благо нации

Тэхён пропускает занятия семь дней. Иными словами, на протяжении семи дней течка во всех своих проявлениях не даёт ему нормальной жизни. Именно на такой срок дирекция позволяет отсутствовать по заранее известным причинам. И именно на восьмой день ему ставят первый прогул. Кстати сказать, только на восьмой день у него спадает температура с критической отметки до приемлемых тридцати восьми с половиной. Тэхён даже начинает проявлять нервозность не хуже ядерного реактора и признаки какого-никакого мышления, плюётся во всех ядом и требует, чтобы ему подогнали альфу. Альфу не подгоняют. Потому что, ещё будучи в здравом рассудке, он строго-настрого наказал окружающим не слушать тот бред, который он начнёт нести в горячечной предсмертной агонии. Лучше становится, когда он снова может пить. Секрета выделяется в разы меньше, простыни приходится менять не чаще раза в день. Тэхён просит и мало кого к себе подпускает. Посторонних к нему не пускают тоже. Чужой сильный, терпкий запах он теперь чувствует за версту. Чонгук приходит как раз вовремя. - Добрый день, - говорит он полушёпотом и старается пореже дышать. Запах, исходящий от Тэхёна, густой патокой разлившийся вокруг него на метры, запах семи дней и неполного восьмого, пропитанный требовательной злобой, возбуждением и желанием, отвлекает от всего прочего, заводит, до темноты в глазах будоражит, алого дна пороков, хочется вцепиться, подмять, указать на место, распять и подчинить, а потом самому же зализать все раны. - Меня зовут Чонгук. Мы с Тэхёном… в общем, не знаю, как это работает, но на лекциях сказали, что запах должен помочь и… Вот. Он отдаёт матери Тэхёна футболку, в которой обычно бегает, тягает веса и очень много потеет. Она принимает её и долго разглядывает его с любопытством, но не приглашает войти. Чревато. Чонгук понимает и сбегает по ступенькам, как только она соглашается передать её сыну. Он думает, что надо было начать действовать раньше, хотя бы попытаться, тогда, возможно, Тэхён бы был в лучшем состоянии. Ухаживания там и вся фигня. Он ведь чувствует исходящие от него волны симпатии, одобрения и благодарности, слышит оглушающие удары сердца и сбивчивый горячий шёпот, от которого пробирает до костей – Тэхён зовёт его по имени. Зовёт и всхлипывает. Чонгук ускоряет шаг, чтобы скорее оказаться как можно дальше. Желание быть там, с ним, чтобы Тэхён был полностью его, в его руках, окружён им, заполнен, защищён – слишком велико. Медленно и нежно, тягуче и неторопливо, вот как бы Чонгук хотел брать его, удерживая под собой, растягивая, изводя, следя за выражением лица, собирая языком бисеринки пота. Но Тэхён один. И ему нужно больше, чем запах Чонгука. Ему нужна вся его забота, внимание, всё его существо. Ему мало места, мало времени, мало воздуха. Он ничего не понимает и хочет, чтобы остался только секс, заполняющий, долбящий простату член и глухое хриплое рычание. Тэхён возвращается через день – промятые серые щеки, красный росчерк рта, красочная разметка родинок, отдельные эмоции внахлёст. Чимин с Юнги являют собой яркий пример эскорта, поддерживая парня по поводу и без. Повсеместно. Чонгук с трудом застаёт его в коридоре без сопровождения. - Привет, - произносит он немного нервно. Лямка рюкзака перетягивает большой палец. - Привет, - отвечает Тэхён со светлеющей улыбкой на лице. - Спасибо за футболку. Не знаю, что ты наговорил моей маме, но она даже разрешила мне спать с ней, потому что «вам же читали лекции о пользе запаха!». – Тэхён тихонько смеётся, и Чонгуку передаётся его настроение как по каналам связи. – Только… ты же не думаешь вернуть её? В смысле, чувак, это отвратительно, я кончил, утыкаясь в неё лицом, по меньшей мере раз десять. Как всегда слишком много информации. Чонгук насмешливо вскидывает бровь, внутренне сокрушаясь, потому что - господи, Тэхён, зачем мне об этом знать? В смысле, он и так это знает. Все и так это знают. Тэхён тёк, стоя на дрожащих коленях, сгорая со стыда в исступлении, зарываясь пальцами и носом в его одежду, потираясь об неё членом. И без страха признаётся в этом. Прогресс.