Cloudy sky.

      Реборн встретил её на крыше особняка Вонголы, когда решил прогуляться и развеяться после слишком богатого на события собрания.       Тсуна, — именно Тсуна, она не Нереза для него, — стояла на самом краю, докуривая четвертую по счёту — репетитор осуждающим взглядом посмотрел на валявшиеся окурки вокруг — сигарету и задумчиво смотрела на садящихся в машины Варийцев, что коротко салютовали ей по мере их появления на улице. Реборн окинул взглядом стройную фигуру, обтянутую в чёрное платье, которая уж точно не могла принадлежать его бывшей ученице, которая не могла и отжаться пару раз, и мрачно усмехнулся, прикрывая от досады глаза.       Дожили. Его обдурила собственная ученица. И старая знакомая, почти что сестра, но он не хочет об этом вспоминать, ибо это другая история.       Реборн не был глупым. Репетитор-киллер Реборн со своей нашумевшей репутацией прекрасно разбирался в людях, искренне считая, что нет проблем разгадать даже самого скрытного на первый взгляд человека — он мог понять, о чём они думают, лишь посмотрев в глаза. Ведь говорят, что глаза — зеркало души? Из его знакомых, лишь Великая Семерка могла спрятать настоящих себя так глубоко, что никто и никогда не сможет отыскать правду и разгадать тайны их души — даже сам Реборн не всегда мог сказать, о чём думают Аркобалено, но кроме них вряд ли существовал тот человек, кто смог бы столь профессионально скрыть эмоции и чувства от великого киллера современности. Конечно, познакомившись ещё с Николь, ему пришлось смириться с фактом своей неосторожности и неосмотрительности по отношению к новым знакомым, но всё же…       Тот факт, что Тсунаеши не просто какая-то гражданская, которая чисто случайно затесалась в семью с кровью Вонголы Примо, Реборн не понимал вплоть до Конфликта Колец. Впрочем, и тогда он особо не поверил, списав всё на удивление от мощи девчонки. Слишком мягкая, слишком уступчивая, слишком неуверенная в себе — в ней было много «слишком» и «не», чтобы стать кем-то великим. Реборн был на все сто процентов уверен: из младшей Савады не выйдет ничего хорошего. По крайней мере, в мире мафии уж точно.       Конфликт Колец дал понять, что Реборн ошибся — вот так просто, как не ошибался ещё никогда. Реборн увидел, что в навязанной Тимотео ученице было что-то не так. Еле уловимая, совсем незаметная невнимательному фальшь сквозила в страхе перед Занзасом и Варией, ужас читался в глазах, но не такой, как у остальных, он был совсем другой — неправильный, ненастоящий, наигранный. Тсунаеши будто через силу боялась грозных офицеров, чьи имена гремят на мир мафии не первый год. Она говорила дрожащим голосом, но при этом будто была уверена — не убьют.       Не тронут. Не посмеют. Словно знала, что, идя на этот бой, она выживет, останется цела и невредима, и никто не причинит ей вреда.       Тогда ему показалось, что перед ним не та трусливая девчонка. Это не Савада Тсунаеши. Будто замена для всегда недалёкой девчонки с оленьими глазами и глупой улыбкой на губах. Потому что в отличии от рутинной, привычной ему Савады, сильная, уверенная в себе девушка с непоколебимой волей, чья мощь закатывала в лед Занзаса Скайрини, не боясь последствий. Не боясь ошибок и оплошностей, она сражалась, словно не впервые. Словно её постоянно окружает война, перестрелки и страх за свою жизнь. Она вела себя, как обычно, тряслась перед друзьями, но Реборн видел в этом отвращение.       Отвращение… от чего? Почему оно появлялось в глубине карих провалов?       Теперь он понимал. Отвращение от собственного бессилия перед Семьёй. Перед теми, кто любит и доверяет, кто защищает и помогает. Бессилие и осознание собственной ничтожности — они по разные стороны баррикад, хотя находятся, казалось бы, в одной лодке. Только сейчас, видя в глазах офицеров Варии заботу и любовь по отношению к его бывшей ученице, он понял, что Тсунаеши чувствовала себя предателем. Ничтожным и жалким лицемером, который занял место, ему не принадлежащее. Тсуна хотела быть с Варией, сражаться на её стороне вместе со всеми дорогими сердцу людьми. Она была на стороне Вонголы лишь потому, что ей сказали так. Потому что ей не оставили выбора — пан или пропал, и кто бы спросил её мнения.       И сейчас он как никогда понимал её нежелание становится частью Вонголы и возглавлять её, садясь на трон из костей и крови. Раньше он считал, что Тсуна просто слишком наивна, слишком мала, чтобы принять титул босса мафиозной Семьи, она просто бы не смогла занять место Тимотео, став хорошим боссом для правящей семьи. Но когда Проклятье спало, киллер сам того не ожидая, осознал одну вещь — Тсуна стала для него тем человеком, которого называют семьёй. Она не требовала ничего взамен, идя на битву представителей, она не бросала его, когда он взрослел, не бросала, узнавая все мрачные поступки, что он совершил в своей жизни, все ужасающие аспекты его души, чья чернота сравнима с бездной. Она просто была рядом, даже сама того не осознавая, согревая своим теплом.       Иемитсу был слишком глуп, наивно считая, что дочь будет следовать его правилам. Он не ожидал, что вот так сойдутся звёзды и его никчемная дочка встретится с Главой Варии и будет помнить всё, что помнить не должна. Что станет офицером сама, что станет Хранителем и второй правой рукой. Что его жена окажется великим киллером, невероятным Туманом, способным обмануть даже Виндиче. Савада Иемитсу не ожидал, не мог даже догадаться. И теперь лежит в больничной палате под капельницей после всего произошедшего. — Хватит там стоять, Реборн, — Тсунаеши поворачивается, тушит сигарету о подошву сапога. Потом хмыкает и чуть щурится, странно улыбаясь. — Пытаешься следить за мной? Заня-атное дело для лучшего из лучших. — Даже не планировал, Тсунаеши, хватит придумывать ерунду, — он на секунду задумался. — Ведь мне можно так тебя называть? Или предпочтёшь позывной?       Тсунаеши безразлично пожала плечами. — Нереза — это всего лишь псевдоним и возможность не светить именем. Сейчас, когда конспирация больше не нужна, я оставлю своё имя. — А фамилия? — допытывался киллер. — Мало кто знает, — Тсуна вновь поворачивается спиной к нему, — точнее никто даже не догадывался. Однако Иемитсу женился на моей маме не только потому, что «безумно её любил», а потому, что она была таким же наследником крови Примо, только со стороны его матери-японки.       Реборн внезапно мрачнеет, когда вспоминает Николь. — Как так получилось, Тсуна? — Ты про мою маму? — лукаво улыбается, проводя рукой по волосам. — Твоя неосмотрительность, Реборн. Не увидеть в ней Туман слишком сложно, если ищешь. А вот если даже не пытался…       Киллер вскидывает брови. Тсуна хмыкает, подбрасывая в руке пачку сигарет в странной упаковке. — Ты ведь обижен на неё, верно? За то, что не сказала о своём настоящем имени. За то, что не доверяла в полной мере, — Тсуна чуть приподнимает губы. — За то, что не пришла к Луче в последний раз.       Реборн вскидывает голову, впечатывает в Тсуну взгляд. Ошалелый, слегка злой и бесконечно печальный. — Ты думаешь, она не скорбела по ней? — шатенка вновь вытянула из пачки сигарету, покрутила её в руке. — Это неправда, Реборн. Она была готова сорваться из Намимори прямо в тот момент, когда только узнала. Наплевав на своё желание остаться не у дел и сохранить своё прошлое в тайне. — Когда ты стала дымить как паровоз? — резко перевёл стрелки Реборн. Разговор о Луче… О дорогой и любимой Луче был слишком личным, слишком больным даже для него. И это-то после стольких лет. — Здесь нет никотина, — Тсуна задумчиво покрутила между пальцами сигарету, открыла пачку и убрала сигарету обратно. — Успокаивающие травки, ментол и мята, разработка Верде. Горит только от пламени Облака. — Успокаивающие? — Ну, а как я должна была уживаться с вами со всеми в доме? — она фыркнула. — На самом деле они помогают от чрезмерной агрессии, ты же знаешь специфику Пламени Облака. — А я то думал, куда ты там сбегала от меня, — Реборн усмехнулся, взял одну сигарету. — Дашь прикурить?       Тсунаеши молча зажгла на пальце Пламя, поднося к вновь вынутой сигарете. Вместе с белым дымом почувствовался запах ментола, приятный и ненавязчивый. Киллер без удовольствия сделал первую затяжку, наблюдая, как Савада отстукивает пальцами по кованым перилам какой-то марш. Скривился. — Мерзость, — констатировал он, скривившись. — Как ты это куришь? Когда ты вообще начала курить? — Легко и просто, я уже привыкла к этому, — Тсунаеши пожала плечами наблюдая: очередная затяжка и Реборн сбрасывает её на крышу, туша. — Год назад. Не вынесла нервотрёпки с вашим наследованием, и Пламя начало бунтовать гораздо сильнее, чем раньше.       Киллер хмыкнул. — Вот уж никогда бы не подумал, что ты будешь членом Варии. Как ты вообще додумалась до этого?       Тсуна фыркнула, повернулась. — Отец наивно считает, что меня, человека бок-о-бок прожившего всю жизнь с сильнейшим Туманом, можно обмануть иллюзией второсортного иллюзиониста. — Ты ненавидишь его, — вдруг догадался и тут же кивнул своим мыслям киллер. — Ему и никогда не было до меня дела по-настоящему, — Савада нахмурилась на пару секунд. — Он не избавился от меня лишь потому, что мама хотела ребёнка. Её-то он действительно любил, как бы ни изменял после свадьбы. — Ты не удивлена, — заметил он. — Ты тоже. — Я вырос в этом всем, Тсуна, — невесело усмехнулся, смотря прямо в глаза девушки, киллер, снимая шляпу. — В мафии невозможны постоянные отношения, даже если любовь искренна. Что-нибудь да случится, если ты попытаешься построить своё счастье.       Счастье…       Тсунаеши усмехнулась собственным мыслям — ей-то повезло познать, каково это. Каково знать, что рядом с тобой человек, чьё сердце предано только тебе, чьи мысли ты постоянно занимаешь. В отличии от Реборна, она верила в такое чувство, как любовь.       Потому что у неё был Скуало.       Их отношения начались спонтанно и слишком неожиданно даже для них самих, чтобы говорить об этом. Тсуна всегда, — с самого знакомства с Варией, — выделяла среди всех офицеров лишь Занзаса и Скуало, почему-то прикипев душой именно к этим двоим. И если тяга к Скайрини была вполне объяснима, то Супербии…       Была благодарность, было искренне восхищение, уважение, желание показать себя перед тем, кто столь многому её научил. Тсуна старалась выглядеть в его глазах совершенной, самой лучшей — и лишь в тринадцать, в панике наблюдая, как их план летит в тартары, и Скуало падает в Акварион, с ужасом смотря, как искажаются черты лица наставника, сердце пропустило удар, а потом и вовсе замерло. Замерло от осознания, что она может потерять его, может больше не увидеть широкой ухмылки и не услышать громкого голоса.       Она помнила свою истерику у палаты, куда её тайком провёл Мармон. Помнила мучительные часы ожидания и долгожданное «Он жив». Помнила, как навзрыд плакала у него на груди, чувствуя перебинтованную руку, обнимающую и прижимающую к широкой груди, слышала его голос, просящий, практически умоляющий перестать плакать.       Помнила сухие губы на своих губах и прерывистое дыхание отстранившегося в следующий момент Скуало, чьи глаза впервые горели столь ярко. Помнила и впервые думала, как же ей повезло найти столь потрясающего человека.       А в следующий раз они встретились на Церемонии Наследования, и тело до сих пор помнит нежные прикосновения, уверенные руки, сжимающие талию, и первые, но не последние, долгожданные слова «Люблю тебя».       Но официально Скуало до её пятнадцати хранил целибат. — Ты зависла, — хмыкнул Реборн, щёлкнув перед её глазами пальцами. — Вспомнила кое-что приятное, — Тсунаеши отстранилась, задумчиво покрутила кольцо Облака Варии. — Мама никогда не любила Иемитсу по-настоящему. Когда она согласилась выйти за него, даже влюбленности там не было. Она всего лишь пыталась пережить горе после утраты. — Ты знаешь про Верде? — удивился, чуть вскинув бровь. — Нико… Нана рассказала тебе? — Мама часто вспоминала вас, — Тсуна улыбнулась. — И часто доставала фотографии. Ей было больно осознавать, что скорее всего вы с ней больше не увидите друг друга, а если и сможете найти, то она будет уже слишком стара для вечных младенцев Аркобалено.       Реборн горько усмехнулся, прикрывая глаза.       Вспомнились странные взгляды Савады Наны, что она каждый раз бросала на него. И то, что Леон постоянно крутился вокруг неё, то и дело стараясь оказаться ближе. — Боже, — выдохнул Реборн. — И какого хрена? — Поражаешься, почему ты её не узнал? — тот медленно кивнул. — Мама очень не хотела ворошить прошлое сначала. Она обижалась, старалась забыться, а твой приезд потревожил едва начавшие заживать раны.       Реборн кивнул через силу, стараясь подавить желание спрятать лицо в ладонях. — Однако, отойдём от этой темы, не мне тебе всё рассказывать. У меня есть вопрос, который мучает меня очень давно, — замолчала на секунду, выдохнула, поймав вопросительный взгляд репетитора. — Почему ты не стал репетитором Дианы?       Реборн молча посмотрел на неё. — А мне оно нужно? — наконец-то усмехнулся киллер. — Когда я согласился стать твоим репетиром, Тсуна, главным козырем Тимотео в этом уговоре был мой долг за помощь Вонголы. Сейчас же мой срок службы в Вонголе истёк, я могу свалить куда подальше, а не учить зарвавшихся девчонок вроде этой Дианы. — И почему ты этого не сделал? Не ушёл в смысле, — пояснила Тсуна. — Они хотели найти тебя, Тсуна. Хотели найти тебя и снова привязать к Вонголе, — он запрокинул голову назад. — А я, каким бы мудаком ни был, умею и хочу быть благодарным. И не хочу, чтобы ты меня ненавидела. — Я… не ненавижу тебя, — вздохнула Тсунаеши, подходя ближе к киллеру. — Просто сложно было принять тот факт, что ты даже мне не сказал ничего, а просто уехал. — Прости, — Реборн взлохматил волосы. Ухмыльнулся. — Знаешь, наверное, это привилегия Верде, но всё же, я чувствую себя папашей, — и тут же добавил слегка нервно. — Нана меня убьёт. — Можешь не бояться, — хохотнула в его плечо Тсуна, обнимая. — В ближайшие пару недель его и маму не увидим и не услышим. — Всё настолько плохо? — ухмыльнулся, представляя представление Реборн. — Наоборот, всё просто отлично, — Тсунаеши задумчиво почесала кончик носа. — А насчёт «папаши»… Наверное, так и должно быть. Ты действительно намного лучше подходишь в качестве папочки, нежели Верде.       Реборн усмехнулся, притягивая к себе Тсуну и обнимая за плечи.       Луче была бы им горда.