благо нации

Попадать в неприятности - его конёк. Новый способ живенько скоротать время. Тэхён рассовывает по карманам бюллетени, дёргает на рюкзаке молнию и пытается принять устойчивое положение на случай, если его всё-таки накроют и заберут на сутки за распространение непартийных суждений. Справедливости ради – в забегах на короткие дистанции ему нет равных. Он заранее продумывает самые безболезненные пути отступления, как раз когда в подворотнях становится совсем крипово. Запах краски из распылителя жжёт ноздри, склеивает пальцы, и вроде бы надо бежать, но Тэхён только глубже зарывается в толстовку и надвигает капюшон до подбородка. На какую-то долю секунды хочется, чтобы его поймали, схватили, взяли с поличным. Сунуться в огонь, дать ему себя опалить, погреться боками о полыхающую неведомую чертовщину, от которой не понятно чего ожидать, результат своих бессонных творений. Тэхён понимает, что ничем хорошим это не кончится: рано или поздно ему влетит по первое число, никто не посмотрит на длинный список его достижений, хорошие оценки, не услышит доводы его родителей – единственных людей на всём белом свете, которым не всё равно. Впрочем, ладно, если отбросить драму – страх крошится, хрустит и крошится, словно каменная стена, разбитая яйцом. «Яйцо» Тэхёна покоится на дне рюкзака, пестрит дизайном и громкими лозунгами, его странички в сетях набирают популярность от количества откликов. Друзья поддерживают его, многие незнакомые люди поддерживают его. Он не один. И даже если весь остальной мир будет идти напролом, он удержится, чего бы это ни стоило. - Не думаешь, что стоит избрать более мирный способ убеждения? Чимин опускается напротив, ставит большой дымящийся поднос, и Тэхён тянется к чужому сэндвичу и жалостливо стонет, когда тот ускользает прямо из-под носа. - Пойди и возьми себе сам. - Не вредничай, - свет жизни блекнет в его глазах, голова кружится от голода, когда он озирается на энергично жующих студентов. - Я почти не спал сегодня, у меня нет сил, чтобы препираться. Чимин хмыкает: - Тогда ты обрадуешься, узнав, что Чонгук идёт прямо сюда. Тэхён корчит страдальческую гримасу, но, обернувшись, шумно сглатывает. Если бы можно было насытиться одним взглядом, он бы согласился обжираться до отвала каждый день. А пока удаётся лишь слегка утолить неуёмную жажду эстетического наслаждения. Чонгук и впрямь пересекает огромное пространство, обращая на себя большую часть взглядов, только чтобы подойти к их столу и, вероятно, слишком быстро и порывисто, водрузить на него второй поднос. Секундочку… Второй? - Это для меня? - спрашивает Тэхён, мысленно готовясь отдать душу от радости. Чонгук кивает и долго смотрит на пустующее место рядом с ним, порываясь либо испепелить, либо всё-таки совершить посадку. Чимин спасает ситуацию прежде, чем та становится совсем неловкой. Хотя неловкой она выглядит только со стороны, Тэхён не в курсе и ему плевать на всё, кроме пропитанной джемом булочки, которая буквально тает во рту. - Я уже ухожу. Приятного аппетита, парни. И он уходит. Действительно уходит. Тэхён старательно делает вид, что его интересует исключительно салат цезарь и соус в неудобном пакетике, который никогда не получается надорвать с первого раза. Самое ужасное: он догадывается, что Чонгук так тяжело и серьёзно обдумывает и что собирается ему сказать. О том, что было ночью. Как раз когда ночные звуки – собачий лай, пьяная ругань и крики – стали отправной точкой его приключений. Чонгук был там. Тэхён вздыхает, перекатывая одноразовой вилкой помидорку из одного угла контейнера в другой: - Я знаю, что ты скажешь. «Тебе пора прекратить, ты можешь накликать на себя беду». Отец говорит мне это каждый день. Я не хочу прекращать. Можешь назвать это капризом, если хочешь. Пока могу, я буду сражаться, даже если мой противник - традиционный взгляд на отношения людей. - Хорошо, - говорит Чонгук, и Тэхён думает, что ослышался. - Что? - Не вижу проблемы в том, что ты борешься за то, во что веришь. - Тогда, – Тэхён потупляется, недоуменно хмурясь, – о чём ты хотел поговорить? - О нас. О. О… Тэхён моргает, и от осознания его лицо и шея покрываются алыми пятнами. Хорошо, что сидит, а то пространство как-то странно кружится. Сердце заходится от восторженного трепета, желудок подпрыгивает и накручивает несколько сверхзвуковых оборотов. Чонгук наблюдает за переменами на его лице и - ничего не может с собой поделать - улыбается уголком губ. Такой милый. Эмоции как на ладони. Тэхён проглатывает нерешительность, как раз когда Чонгук добавляет: - Хочешь сходить куда-нибудь после занятий? Или на выходных. Имея в виду что-нибудь, отличное от полуночной беготни. С возможностью и обещанием поцелуев. - Не играй со мной, у меня слабое сердце. Я всё спланировал, ещё когда рыдал над твоей футболкой. И не только рыдал, знаешь. Всякое бывало. Сколько у нас будет детей и собак, и как ты будешь рычать мне в рот, и как покусаешь чёрт знает в каких местах. И когда мы куда-нибудь поедем, чур все верхние полки мои. И место у иллюминатора в самолёте. Подавшись вперёд, Чонгук посмеивается: - Это значит «да»? И Тэхён усмехается. - Что ты знаешь о собраниях голубой мафии?