Орлёнок, Орлёнок, взлети выше солнца...

Николай Павлович, российский самодержец, хмурился, сидя за секретером в рабочем кабинете, предназначенном в основном для однотипного труда с письмами и отчётами. Его взгляд холодно скользил по силуэту молодого юноши, оперившегося на камин и теребящего в руках великолепную табакерку из слоновой кости. Это был юнец лет семнадцати на вид, достаточно сытного, но, вместе с тем, грациозного телосложения и с изящными, безукоризненными чертами лица, схожего с ваяниями великих скульпторов прошлого и обрамлённого золотистыми кудрями. Весь его образ салютовал о том, что сия немного приземистая личность скрывает в себе величие и даже надменность - каждое движение прослыло преисполненным большой гордостью. - Вы отчитываете меня, словно ребёнка, дядя,- сквозь зубы проговорил последний, с откровенным любопытством поглядывая на реакцию царя.- А, меж тем, моя вина состоит лишь в том, что я отстоял свою честь... - Ты её извалял в грязи, Николя!- грубо прервал его внук Екатерины Великой.- Известно ли тебе твоё положение? В конечном счёте, ты не можешь позволить себе учавствовать в дуэлях и других сомнительных предприятиях, учиняя дебош и рискуя своей жизнью. Жизнью представителя рода Романовых!.. - Позвольте!- решительно произнёс племянник, бесстрашно встречаясь взорами с Николаем Первым.- Мишель Доманский крайне непочтительно высказался в сторону мадемуазель Н. в моем присутствии... - И ты, ради этой несчастной, решился стреляться во время бала?- довольно презрительно спросил император.- А, главное, с кем! Михаил, ведь,- единственный твой друг, начиная с младенчества (хоть я никогда и не одобрял этой дружбы). - Я понял бессовестность этого человека,- с нотками стали в голосе заявил Николя, сделав несколько шагов ко столу.- Если будет на то Ваша воля, дядя, я бы хотел удалиться из Петербурга на некоторое время, дабы успокоить нервы и обиду на Доманского... Уверен, получив Ваше разрешение, я смогу совладать со своей дерзостью, и более подобных происшествий не повториться.

***

Четыре часа спустя... - И Его Величество действительно поверил, что мы могли возненавидеть друг друга? - Ещё бы! Теперь, разыграв эту сцену, следует поспешить на встречу с моей кузиной. Она несёт с собой воспоминания о Родине... и об отце! - Ох, видит Бог, плохо это закончиться... - О!.. Не так уж и плохо, Мишель! Если нас поймают, то меня навечно заключат в Царском Селе или куда-нибудь сошлют, а тебя всего лишь расстреляют... Никакого кошмара, в сущности! Двое товарищей, облачённые в темные дорожные плащи, стояли в окружении всеобъемлющего ночного мрака, и лишь один канделябр в руках слуги освещал карету и кучера, спокойно ожидающего своих будущих пассажиров. - Не умеешь ты успокаивать, Николя, совсем не умеешь... - Ты забываешь, видимо, что я запретил тебе произносить это имя по отношению ко мне!- раздраженно заметил племянник самодержца России, сцепив руки за спиной в замок.- Потрудись же, mon cher ami. - Прости, Ни... Наполеон,- с трудом выдавил из себя Доманский, слегка замявшись и переминались с ноги на ногу.- Прости, мне непривычно. Маленькая морщинка злости на лбу сына Анны Романовой разгладилась, и золотоволосый поспешил мягко улыбнуться, по-дружески хлопнув Михаила по плечу. «Пора...»- раздалось вслед этому жесту, и юный Бонапарт, ведомый неизвестными ему доселе чувствами и мыслями, направился в сторону кареты...