благо нации

Выходные существуют для того, чтобы выспаться. Валяться в кровати до победного, спросонья ворчать на хлопанье дверей и гудение микроволновки, переносить будильник на попозже, и ещё попозже, и ещё, и в итоге отключить совсем. Чтобы никакие дела не заставляли подскакивать в часы, не благоприятствующие решению проблем от слова «полностью». Вот оно, прекрасное ленивое утро. В которое совершенно не вписываются полуночные сидения над макетом, истыканные фломастерами фаланги и растянутые рукава и глубокие чёрные росчерки под глазами. Тэхён говорит: - Это на благо нации. Хотя сам уже в это не верит. Чимин посылает его в долгое эротическое, последовав примеру старшего с опозданием на пару-тройку часов. Кстати, который час? - Который час? – спрашивает Чимин, не потрудившись оторвать лицо от сложенных раскрытой книгой ладоней. Вопрос остаётся без ответа, повисает в мерной тишине придорожного мак-кафе и медленно тонет в куче скомканных обёрток. Тэхён салютует от автомата с живительными батончиками арахиса и кофейной пенсовой бурдой. Прислонившись лбом к прозрачному стеклу, за которым простаивают в бесконечном ожидании ряды разноцветных марсов и сникерсов, он дышит на него теплом и вперивает горящие от недосыпа глаза в растекающиеся облачка. «Благо нации», раскинувшись, давит на виски вырвиглазно-ярким заголовком. Чимин почти готов сорваться и собственноручно порвать его на мелкие клочки. Тэхён возвращается с тремя дымящими стаканчиками кофе и виноватой, всепонимающей и всепрощающей улыбкой. - Прости, что снова заставляю проходить через это. Чимин отмахивается и толкает под столом спящего Хосока. Всё нормально, правда. Сейчас половина четвертого, пары начинаются в восемь. Бесполезно возвращаться домой в надежде урвать пару часов блаженного забытья. Тем более, им ещё нужно развесить повсюду плакаты. - Если всё пойдёт как по маслу, и нас не исключат, - снова заводит Тэхён своё любимое, - есть шанс привлечь внимание общественности. В прошлом месяце он как-то умудрился договориться со школьной газетой, чтобы его статью напечатали на третьей странице. Логично, что первую всегда отдают под более значимые события, вроде спортивных или научных достижений, или благодарности за чье-то бескорыстное финансирование, поэтому третья, будь она неладна, просто выигрышный билет в лотерею. И опустим тот факт, что Тэхёну пришлось буквально на коленях упрашивать знакомых из типографии. Впрочем, их всё равно оставляют после занятий. Вдвоём, на заднем дворе, одетых в оранжевые робы, будто преступников. Спасибо, что хоть битьё палками упразднили, хотя сто раз написать «я больше так не буду» кажется и то меньшим из зол, чем уборка близлежащей территории. Студенты тычут в них пальцами, некоторые посмеиваются, кто-то фотографирует, чтобы выложить на всеобщий суд на сайте колледжа. С каким-нибудь унизительным изобличающим заголовком. Чимин вздыхает, накалывая на пику приплюснутую банку колы. Мешок тяжелеет с каждым часом, но бремя наказания меньше не становится. - Напомни, пожалуйста, зачем мы вообще это делаем. - Чтобы раздвинуть границы естественного, - Тэхён поднимает с земли окурок, отряхивает от травы и суёт в мусорное ведёрко. Конечно, в этом всё дело. Чем больше разновидностей, тем уже рамки. Скажи Чимину кто-нибудь, что однажды его лучший друг будет с пеной у рта отстаивать права однополых отношений, он бы привёл в пример обустройство его абсолютно консервативной семьи. - Никогда не знаешь, что может случиться. Если я сам не влюблён в омегу, это не значит, что мои дети или дети моих детей не столкнутся с запретом на подобные отношения. Я только хочу, чтобы каждый мог любить того, кого хочет, безбоязненно. Само собой, проблема не решается так просто. В вопросах убеждений всегда зарыта собака. Взять, к примеру, течки. В периодические циклы выписывают справку на домашнее обучение, которое, конечно, весьма сомнительно и больше походит на больничный лист с примитивным комментарием врача. От пяти до четырнадцати допустимых дней, которые ты можешь по желанию провести под действием супрессантов или в обществе партнера, который будет заботиться о тебе и, вероятно, напоминать твоё собственное имя. Тэхён говорит, окей, мол, если им не нравится, что я хожу и воняю, тогда пусть скажут об этом прямо. Но никто не говорит. Это же, мать его, равенство. Здесь больше не ущемляют и не возвышают. Чины, высокие должности, образование – теперь вам тоже доступно всё, что угодно, а не как несколько столетий назад, когда в палатах восседали только «высшие сословия». Получите, распишитесь. - Что я действительно ненавижу, так то, что всегда найдётся кто-то, кто скажет «раньше было лучше». Чимин кивает. Малиновые отсветы заходящего солнца рисуют на их лицах затейливые узоры, когда Тэхён стягивает оранжевый комбинезон и забирает у спящего на ходу парня пику и мусорный пакет. Он предлагает переночевать вместе и понимающе улыбается, когда Чимин вяло отнекивается. Очень много Тэхёна. И очень хочется спать. Они прощаются на автобусной остановке. Чимин просит его быть аккуратнее на дороге, и тот шутливо треплет его по волосам. - Скажи, что помыл руки после того, как трогал ими бог знает что. - Ой. - Блять, ну, Тэхён.