Like A Mirror

      Железный Человек умер.       Нет, он по-прежнему находился здесь, вернее, здесь находилась его самая аморальная, самая слабая и раздражающая часть, потому что Тони Старк был жив. Но оставался лишь пустой оболочкой, тенью гениального героя, который защищал Землю и передовые технологии человечества. Он пал, побежденный собственным высокомерием и бессилием. И больше не был достойным прежнего звания.       Пара карих глаз открылась в темной комнате, но взгляд не выражал эмоций.       Эти глаза пусты.       В помещении так зябко, что казалось, будто стены высечены из камня. Камера совсем непригодна для жизни. Пленнику не предоставили ни кровати, ни одеяла, только ведро для справления естественных нужд в углу. А полное отсутствие одежды делало холод невыносимым.       Тони сидел на ледяном полу, прижав колени к груди, стараясь не касаться ран. Терпеть тяжесть цепей, сковывающих запястья, соединяя кисти рук с железным ошейником, опоясавшим горло, становилось невыносимо, поэтому он опустил руки и тяжело вздохнул.       В сыром подвале цепи были его постоянным атрибутом. От оков освобождали только когда у охранников в очередной раз возникало желание позабавиться с заключенным. И то, только чтобы закрепить его руки над головой в камере пыток. Тони опустил взгляд на запястья, сплошь покрытые засохшей кровью и ранами от стальных наручников. Он попытался оттереть грязь, игнорируя вспышки боли, которой отзывалось каждое прикосновение.       Боль не была для него в новинку. Она стала частью жизни намного раньше, еще до того, как Тони попал в Афганистан. Боль была верным спутником на всем пути, пройденном под знаменем Железного Человека. А теперь, стала единственным чувством, благодаря которому он чувствовал себя живым.       Он немного подвинулся, задушив рвущийся из груди стон.       Раны на спине постепенно затягивались, и Тони мог попытаться лечь, не вгрызаясь в губу, давя рвущийся из груди крик. Едва ли это хороший знак, скорее наводит на подозрение, что совсем скоро его ждет новая порция пыток.       Он никак не мог узнать, сколько времени провел в своей маленькой тюрьме. Хотя, говоря откровенно, ему все равно. И все же он подозревал, что допросы проходили регулярно, каждые четыре или пять дней. Это не были настоящие пытки, о которых иногда упоминала Наташа в своих рассказах: просто порка, побои и маленькие ожоги в тех случаях, когда похитители хотели позабавиться с сигарами на обнаженных руках и плечах пленника. Это не могло причинить ему по-настоящему серьезный вред. Даже избивая его тело хлыстами, мучители были осторожны, стараясь не переусердствовать, не переломать заключенному кости, не используя ни лезвия, ни шокеры. И не пытались сунуть головой в воду, за что Тони искренне благодарен, от любого напоминания об ужасах дней, проведенных в Афганистане бросало в дрожь.       Он скривился, вспомнив о своем похитителе.       Казалось, Иоганн Шмидт не хотел его убивать, скорее просто помучить. Видеть противника покалеченным, но не сокрушенным.       Может быть, нацист пытался сломать его волю, нанося все новые и новые увечья, не замечая при этом, что Тони уже надломлен; может быть, он хотел напугать, заставив его подчиниться боли, прежде чем попросить о содействии в создании нового вида оружия. А может, Шмидт был просто садистом, которому нравилось пытать врага, не обременяя себя сочинением предлога. Старку все равно, он даже не пытался добраться до истины.       Время от времени привычный режим менялся: бывало, Шмидт лично заявлялся в его камеру с какими-то незнакомыми охранниками и вместо того, чтобы отвести заключенного в камеру пыток, они отправлялись в часть здания, разительно отличавшуюся уровнем комфорта. Там Тони никогда не причиняли боль. Иногда он оказывался в столовой, где мог нормально поесть из чистых тарелок, используя столовые приборы вместо того, чтобы давиться похлебкой, которой его кормили в камере один раз в день. А иногда Шмидт позволял ему принять душ или побриться — маленькие акты милосердия, проявляемые, возможно, с целью заставить его говорить. Впрочем, Тони по-прежнему оставался ко всему безразличным.       Похититель не оставлял попыток выведать любую информацию, связанную с Мстителями и Стивом в частности, или о дуговом реакторе; он предлагал пленнику комнату с кроватью вместо холодной клетки, настоящую ванную вместо ведра и нормальную, человеческую одежду, если Тони ответит на его вопросы — безрезультатно. Понимая, что такой подход не работает, Шмидт заводил разговор на отстраненные темы вроде погоды, политики, мифологии. Просто надеясь выудить хоть слово из человека, знаменитого неумением заткнуться.       Однако Тони ни разу ничего не сказал. Совсем.       Во время истязаний он кричал, плакал, скулил от боли. Но издав последний стон, его голос умолкал. Он видел, как кровь растекается по земле, и подчас ему казалось, словно то была кровь жертв, которых он не сумел спасти. Тони считал бессмысленным, несправедливым сам факт, что до сих пор оставался в живых.       Пока мир задавался вопросом, где Железный Человек, пока Мстители искали пропавшего товарища, пока Фьюри и Щ.И.Т. готовились столкнуться с новой угрозой без самого надежного человека, Тони Старк закрыл глаза и позволил усталости и боли завоевать его сознание.