на окраине города. Делили двухкомнатную квартиру-студию на девятом этаже. Сегодня Рэйл решил срезать путь, пройти мимо гаражей. Вот там-то его и поджидали грабители. Янок даже не понял, что произошло. Они были тихи и быстры. Удар по голове, затем боль в боку и ощущение того, что из тебя вытекает жизнь. Медленно поднявшись на дрожащих ногах, Рэйл дошёл до конца гаражного ряда и упал на землю, здесь-то его и приметил охранник, сразу же вызвавший службы. К тому моменту Янок уже потерял сознание.

***

— Система должна быть идеальной. Если в ней есть брешь, тогда это уже не идеал. Хотя если так разобраться, то идеал у каждого свой. Интересно, а у Системы есть свои идеалы? Михаэль Колош глянул на стоявшего рядом с ним Адофа Болчика. Вечная безупречность, чопорность и порой даже лень. Если найдётся тот человек, который сможет вывести Адофа Болчика из себя, Михаэль Колош готов ему заплатить баснословные деньги, потому что сколько бы Михаэль ни старался, у него, чёрт возьми, ни разу подобного не выходило! А ведь он самый известный раздражитель во всей Системе! — Думаю, что одушевлять Систему — это как-то чересчур, но всё же, — продолжил настаивать Михаэль, неожиданно обратившись к молодому спутнику Адофа — среднего роста юноше, — для многих из нас, нет, я думаю, для всех, ну, немного покривим душой, ха-ха… Система — это как человек. Живая душа. Некоторые даже с ней разговаривают. Ты об этом знал, Адоф? — вернулся он к другу. — Система — это Бог, Бог — это Система, — сказал юноша, и Михаэль ему улыбнулся, вновь уставившись на Болчика. — Да, есть вера. Вера в то, что Система — это Бог, который спас человечество от полнейшего вымирания. Он спустился с небес, даровал людям этот остов, поднял его в небо, позволил древним знаниям остаться с людьми и вернулся на небо, дав себе новое имя — Система! Двери лифта разъехались, и Адоф перешагнул порожек кабины. Следом за ним Михаэль, юный спутник и высокий, вечно хмурый адъютант Михаэля. — Теперь мы можем поговорить о деле? — спокойно осведомился Болчик, посмотрев на Михаэля. — А может, ещё немножко о Системе? — скривил милую рожицу Колош, однако Адоф спокойно отрезал: — Нет. — Адоф, ты ужасно противный, — продолжал кривиться Михаэль, будто съел дольку лимона. — Ну пойми, мы должны об этом говорить. — Генерал Колош, я устал. Сейчас раннее утро, и осмелюсь заметить, что у меня это вторая бессонная ночь за последние сорок восемь часов. Первая случилась по вашей вине, и эта тоже. — Что сделаешь, я твой начальник, а ты лучший в нашем деле. Не будь таким идеальным и тогда будешь ночами спать, а не работать. — Великолепная логика. Так что произошло? — Ладно, о деле так о деле, — поднял руки Михаэль Колош и указал рукой направление. Самый главный раздражитель всей Системы повёл Адофа Болчика по правой ветке коридора. В больнице стояла гулкая тишина, встреченная ими медсестра кивнула в знак приветствия и так же тихо продолжила путь. Мелькающие с двух сторон двери были плотно закрыты, над одними горели красные лампочки, над другими синие, рядом с дверью висели карточки с именами больных. Михаэль шёл впереди, Адоф следом за ним, мечтая оказаться только в одном месте: в своей кровати, пахнущей свежими простынями. — На мальчишку напали вечером, как раз только стемнело. Он возвращался со школы, шёл мимо гаражей, там-то его и подкараулили, — принялся вводить в курс дела Михаэль. — Охранник не видел нападавших, его свидетельские показания нам ничем не помогут. Что касается мальчишки, то ножевая рана неглубокая, жизненно-важные органы не задеты. На голове шишка, царапина. Единственное — он потерял много крови. Но операция прошла успешно, сейчас он должен спать. Они свернули и оказались в более широком, но не таком длинном, как первый, коридоре. У одной из дверей стоял мужчина, он нервно дёргал ногой и взволнованно дышал. — Почему я? — спросил Адоф, слегка замедляя шаг. Мужчина встрепенулся, услышав лёгкие шаги, посмотрел на них и бросился навстречу. — Ну, потому что ты лучший, — улыбнулся ему Михаэль и повернулся к подбежавшему мужчине. — Наконец вы пришли, — пыхтел полноватый человек, одетый в строгий серого цвета костюм. — Я уж думал, вы заблудились. — Мои извинения, директор Янок, позвольте представить вам генерала Адофа Болчика, лучшего специалиста. — Мне наплевать, лучший или худший, главное — найдите тех, кто сделал такое с моим сыном, — высокомерно заявил Янок, впиваясь маленькими глазками в лицо Колошу. Болчик тем временем внимательно рассматривал стоявшего перед ним Дикена Янока, бывшего практически на голову ниже него, и мечтал о кровати и тишине. — Мой сын никому не причинил вреда, но, чёрт возьми, в последнее время у нас в Республике развелось много отморозков. И ваши «лучшие» явно с этим не справляются. — Директор Янок… — мурлыкнул Михаэль, и Адоф подумал, что директор явно перегнул палку — Колош не любил когда об его отделе так отзывались. — Отлавливать засранцев, — ну точно разозлился, раз позволил себе такое слово, — не наша прерогатива. И не моего отдела. — А мне наплевать, ваша или не ваша! Пока вы там меряетесь силами, на законопослушных граждан нападают и лишают их жизни. О Господи, Система, пусть мой сын живёт долго и счастливо. — И директор осенил себя крестом. — Конечно, он будет жить долго, медицина ушла далеко вперёд, — продолжал натянуто улыбаться Михаэль. — Значит, так, — вновь обратился Янок к Колошу. — Если вы не найдёте в ближайшее время тех, кто чуть не убил моего мальчика, вы очень сильно пожалеете. — Серьёзно? — скривился презрительно Михаэль, и Адоф подумал, что Яноку лучше бы быстро уйти подобру-поздорову. — Я предупредил, — ткнул его пальцем в грудь Дикен и направился прочь, за секунды исчезнув из поля зрения. Михаэль некоторое время смотрел директору вслед, а потом спокойно заметил: — Не злись, Адоф, это всего лишь очередной выскочка. — Я не злюсь, — спокойно ответил Болчик. — Не злишься? — посмотрел на него Михаэль. — Нет, — подтвердил свои слова Адоф. — Мне кажется, у тебя дёргается левый глаз. — Тебе кажется. И он дёргается у тебя. — Я его убью!!! — зарычал не своим голосом Колош и кинулся за Яноком, но его перехватила сильная рука адъютанта и спокойно держала до тех пор, пока Михаэль пыхтел в тщетной попытке вырваться из смертельной хватки. Когда ярость схлынула и Колош одёрнул зелёный мундир, стряхнув с плеча невидимую соринку, поправил волосы и затянул потуже галстук, его адъютант указал дальше по коридору, и они прошли в густой тишине ещё пару метров. Остановившись у двери, над которой светилась красная лампочка, а на карте значилось всего лишь одно имя, Адоф решил попробовать ещё раз: — На него напали, обокрали, чуть не убили — так? — Да, большое несчастье. Вот думаю, кому бы заплатить, чтобы этого пацана добили, а с того жирного засранца сняли скальп! — И Михаэль сделал попытку вновь ринуться за Яноком, который, скорей всего, уже спустился на лифте на первый этаж. Но адъютант его остановил. — А я-то тут при чём? И при чём тут мы? Пусть занимается городская полиция. — Ну, он же директор, — раздражённо развёл руками Михаэль, стараясь найти самообладание, но цинизм так и лез со всех щелей. — И что? — Он директор института золотодобывающей промышленности. Адоф выдохнул, нахмурился, потёр глаза. — Ты только не злись. — Я хочу спать, — сказал Болчик и, открыв дверь, переступил порог палаты. Следом за ним готов был войти юноша, но Михаэль его остановил, прикрыв за Адофом дверь. — Слушай, Виктор, я дам тебе миллион, только разозли его, а?  — Ты же знаешь, это невозможно. Отец, даже когда бил меня ремнём по заднице, не выказывал никаких эмоций. — Это садизм, — широко открыв глаза, прошептал Михаэль. — Садизм. Так издеваться над людьми. Я же с ума сойду, если не смогу его вывести из себя. Я не смогу нормально умереть… Дверь открылась, и Адоф глянул на Виктора. — Быстрее. Пострадавший не спит. Нужно взять показания. Колош пропустил Виктора вперёд, покивал многозначительно головой Болчику и, когда за Адофом закрылась дверь, шумно выдохнул, направившись прочь от палаты, в надежде встретить директора на автостоянке. Месть Михаэля была страшна.