Восьмая Марта

Поначалу Ли радовало молчание телефона, изредка прерываемое короткими звонками от членов семьи, которая всегда была рядом и переживала, если Ли «пропадал» больше, чем на сутки. Но после двух недель тишины Ли задумался: «А куда же все делись? Друзья, приятели? На худой конец, коллеги? Лента Инстаграма пестрит новостями — жизнь остановилась у него одного: «Оса» Эванджелин — единственная из супер-героинь, кто попал в название фильма Марвелл, Люк неутомимо постит фото со всех уголков мира с самыми прекрасными девушками (кстати, зачем они ему, а он им?), не забывая рекламировать своего Алиениста (мать его, что за название? Алиенист… Оленеест — самое то! Да пофиг…). Пофиг! Как там говорила Марта-селфи? «Твой экранный сынок тебя обошел!»? Обошел? Да он взлетел! Звезда первой величины наслаждается жизнью и славой — сияющая улыбка не сходит с лица, будь тело под этим лицом в смокинге и на красной дорожке или в шортах на частном пляже! Орландо еще после «Властелина Колец» был на гребне волны, потом «Пираты» несли его на своих растиражированных парусах, а «Хоббит» добавил сто плюс к популярности, хотя уже и так, кажется через край… Воистину, Орли покорил Голливуд, проскользив на щите острые углы и ухабы рутинной карьерной дорожки, вопреки всем законам физики и логики… Как вышло, что не самый главный герой оказался в топе? Внешность! Конечно же — внешность решает все… Но ведь мой Трандуил, как утверждают, затмил всех эльфов, не говоря об остальных героях. И все же, где я, а где тот же Эванс — исходные на старте у нас равные — широко известные в узких кругах юноши за тридцатку. Но я-то был при королевской форе — костюм, волосы, глаза, доспехи, мегалоцерос… Ха, а итоге все перевесила его «песчинка», сломавшая хребет моего «слона» — просто хороший агент у него против никакого моего — такая малость! Но «малость» — это только на первый взгляд, и будь ты хоть трижды выпускником Джулиарда, играть тебе «кушать подано» с таким агентом, как мой до конца дней, надеясь на чудо от актерского божества… Боже, я уже устал молить… Да меня вон даже Доминик Монаган умудрился «обойти». У него роль в «Звездных войнах» — это невероятно! — он сможет избавиться от приклеившихся образов хоббита и неудачника-рокера в Лосте… Столько лет просидеть почти в забвении и вот нежданное возвращение из небытия — такого и себе пожелать не грех! И сплетни, будто заслуга Монагана лишь в том, что режиссер «Звездных» Джей Джей Абрамс берет в проект «своих» — не аргумент «против». Я для Фуллера давно «свой» — но что с того? Что мне это дало? Несостоявшаяся роль в «Ганнибале»? Ну тут особо жалеть не о чем — шоу заморозили — можно сказать, Бог уберег от разочарования, хотя жаль Фули — проект знаковый… Что ещё? Да ничего… Роли «по дружбе» — ничего не дают, кроме надежды, что «заметят» на фестивалях «независимых» фильмов такие же «независимые» (читай — «на фиг никому не нужные»). Только вот я быть никем — устал, и я зависим — от ролей, от жизней, которыми они наполняют мою и придают существованию смысл, зависим и от жизни, в которой мне приходится играть Ли Пейса, актера, и в которой приходят счета. Тут не лыжи не едут, тут я звезданутый… «Фермер Ли» звучит лучше, чем «Ли-упустивший-свой-шанс». А если никому не жаловаться и жить невидимкой, то все решат, что я — Чудик-променявший-роли-на-ферму-по-своему-желанию. Благо, что скоро мне выходить с синей рожей и эпично размахивать кувалдой — повеселюсь снова и будет, чем оплатить счета за недвижимость. Большой плюс комиксовой темы — даже если тебя убили в первой части, есть надежда на приквел или, на крайний случай, флешбэк. Но хотелось бы нового… Вызова себе, как актеру! Работы — дайте работы, раз уж нет любви и подсолнух не уродился. Ха-ха-ха, ну вот, спустил пары — пора выходить из тени, твое величество». Наверное, Золотой Хорёк всё же не покидал Ли и вел к цели окольными путями. А как иначе объяснить, что его мечта сняться в байопике так трансформировалась? Ли страстно желал воплотить на экране Дерека Джитера, величайшего игрока своей любимой команды «Нью-Йорк-Янкиз», а ему вдруг ангажируют роль другого легендарного игрока. Джон ДеЛориан — игрок по жизни, гений и мечтатель — достойная замена, возможно, лучшее предложение Голливуда Ли за последние годы — не подкачал бы сценарий и режиссер. А пока, вдохновленный пусть и не стопроцентным, но очень знаковым совпадением (ведь билет на игру «Нью-Йорк-Янкиз» был куплен за месяц до пришедшего на почту сценария и оказался-таки «счастливым»!) Ли надел любимую кепку и пошёл болеть за «наших». Ли оказался рядом, когда лучший питчер игры на эмоциях кричал: «Вы лучшие болельщики! Ты, ты, ты и ты — сегодня я хочу насладиться кесадильей с вами! Я не Христос, потому и не говорю о хлебе, но вино в Его славу вы обязаны испить! Отказ не принимается!» Да и кто бы отказал сегодня герою вечера? Может, это тоже знак? А может, знак то, что имя «героя» Хосе Кристобаль Мартинес, а все зовут его «Марти»? Опять твои шутки, Хорёк? Про имя Ли задумался значительно позже этой попойки, да и вообще, думать было недосуг. После того вечера, когда болельщики, которым повезло быть выбранными, получили, кроме похмелья на утро, вип ай-ди с правом нахождения на всех играх «Нью-Йорк-Янкиз» взамен на маааленькую просьбу менеджеров команды, не рассказывать прессе о приоткрывшемся закулисье героев спортивной арены, Ли считал историю законченной, в противовес начавшемуся сезону Кубка. И уж точно не думал, что Марта Золотого Хорька может стать «Марти». Случайно (случайно ли?) сталкиваясь после игры в вип-зоне, Ли и Марти поначалу перебрасывались парой ничего не значащих общих фраз, но то, как улыбался Марти, Ли нравилось — чуть дерзко, с вызовом и легким детским удивлением. Именно с таким выражением лица он предложил Ли выпить как-нибудь по чашке кофе вместе — посидеть, узнать друг о друге чуть больше, и нет — никаких попоек! Дебют, даже удачный, всего лишь дебют — отметили и забыли. Дело нужно делать — играть. Побеждать! Владельцы клуба предупреждали, а игроки внимали… Турнир в самом разгаре, и то, что простительно после первой игры, начиная со второй, считается нарушением дисциплины и контракта. В межсезонье Ли и Марти все больше времени находили друг для друга, дружба крепла, и казалось, что стоит одному только подумать, как у другого был ответ на незаданный вопрос, на настроение, мысли и мечты… Это произошло случайно. Ли был в этом уверен. Просто смотрели дурацкий фильм, просто пересеклись взглядами «О, Боже! Как можно быть таким тупым!» и… губами. А ещё были глаза, горящие, жадные, как и губы… «Сплетенья рук, сплетенья ног. Судьбы сплетенья…»… Диван, ковер, а после душевая кабинка, в которой каждый хотел остаться один, но едва прикрыв дверь, ждал, что другой нарушит одиночество. Если бы у Ли спросили после «как это было?», он бы ответил «болезненно». Не физически — у Ли бывали свидания с парнями раньше, когда экспериментировал «за компанию» со студенческой тусовкой после особенно угарных вечеринок в колледже. Да и как сравнить минутный физический дискомфорт с непрекращающейся эмоциональной качкой? Ли попеременно ощущал себя то канатоходцем, то укротителем змей, то девицей в ящике факира, которую показать нельзя, но можно распилить или воткнуть шпаги на глазах ахающей публики. И для этой публики они были «друзья», даже скорее «игрок» и «преданный фанат», ведь Марти панически боялся на публике даже намека на их «особенные отношения»! Однако, самого Ли в этих отношениях больше всего настораживало ощущение неотвратимого конца — оно возникло сразу, чуть ли не с первой встречи и тянуло под ребрами тонкой едва уловимой болью, когда они с Марти бывали вдвоем, и чуть сильнее, если, оставшись наедине, Ли начинал думать о своем партнере и их будущем. Думать получалось плохо. Ли чудился дамоклов меч над гордиевым узлом — то еще сочетаньице — даже древние греки согласятся, что с драмой перебор. Но пока узел не так запутан, а меч над ним висит высоко, можно наслаждаться амброзией, хоть она и сосредоточена на ограниченном пространстве квартирки Ли, а время вкушать пищу богов строго дозировано расписанием матчей Марта. Когда от вынужденного затворничества становилось совсем грустно, Ли утешался поговоркой «Счастье любит тишину». Тишина полюбила Ли, Ли полюбил тишину в ответ, но любовь в этом треугольнике всегда выступала острым углом. Острым локтем под ребра во время редких тайных встреч, острой иголкой в сердце, когда он ждал понапрасну… Большой огласки Ли и сам не хотел — что бы кто ни говорил о «гордости». Ведь именно эта «гордость» могла повлиять на карьеру не лучшим образом, как до него сделала многих коллег по цеху вечными друзьями-геями главной героини, лишив возможности играть настоящее. Ли и без того набили оскоминувсе эти пересуды и расспросы. После «Солдатской девушки» — слухи о смене пола, а после роли МакМиллана и чуть раньше совершенного Гендальфом-Маккеленом аутинга в отношении «короля эльфов» — споры о его ориентации, где все «всё давно знали», кроме самого Ли, видимо. Но настоящая зубная боль — это вопросы журналистов. Туча вопросов с подковырками и намеками, выбивающими из равновесия, в то время, когда ты настроен на профессиональное интервью. В конце концов, он же серьезный актер, а не участник реалити-шоу, чтобы копаться в его личной жизни саперной лопаткой?! Ли перестал обращать на них внимание и доказывать кому бы то ни было что-либо, хоть на это потребовалась вся его выдержка и годы тренировок. Ведь как показывает время — сам он не знает… Надо жить сегодняшним днем, а сегодня есть Ли и есть Марти. И вечное соревнование — кто первым успеет занять душ. Сегодня Ли оказался вторым, а войдя в спальню, где «его спортсмен» задумчиво курил его сигарету, стряхивая пепел мимо пепельницы, он кожей почувствовал, что «завтра» наступило — дамоклов меч, в лице Марти, разрубил гордиев узел противоречий Ли… — Нам пора расстаться! — холодный и жестокий, как сталь клинка, голос Марти. — И кто это решил? Решил, что «пора»? Может, я против? Я же имею право голоса, если не как партнер, то хотя бы как «друг»? — Ли решил поиграть в равнодушие и выиграть немного времени, чтобы прийти в себя от неожиданности. «Джулиард» — это не курсы начинающих актрисулек, и Ли прекрасно знает, для хорошей игры важно получить преимущество на площадке — пауза — вот истинный партнер лицедея. — Жена моя решила! Тогда, когда взяла билеты на месяц раньше, чем договорились! — Марти злился — на Ли, изображающего равнодушие, на жену с ее «сюрпризом», на сына, который «очень соскучился по папочке», и на то, что приходится рвать приятные и нехлопотные отношения не по «плану», выверенному годами с десятком таких Ли. — Ты женат? Поздравляю. Сын… дети — это прекрасно, — Ли почувствовал необходимость сесть и чуть не промахнулся мягким местом мимо софы — ноги подкосились в самый неподходящий момент. Если бы он не был так ошеломлен, то, наверняка, записал бы себе в «копилку актерского мастерства» и свой, в изумлении открытый рот, и внезапно ослабевшие ноги, и пересохшие вмиг губы, а главное, пустую голову, в которой не было связных мыслей, а бился один вопрос: «Как же так?». — Я католик и «латинос», — его Март скривился от этого определения, но продолжил: — Такие, как мы, в глазах добропорядочных американцев, женаты с пеленок, а размножаемся с одиннадцати лет. Я вот припозднился, извини — женился в двадцать семь. По любви, а не по договоренности родителей. И сын у меня пока что один! — последнее предложение Марти почти выкрикнул, но после взял себя в руки. Уже мягко, сказал: — Будь кто-нибудь другой на твоем месте, бросил бы без объяснений… И едва слышно выдохнул: «И без сожалений…». А может Ли просто захотел услышать эти слова вместо немого, но красноречивого выдоха — он вцепился в это спасительное «сожаление» — дико не хотелось оказаться чьей-то игрушкой на потеху тщеславия в очередной чертов раз! — Чем же я заслужил такое отношение? — слово «такое», даже произносимое Ли с подмостков, ещё никогда не имело в его устах столько оттенков. Тут было и удивление, и разочарование, и горечь, и, чего греха таить, надежда, что он выбился в кои веки из толпы безликих «других». — Ты другой, для тебя то, что было между нами — «настоящее», а не простая пошлая интрижка с примесью пикантного «да это же сам Мартинес!», как у остальных, — искренне, и с каким-то грустным недоумением, сказал Марти, а через минуту продолжил: — Прости, но я не хочу объяснять, ты и так меня возненавидишь, а я не хочу, чтобы твоя ненависть стала еще больше. Тут я плохой парень, не ты. — Ну раз я такой «другой», то может ты все же найдешь в себе силы и поступишься своими принципами? Объяснишь, почему ты так нелепо меня бросаешь? — Я же уже сказал! Что тут непонятного? Жена, ребенок — разве этого мало? Это, по-твоему, нелепость? Я люблю их! — Марти злился и казался, в то же время, растерянным. — Они у тебя были и до встречи со мной, и этот факт тебе не мешал. И я вполне могу смириться с их существованием. Зачем ты скрывал от меня правду? Зачем вообще наши отношения? Поиграть? Тебе мало игры на поле? — непонимание и обида сжали виски Ли стальным обручем, а больше мучила набирающая разбег мысль о том, что все прочие Марты были по сравнению с Марти ангелами — никому из них не удалось привязать Ли к себе так крепко и так больно ранить в итоге. — Поиграть? Это можно и так назвать. Я ведь игрок, Ли, и весьма неплохой! Моему контракту можно только позавидовать! — Марти неприятно осклабился. — Я ничего не понимаю! — Ли чувствовал фальшь, но почему так поздно пришло это чувство, почему он был ослеплен снова?  — Ты же говоришь, что любишь жену, зачем я тебе понадобился? И те, другие?.. — столько «зачем» — Ли не удивился бы, если бы это слово тавром проступило на его лбу, так это жгло его мозг — он не мог понять подобного цинизма, но не хотел домысливать ответы за Марта, он должен был услышать их от него — наградой за свою тупую слепую доверчивость. На Ли было больно смотреть, казалось, что за эти минуты он постарел на десять лет. — Я люблю жену, — Марти смягчился, будто растерял свою агрессию, чуть подумал, словно взвешивая «за» и «против», и после паузы добавил: — И не изменяю ей… С женщинами… Я не просто люблю, но и уважаю её. Она не заслуживает предательства, да и лучше неё я женщин не встречал. Но если собрать все дни в году, когда мы вместе, не выйдет больше пары месяцев. Сборы, школа сына, визы и прочее… — казалось, Марти устал и был не рад, что «объяснения» так затянулись. — А с мужчинами изменять нормально? Ну ты и псих — ты еще более жалок, чем я со своими чувствами, и такой же идиот, — Ли уже смеялся — злой сарказм, которому он научился у английских коллег, потек из него сам собой славной доброй альтернативой наивным слезам. Ли уже жалел, что добился этих «оправданий». — А с мужчинами — это не измена. Это просто разрядка. В каждом городе находится фанат и не один, который так же будет смотреть на меня, как ты тогда. — Как я, черт возьми, на тебя смотрел? Как? — Ли был на грани. Жгучее желание разбить что-нибудь, и само собой разумеется, о голову Марти закололо нетерпением в кончиках пальцев. Хотелось крушить — разнести все до основания, стереть в порошок, в пыль, в хренов прах и развеять по всей территории Латинской и остальных Америк в назидание влюбчивым идиотам и верным мужьям — Ли с трудом держал себя в руках. — Как? Ты смотрел на меня, как на самое желанное, что ты когда-либо видел. Может ты и сам не понимал своих желаний, но после такого взгляда остается только два выхода — или брать, или бежать! Ты себя в зеркало видел? Даже стопроцентный натурал не устоял бы, взгляни ты на него так! А я не стопроцентный, и я эгоист, я не отказываюсь из благородных побуждений от призов, что падают в руки. Ты мой приз, но, как оказалось, с подвохом. — О, так это я во всем виноват? Мне извиниться, Марти? — Ли чувствовал, что никакие слова не помогут ему взять реванш — Марта хотелось уничтожить физически, стереть любую о нем информацию и саму память, потому что боль в груди у Ли в эту минуту ломала его ребра и рвала внутренности без наркоза. — У нас мог бы быть еще один месяц… —  Марти запнулся, заметив, что Ли взял себя в руки в буквальном смысле — вцепился в свои плечи, похрустывая суставами пальцев сильных, но таких изящных рук (О, Боже! Как он обожал эти руки!), чтобы не сорваться и не вцепиться ему в горло, Марти попятился и почти истерично выкрикнул: — Полегче, чувак — так мы покалечим друг друга! Ты сам жаждал «признания» — ты его получил, извини, что оно не такое радужное, как ты надеялся! Я предупреждал, что тебе стоит закончить расспросы, ты меня не услышал, а вцепился в слово «другой». Поздравляю! Теперь ты знаешь обо мне чуть меньше моего исповедника! Но не обижайся на это «меньше», он меня исповедует с первого причастия, а я при всем желании не смогу вспомнить всего того, что рассказывал ему на протяжении двадцати лет! — Март усмехнулся своей дерзкой усмешкой, которую Ли постарается забыть как можно быстрее, и устало закончил: — Ты всегда другой для меня, но я такой же, как всегда для себя. Прости, если сможешь. Знаешь, я, обычно, не извиняюсь, зацени — все «исключительное» — только для тебя, а лучше считай меня тупым спортсменом, которому отшибли мозги бейсбольной битой на тренировке. — Проваливай, — Ли тоже устал, и слава Богу, Марти не огрызнулся — ушел, не оборачиваясь, ушел, притворив за собой дверь. Дверь, за которой остался Ли, потухший и опустошенный, проклинающий Золотого Хорька и свою тягу к чуду — Марту ему захотелось — вот же дурак! Неуместно всплыла и зарепитилась сказкой про белого бычка реплика Тауриэли: «Если любовь такая, то я не хочу любить!». А еще он не хотел больше оставаться в этом городе и в этой стране. Надо просто заказать билет — Китай или Африка? Милашки панды или проблемы экологии? Африка победила — ведь золотое правило «Если тебе плохо, то найди того, кому хуже, и тебе станет легче» никто не отменял. Жди Нил, жди Сахара — Ли спешит на помощь! На помощь себе, в первую очередь — ведь в инструкции для терпящих авиакрушение настоятельно рекомендуется надеть кислородную маску сначала себе, и только после всем, кто не в состоянии сделать этого сам.