Доиграй до конца

— Просто сделай это, — Джереми пихает в руки Саймона сценарий, мазнув по его лицу сердитым взглядом, и скрывается в глубине сцены. Подальше от его тягуче-напряженного взгляда, который преследует его темно-серой тенью каждый день, на каждой репетиции. Подальше от его нервной улыбки, которую крадёт тайком ещё со дня первой встречи и панически боится потерять. Подальше от его опустошающего страха, от которого сердце замирает, толстым слоем льда покрывается. Подальше от Саймона Сандерса — талантливого актёра, преданного друга, невероятно симпатичного парня. В которого просто невозможно было не влюбиться. Джереми не смог устоять. — Я не могу, — Саймон растерянно перелистывает сценарий, выискивая глазами Джереми, но натыкается только на его спину — холодную и чужую. — Ты же видишь, что у меня ничего не получается, — его сдавленный крик утопает в словах, наполненных страхом. — Дурацкая сцена, дурацкая роль, дурацкий мюзикл. — Саймон, успокойся, — Джереми подходит тихо, осторожно, чтобы не спугнуть, не уколоть, не расстроить. Саймон нуждается в его помощи, в его поддержке, в его пламенной вере. Потому что Трэверс видит в нём не просто смазливого подростка, который красиво поёт и мастерски играет на сцене. Он видит в нём человека, которому нужна правда, который борется за правду. А Джереми нужно всего лишь на горсть больше тепла и честности от его сердца, чтобы открылась главная правда. Потому что мертвая тоска в его глазах тянет ко дну, топит в вязком болоте, и Джереми боится — потерять, ошибиться, погибнуть. Боится и продолжает жертвовать собой ради него, чтобы Саймон почувствовал, понял, принял. А что же делать Джереми? — Я не могу, — Саймон обречённо вдыхает, выпуская из рук сценарий. — Ты просишь меня, как будто это легко. — Я знаю, что тебе нелегко, так же как и мне, — Джереми сглатывает сухой ком в горле и продолжает говорить, заглядывая прямо в глаза, без стеснения и привычной дрожи. Ты должен поверить, Саймон. — Просто сделаем это и забудем обо всём. Забыть о поцелуе с парнем? Забыть о поцелуе с Джереми? Сандерсу не хватит ни сил, ни смелости. Коснуться его губ, вдохнуть его запах, почувствовать вкус его нежности, прикоснуться к его сердцу, выстукивающему только Трэверсу известный ритм. Ритм любви? Нет, Саймон не должен думать об этом, не должен сомневаться. — Просто забудем? — сокрушительное удивление в голосе опаливает обидой, так неумело спрятанной в глазах. Саймону не страшно поцеловать — он боится что-то почувствовать. Что-то спрятанное внутри от посторонних глаз, от самого себя. — Саймон, я понимаю, что ты не гей и не привык целовать парней, — Джереми бросает холодно, грустно, не поднимая головы. Не хватит сил посмотреть и ответить что-то хоть отдалённо напоминающее правду. — Но это несложно, если просто закрыть глаза и не думать ни о чём. Не думать о том, что ты играешь роль. Не бояться надевать маску, когда смотришь прямо в глаза и между вами только потоки света. Называя актёрской игрой чувства, которые давят, ломают, разъедают изнутри. Потому что ты должен быть благоразумным, порядочным, сдержанным — быть тем, кем ты не хочешь быть. Отталкивать того, кто хочет быть рядом, того, кого не хочешь отпускать. — Говоришь так, будто десяток парней перецеловал, — Саймон недовольно закатывает глаза, опускаясь на пол. — Нет, дело не в этом, — Джереми подходит к нему вплотную, медленно наклоняясь. Дышит почти что ему в затылок, чувствует, как тело прошибает дрожь, слышит его нервное сердцебиение. — Вспомни, как тяжело было впервые играть эту сцену, но со временем мы раскрылись, — его голос расщепляется до прерывистого шепота. — Вспомни, как тебе было неловко впервые коснуться меня, но мы привыкли друг к другу. — Я всё помню, Джереми, — перед глазами вспыхивают живые, совсем ещё свежие воспоминания. Когда впервые увидел Джереми в зале и узнал, что будет играть с ним в паре. Когда впервые спели с ним дуэтом. Когда впервые коснулся его коленки. Когда впервые заглянул ему прямо в глаза. Когда впервые почувствовал треск в груди — болезненно-тягучий, пронзительный, рвущий. — Тогда поцелуй меня, — Джереми осторожно проводит ладонью по плечу, и каждое прикосновение — глубоким ожогом по сердцу, жидким свинцом по коже. — Для такого талантливого актёра это будет пустяк. Поцеловать и снова спрятаться в тень — не пустяк. Саймон не простит себе этого. Не простит, если позволит себе почувствовать, что есть шанс. — Прости, — его сдавленный всхлип оседает стеклянным крошевом на ладонях. Силуэт Саймона исчезает за кулисами, и Трэверс провожает его спину разбитым взглядом. Он сжимает в кулаке свернутый в трубочку сценарий и через силу пытается улыбнуться. Чтобы не чувствовать вскипающей в сердце боли, пузырями вздымающейся, немым криком отчаяния застывающей в мыслях. Казалось, донельзя просто поцеловать парня, который так много значит для тебя. Куда проще поверить в то, что ты — хороший актёр, чем бежать от любви, которую на самом деле не нужно играть. Джереми не надеется, что Саймон передумает. Джереми верит, что он поймёт и перестанет бояться.