Система

Уже три часа Адоф смотрел в одну точку, иногда менял положение тела, иногда прикрывал глаза, один раз вышел в туалет, чтобы вернуться к столу, сесть на мягкий стул и снова уставиться в окно. Странное ощущение. Рука ныла, рана отдавалась болью в шею и ключицу, достигая сердца. Но неуютно было на душе. Она заставляла Адофа быть рассеянным, слегка беспокойным и немного радостным. Почему? Вопрос застыл в голове нестираемым словом и порой казался не слишком важным, чтобы на него обращать внимание, но продолжал ненавязчиво напоминать о себе. И Болчик понял, что первый раз не может найти ответ. Нужно разгадать эту тайну, однако в голове царила пустота, густой туман обволакивал сознание, и единственное, на что Адоф отвлекался, это на воспоминания, которые иногда появлялись в пустоте, будто сигнальные ракеты, разворачиваясь в картинки: Рэйл останавливает его на лестнице, отчитывается за ужином, смотрит на него полными восхищения глазами, благодарит, получает приказ и уходит на работу. Рэйл… Имя застряло в голове и щекотало кончик языка в попытке сорваться с губ. Но Адоф постоянно плотно сжимал их, будто боясь того, что может произойти. То, что случилось в родильном отделении, то нечто тёплое и дорогое, что говорил брату стоявший на пороге Рэйл, сам факт того, что Янок, несмотря на опасность ситуации, пришёл, чтобы что-то сделать, — заставляло Болчика чувствовать себя не в своей тарелке. Когда Михаэль ему позвонил и сообщил, что Алина Китербил пропала, ему не показалось — одновременно с ним кто-то снял трубку, и этим кем-то оказался Рэйл. Смелость и глупость — вот как Адоф расценил тот поступок Янока, но даже рана в плече не позволила злиться на него или же чувствовать себя неуютно. Впрочем, он ощущал себя не совсем привычно, однако это были вовсе не негативные ощущения — это было нечто приятное. Это было похоже на порыв защитить. Адоф первый раз желал оправдать преступника, но вовсе не потому, что ему было жалко Найти. А ещё он первый раз хотел кого-то… обнять, что ли. Он точно не знал, но что-то в этом роде в его многострадальной душе теплилось. Буквально на несколько минут он перестал думать о Рэйле и сразу же почувствовал себя неправильно. В этот момент пипикнул планшет, подмигнул маленькой красной лампочкой, сообщая хозяину, что на рабочий стол пришло письмо. Болчик хотел потянуться к гаджету, но резко передумал. Вчера он работал, вернее, заставлял себя трудиться, борясь со сном, сегодня он ничего не хотел, кроме одного: быстро переодеться и рвануть следом за Рэйлом в подвал, чтобы просто быть рядом. Быть рядом… Эта мысль понравилась душе, и она тихонько завибрировала, принялась что-то мурлыкать. Внутренний баланс, что сохранял Болчик долгие годы, его отстраненность и холодность, каменная стена, которую он мучительно долго выстраивал, грозили разрушить неведомые доселе чувства, превратив в ваниль, против которой у Адофа не было оружия. Болчик отказывался верить в любовь и считал, что в его возрасте глупо даже думать о ней. А ещё он собирался состариться и сдохнуть как нормальные, порядочные люди. Но даже если его вдруг постигнет это коварное чувство, Болчик слепо верил в то, что его избранником будет мужчина его возраста или старше. А вовсе не мальчишка двадцати четырёх лет с лицом шестнадцатилетнего подростка! По сути, Адоф просто боялся любви и даже влюблённости, он считал эти чувства обманчивыми, а также, что ему прекрасно и без них. Пусть кто-нибудь другой вляпывается в это дерьмо. Ему противопоказано! Аллергическая реакция! Но боги распоряжаются по-другому. Странное поведение, задумчивый взгляд, рассеянность и вялое состояние, а ещё редкие кульбиты души и чуть убыстренное сердцебиение — симптомы того самого. Мать такому повороту событий не будет рада, хотя речь не о Кристел, да и её мнение Адофа совершенно не волновало. Всё дело в осознании и принятии. Принять Болчик пока что это не мог и не хотел! Мало того что Рэйл — мальчишка, так он ещё его адъютант, а это уже принципы — служебные романы Адоф не приветствовал. Колош и Бут не в счёт, у них свои заморочки. Поэтому, твёрдо поставив точку во всём этом потоке мыслей, Болчик решительно взялся за работу. Найти… Печальная участь мальчика. Узнай Болчик о том, что его выкинули, как ненужную вещь, сам бы взял пистолет в руки. Да, пистолет. Нужно найти тот, которым Фиалит убила Джейка, и построить защиту на том, что Найти защищал отца и себя. Рассказ про поступок Алины Китербил всяко уже довёл судью до седых волос на голове, как и адвоката, и прокурора, но без улики оправдать мальчика будет сложно… «Генерал, спасибо вам…» За что, спасибо? «За всё…» За что за всё? Это не ответ. Адоф, конечно, не дурак и блестящие глаза Рэйла и его зардевшиеся щёки — говорили о том самом. Он понимал, но в какой-то момент показалось, что поглупел. В тот миг из головы вылетели все слова и ответы. Заговорить о Найти оказалось неплохой идеей, однако увидеть на лице Янока разочарование было неожиданностью. Если бы повернуть время вспять, заговорил бы Болчик о другом? Навряд ли, потому что подсознание рефлекторно спрятало его эмоции за стеной непонимания и хладнокровия. И пусть мир перевернулся, а серость стала ярче, сердце ускорилось, а в голове появился лёгкий туман, ответ Адофа был правильным. Связь генерала и его адъютанта, который намного младше, неопытнее и… и ещё много чего, ни к чему хорошему не приведёт. Только у Михаэля получается так легко переступать через законы и правила. Адофу же нужен мужчина, а вернее — никого не нужно. Ему хорошо живётся и одному. К тому же ещё Виктора уму-разуму учить, воспитание сына ему даётся не так легко, как казалось на первый взгляд. Так что заглядываться на пареньков нет времени, да и бесполезное это занятие. И связь эта всё равно ненадолго. А коль она ненадолго, то и для чего вообще тогда нужна? Однако вопрос, почему именно Рэйл Янок, так и остался без ответа, заставляя Адофа сходить с ума и вздыхать. Да и вообще, стоит ли думать об этом, может, просто отпустить, и оно само пройдёт, как прыщ на лице? «А вдруг не пройдёт?» — мурлыкнул в ухо второй голос, больно напомнивший Колоша… «Пойду покурю», — ответил ему Адоф, поднимаясь со стула. Но сигарета не решит проблемы, можно слить тему с реальным собеседником, но от себя не убежать. И даже если оставить это на завтра, то завтра рано или поздно наступит и всё равно придётся возвращаться к этому вопросу. Это человека может не стать сегодня, но завтра не умирает никогда! Единственное, что может быть спасением, это утро, которое окажется обязательно мудренее вечера. Вот только сегодняшнее утро к Адофу неблагосклонно. Выходя из комнаты, Адоф столкнулся с Ники. Девушка пожелала ему доброго дня и поторопилась в общую ванную. На секунду задержав на ней взгляд, Болчик отметил милую попку, обтянутую серыми бриджами, но ничего не почувствовал. Чуть покривился своим мыслям, в очередной раз вздохнул и, прикрыв за собой дверь, уверенно направился к лестнице. День был ясный. Солнце пробивалось яркими лучами через купол, освещая двор. Белый снег слепил глаза. После снегопадов он уже немного осел, дорожные службы за отдельную плату почистили тропинки и вывезли наносы. Глядя на двор, Болчик вспомнил спарринг и с досадой подумал, что сейчас был бы не прочь помахать саблей. Именно в этот момент, когда было ранено плечо и когда не оказалось рядом Рэйла, ему захотелось вновь почувствовать азарт тренировочного боя. Так всегда бывает. Поэтому, докурив сигарету, Адоф посмотрел на небо и, щурясь от яркого света, зашёл в дом. Всё же надо работать. Собраться с силами и с мыслями Адофу представилась возможность только тогда, когда он заглянул в планшет, где красным конвертиком висела напоминалка о том, что ему пришло письмо. Два файла: журнал учёта с контрольно-пропускного пункта и видеозапись. Глянув на часы, он посчитал приблизительное время, сколько надо Рэйлу для того, чтобы забрать униформу, добраться до подвала, опросить сменщика Джуди и вернуться домой. Снова зависнув на Рэйле, Адоф мысленно отругал себя и вернулся к делу. Но стоило ему включить запись, как зазвонил телефон. Подойдя к тумбе, он снял трубку. — Забудь то, что было когда-то, прими то, что есть сейчас, и Бог позволит жить тебе в радости, позволит любить его и примет тебя в Рай… в Ра-а-ай… Адоф потёр пальцами уголки глаз и сонно моргнул, ощутив, как веки тяжелеют. Работать всяко не хотелось, но полностью вешать дело о Джуди на Рэйла со стороны генерала Болчика было неправильно. Янок всего лишь помощник, да и дело дурно пахло. — Как тебе мои вокальные данные? — весело спросил Колош на другом конце провода. — Я слушаю. — Хорошо, тогда продолжу. Взмолись мне, сын мой… — Михаэль, давай о деле, — оборвал его Болчик, но Михаэль, кажется, его не услышал. — …ибо сила моя в слове и лике. Молись на меня, и буду я к тебе приходить, потому как ты замолишь свои грехи-и-и… — Всё? — Ты разозлился? — Нет, — спокойно ответил Адоф, в миллионный раз осознав, что не может злиться на друга. — Ты представляешь, Тол хочет сделать в нашей с Бутом комнате звукоизоляцию, — незло возмутился Михаэль. — Я считаю это сверхнеприличием! — Тогда я кладу трубку, — будучи на своей волне, произнёс Адоф и уже приготовился положить трубку на рычаг, когда Колош остановил его: — Ты нашёл пистолет, которым убили Джейка Китербила? — Нет. — Твои мысли заняты чем-то другим. Или кем-то? — Нет, — солгал Болчик, нисколько не почувствовав при этом угрызений совести. Но признал, что мысли о Рэйле мешают сосредоточиться и влиться в работу. А её у него, несмотря на больничный, много. — Тогда почему не нашёл? — Найду. В голосе друга Адоф услышал строгость и лёгкий укор, и хоть Михаэль вовсе не пытался его в чём-то обвинить, однако Болчик понимал, что должен концентрироваться на деле, а не улетать в нереальность из-за какого-то мальчишки. — Я думаю проверить дом Алины Китербил. Мне уже выписали ордер. Но этим делом занимался ты, значит, должен провести обыск сам. Но поскольку у тебя больничный, то Вогейл позволил твоему адъютанту заняться этой не очень приятной процедурой. Вогейл закрыл глаза на то, что Рэйл является сыном Алины Китербил. Адоф, пистолет надо найти, иначе мы проиграем дело. А я не хочу проигрывать, только не здесь и не сейчас. Ты понимаешь? — Понимаю, — отозвался Болчик, чувствуя, что сам не хочет проигрывать. — Пришли мне этот ордер. Рэйл отправился в подвал, как вернётся — я вместе с ним поеду в дом Алины Китербил. — Ты на больничном… — Я помню. Но раненая рука мне не помешает провести обыск, — холодно ответил Болчик, чувствуя свой промах. Давно надо было обыскать дом Алины, но мысли его оказались заняты другим. Это непрофессионально и неправильно, а ещё глупо. В пятнадцать лет он был намного серьёзнее. — Ладно. Как скажешь, — в голосе Колоша Адоф уловил лёгкое недовольство, но ничего не сказал. Михаэль так же, как и он, волнуется за Найти и хочет оправдать его, хоть он и преступник. — Я жду, — твёрдо ответил Болчик и положил трубку на рычаг. Бросив взгляд на часы, вернулся к столу и принялся просматривать видеозапись, полностью сосредоточившись на новом деле.

***

Рэйла вырвало из темноты чувство тревоги. Резко открыв глаза, он погрузился в новую темноту, опутавшую его нитями страха. Попытка двинуть ногой или рукой не увенчалась успехом. Почувствовав ещё больший страх, он услышал, как быстрее забилось сердце. Мрак перед глазами поплыл, и Янок прикрыл глаза. Но сразу же их открыл. Сделав глубокий вдох, задержал на мгновение дыхание и сосредоточился на звуках. Ощутил головную боль и вспомнил про удар по голове. Тихонько выдохнув, попытался взять себя в руки и не паниковать. Напрягся. В какой-то момент понял, что на глазах широкая чёрная повязка. Рук не чувствовал, как, впрочем, и нижней части тела. — Открыв глаза и посмотрев на мир, Сказал Спаситель: «Кто грешен был, Склони свои колени передо мной И попроси прощенья. Кто жил, неся в себе добро, Тот пусть идёт за мной. Открою я вам Рай, И счастлив будет каждый, и отступит От вас беда и горе». И я пошёл… — Великая драма о Спасителе и его братьях, которую мне читала постоянно мать, уверенная в том, что выучив её наизусть и если я вырасту с этой молитвой на устах, то буду жить, как глупцы, подставляя вторую щёку для удара и улыбаясь в ответ. Она думала, я буду преклоняться Системе и понесу в мир её величие на своих устах, обманывая других лживыми стихами, в которых не существует рифмы, потому что их слагал лицемер, который считал других людей ничтожествами и глупцами, а себя — богом и умным. Лицемер, который сделал всё для себя и ничего для других. Говоривший тихо рассмеялся, а Рэйл сильнее сжал зубы, потому что как только он услышал голос, внутри всё сжалось, а страх накрыл горячей волной, затуманивая рассудок и заставляя сердце колотиться ещё быстрее. Когда незнакомец начал говорить о Системе, Рэйлу показалось, что сердце стучит уже в горле. Такого дикого ужаса он не испытывал с момента, когда на него напали фанатики. Когда это было? Неважно. Важно сейчас другое. Он не может двигаться, на его глазах повязка, на затылке шишка, какой-то безумец рассуждает о Боге и Системе, а у него в голове сплошная каша. Он хочет вырваться, но ничего не получается. — Тебе страшно, — продолжил через секунду незнакомец, и его с лёгкой хрипотцой голос, в котором читалось безумство и сарказм, резанул по нервам больнее, чем острой саблей по телу. — Мне было бы тоже страшно, окажись я в таком дерьме. Но, Рэйл, так было нужно. Не пойми неправильно, всё это ради Системы. Вернее, ради того, чтобы она изменилась, перевоплотилась. Янок почувствовал, как задрали китель, но дальше не смог уловить движений незнакомца, возможно, он спустился вниз. Однако в тот момент, когда Янок подумал об этом, в голове всплыла мысль, что незнакомец назвал его по имени. Значит, он его знает? Откуда? Надо прислушаться к голосу, может, Янок поймёт, кто это? — Я читаю твои мысли, Рэйл, — заявил мужчина и тихо рассмеялся. Рэйл уловил на лице чужое дыхание — скорей всего, незнакомец склонился над ним. — Ты думаешь, кто это? Почему он меня знает? И знаю ли я его? Хочешь, дам подсказку?.. Хотя нет, пока ещё рано открывать своё лицо и снимать повязку с твоих глаз. Скажу лишь одно, Рэйл, ты ни в чём не виноват. На твоём месте должен был быть Виктор, но он вернулся в школу. Было очень трудно с ним пересечься, поэтому ставку сделали на тебя. Ты ведь нам поможешь? Изменить то, что, казалось бы, изменить невозможно. Изменить Бога, поменять его всего лишь немного, а то скоро дойдёт до такого полоумия, что человечество реально вымрет или превратится в отдельных рабов, то есть состоящих из плоти и крови роботов. Лично я не хочу этого. Со мной согласны многие, и мы решили действовать. Если ничего не делать, то однажды наступит тот момент, когда будет поздно, — и человек провёл тыльной стороной ладони по щеке Рэйла. Янок вздрогнул. Это поглаживание показалось до ужаса неприятным. И не в страхе было дело — Рэйл просто почувствовал волну отвращения. — Не бойся, ты не умрёшь, — продолжил человек, отстраняясь от него, — даже если лишишься ноги. Это наркотики. Ты ничего не чувствуешь ниже пояса. Также не чувствуешь рук — повышенная доза препарата. Они отойдут через часик. Этого нам как раз хватит, чтобы вшить в твою правую ногу микровзрывчатку. Мрак снова поплыл, разойдясь радужными кругами. Янок тяжело задышал, хватая ртом воздух. Ничего не мог с собой поделать — страх обволакивал нежными щупальцами сознание. — Рэйл, зачем так бояться? — Беззаботность в голосе незнакомца могла бы довести до исступления, но Янок с огромным трудом сумел взял себя в руки. — Она не взорвётся до завтрашнего вечера. Как только ты принесёшь мне дневник Болчика, я сразу же её удалю из твоей ноги, и всё будет хорошо. Вот, смотри, ты не можешь видеть и чувствовать, но я с тебя снимаю штаны… М-м-м… у тебя аппетитный пах, — мужчина снова тихо рассмеялся и, кажется, прикоснулся к члену Рэйла. Но Янок этого и правда не чувствовал и не видел, ему это казалось, и он верил своим несмешным фантазиям. — Не надо, — прохрипел Рэйл, не узнав собственный голос. Впрочем, ему почудилось, что он не говорит, а думает. И что «не надо»? Трогать или смотреть, или вшивать в его ногу микровзрывчатку и подвергать его смертельной опасности? — Мне нравятся мальчики, но и от девочек я не отказываюсь. Люблю молодость, настоящую молодость, она прекрасна. И, несмотря на то, что у тебя уже были две реабилитации, ты всё равно ещё молод. Двадцать четыре — это не приговор… Миленько… Знаешь, что я сейчас сделал? Оттянул резинку твоих трусиков и заглянул в святая святых. Хм, интересно, а Болчик уже видел это? Ты за собой не ухаживаешь, но мне это нравится. Все эти шлюхи, которые сбривают всё, ломают привычную и природную красоту. Ах… Я бы окунулся в тебя, мой мальчик, но вынужден торопиться. Рэйл сжал челюсти, зубы заскрипели. Страх смешался со злостью, а ещё стыдом, но Янок ничего не сказал. То жалобное «не надо» было таким противным и унизительным, что Рэйл в одно мгновение возненавидел сам себя. Да и незнакомец его просто не заметил и не услышал. — В общем, я спустил штаны до колен, теперь беру скальпель и делаю разрез на правой ноге, чтобы вшить туда микровзрывчатку. Она похожа на капсулку, ты её не сможешь прочувствовать через кожу, если решишь ощупать ногу. Напоминаю, мой мальчик, до завтрашнего вечера тебе ничего не угрожает. Но, ни в коем случае, Рэйл, не пытайся её оттуда вынуть. Иначе она взорвётся, и твоя нога отделится от тела, — человек говорил это таким будничным и в тот же момент взволнованным голосом, что Яноку становилось дурно. Рэйл возненавидел этого человека в одно мгновение, и это ощущение позволило ему немного обуздать страх. — Самое главное, Рэйл, принеси завтра дневник Болчика. И всё. И ты будешь свободен. Я выну эту капсулу, и ты снова продолжишь жить как раньше. — Какой дневник?   Янок понятия не имел, что это такое и есть ли оно у генерала. Язык шевелился с трудом, но он всё же прохрипел свой вопрос, потому что молчать было невыносимо. Он и так показал противнику свою ничтожность. — Дневник. Толстый блокнот, ежедневник. Он туда записывает свои мысли. Ну или что-то в этом роде. Мне он нужен. Это всё во благо. — Тон незнакомца нисколько не поменялся, Рэйл в который раз за эти минуты ощутил, что человек не в своём уме. — Так, я вложил капсулу в разрез. О, не бойся... — Но Рэйл уже не знал, бояться ему или смеяться. Прошли минуты, а его эмоции поменялись за это время столько раз, что потерялся в ощущениях. — Она не взорвётся, если только не истечёт её время, — снова повторял человек. — Так вот, я уверен, он держит свой дневник под замком, ведь там откровения. И не дай Бог или Система правителям Республики узнать об этом — это же преступление. Болчик понимает, что его дневник — это бомба, потому и прячет его ото всех. Но я про него узнал. И я даже видел фрагмент этого дневника. Поэтому хочу его присвоить, но, конечно же, это во благо человечества. — Попросите генерала дать вам его просмотреть. — Нет, ха-ха, ты смешной. Так, я зашиваю, — озвучил он свои действия. — Я же сказал, он его никому не показывает. Так с чего же он мне решит его показать? Я ему не друг. К тому же, Болчик слишком умён, хитёр и осторожен, — заговорив в таком русле о генерале, человек поменял своё настроение. Рэйл уловил нотки недовольства, можно сказать, ненависти. — Вся сила его заключается в том, что он действует, а не говорит, и потому молва о нём идёт от народа, а не от него самого. И это достойно уважения. И, надо сказать, при всей ненависти к нему я вынужден его уважать. И осторожничать. Потому что он опасный противник. Так что дневник свой он мне не даст. Поэтому его заберёшь ты, под страхом лишиться ноги. Ведь так, Рэйл? — Да… Конечно, — пришлось выдавить из себя то, что ждал от него незнакомец. Что же будет на самом деле, Рэйл ещё не знал. Но у него есть сутки, даже больше, чтобы разобраться в этом сложном деле. Главное, не поддаваться панике. — О, не думай, что тебе удастся вырезать капсулу, я уже сказал, что ты не сможешь. Нет, конечно, если тебе не нужна твоя нога, то, пожалуйста, вперёд и с песней, — вернулся к привычному тону мужчина. — Но, думаю, ты практичен и не станешь делать глупостей. Твоя преданность Болчику, Рэйл, ещё не такая сильная, но в ней есть что-то особенное. Ты мальчишка, а он знаменитый генерал. О, сколько подобных тебе хотят быть его адъютантами. Но он выбрал тебя. Сам. Это ли не особенность? Ты же чувствуешь себя индивидуальным, штучным? У тебя всё впереди, ты умный мальчик, если постараешься, то уже через лет пять сможешь стать генералом тоже. От твоего положения в обществе и статуса, будет зависеть и то, правильные ли ты связи заведёшь — Болчик и Колош дадут тебе огромное преимущество в будущем. Поэтому подумай, уместен ли риск в нынешнем положении? К тому же, если ты сделаешь всё тихо, то никто не узнает, я тебе обещаю. — В ваших словах нет логики. — Ты о чём? — Я о… — Хотя, знаешь, — нагло перебил его человек, и Рэйл понял, что мнение Янока его не волнует. Он любит в этот момент себя и, возможно, как наркоман, торчит от ситуации, в которой они оба оказались. — Можешь, конечно, поведать Болчику о том, что здесь произошло, но тогда, — мужчина нагнулся к нему, Рэйл вновь почувствовал дыхание на лице, — пострадает твой отец. Мне жаль, Рэйл, но здесь либо пан, либо пропал. Кем-то нужно жертвовать, и я выбрал этой жертвой тебя. На твоём месте мог бы оказаться и Виктор, и кто-то другой. Но подумай ещё раз, стоит ли овчинка выделки, если пострадает Дикен Янок? — Вы мне угрожаете, — шёпотом констатировал факт Рэйл, почувствовав новый прилив страха, только на этот раз за отца. Он ни в чём не виноват, как и Рэйл, но в этой ситуации всё зависит от Рэйла. — Можно сказать — да, потому что мне нужен положительный результат. Я слишком далеко зашёл, чтобы из-за тебя всё пошло крахом, — захрипел мужчина и неожиданно лизнул его шею, а потом, проложив языком влажную дорожку к подбородку, накрыл его губы. Рэйл почувствовал отвращение и дёрнул головой, разрывая поцелуй. — Если ты решишь сменить генерала, то дай мне знать. Хотя я сам тебя найду и заберу к себе, только нужно всего лишь этого захотеть… — Нет уж, спасибо, — захрипел в негодовании Янок. — Ха-ха, — засмеялся мужчина. — Ты слишком молод, чтобы понять пользу человека, в руках которого находится практически вся власть. — Я другой. Мне не нужна польза. Совесть не позволит стелиться ради погонов перед такими, как вы, — гневно и тяжело дыша, произнёс Рэйл, и тут же испугался, что человек может разозлиться и взорвать микровзрывчатку раньше времени. — Глупыш, но мне такие нравятся. Хотя, знаешь, ты не в моём вкусе, но молодость тебе к лицу, — хмыкнул незнакомец, и прежде чем Янок хоть что-то сказал, добавил уже более холодным, расчётливым и жёстким голосом: — Завтра в восемь вечера жду тебя на Заснеженной, дом семьсот три, третий этаж. Там и произойдёт передача. Опоздаешь на секунду — взорву ногу. Придёшь с Болчиком — умрёшь. У тебя нет выхода, я не шучу. До встречи, мой мальчик. Рэйл услышал тихие шаги, они удалялись, и Янок понял, что мужчина был не один. Подошвы сапог скрипели о мелкие камешки, о какой-то мусор, а каблуки стучали по металлическим плитам. Когда шаги стихли, Рэйл прикрыл глаза и некоторое время так и лежал, ожидая, когда наркотик ослабит своё действие и его конечности придут в норму. Это длилось примерно тридцать минут. Онемение сошло резко. Рэйл сел, сдёрнул повязку с глаз и огляделся. Подвал, маленькая каморка. У увитой трубами стены стоял стол, на котором он и лежал. Больше в этой комнате ничего не было, кроме мусора и тусклой лампочки, висящей как раз над ним. Сунув тряпку, что была повязана на его глазах, в карман, Янок подхватил пальто и шапку и на вялых ногах пошёл прочь. Когда он вернётся домой и закроется в уже ставшей родной комнате — осмотрит ногу и подумает над произошедшим. А здесь оставаться не хотелось даже на секунду.