На что похожа любовь?

      Мы опаздывали. Мы очень опаздывали, и я еле сдерживалась.       В кармане у меня был резиновый мячик, размером с яблоко, достаточно мягкий, чтобы сжать его в кулаке, а то и впиться ногтями, если что-то или кто-то доводит тебя до бешенства, а наорать ты не можешь. Можешь, конечно, но не позволяешь себе.       А мы с мамой шли по улице, точнее, не шли, а я волокла её, придерживая за локоть, и следила за тем, чтобы она не подскользнулась, чтобы не столкнулась с дядькой, выгуливающий грустного бассет-хаунда, чтобы не отступилась, споткнувшись о тротуар, ну в общем обычная моя работка.       Работка, которую я не хочу выполнять, и не выполняла бы, если б не…  — Смотри! — вдруг остановилась мама и поправила на носу очки. — Какая лужа! Вытянутая! Похожая на глаз!       Ох уж мне эти писатели… Лужа как лужа! Затянутая коркой льда. Какой ещё глаз? Она, что, моргает?! Или может щурится?  — Погоди, мне надо сфотографировать её на телефон!  — Мама!  — Но мне нужна, как раз такая лужа для одной сказки… Погоди… где-то был фотоаппарат… то есть телефон…  — В наружном кармане сумки!  — Да, точно, спасибо, Люсечка, ага, сейчас найду камеру… Нет, ты посмотри какой чудесный глаз! Он смотрит на нас… За нами…       «Может, бабуля что-то ей подсыпала в утреннее кофе и из-за этого у неё глюки?» — с подозрением подумала я, а вслух сказала:  — Он смотрит не на нас, а на часы! И вообще, кому из нас нужно на эту встречу?  — Тебе! — отреагировала мама.  — Что-о?!  — Ну, хорошо, мне, но я не знаю, что им говорить…  — Мама…

Я сжала мячик изо всех сил.

 — Мама, мы же обсудили дома. Ты скажешь, что пишешь истории. Для тех, кто только научился читать. Что они смешные. Интересные.  — Но это же не книжный фестиваль, Люси. На нём выставляют книги. Не рукописи! А мои сказки никто не печатал!  — Тебе же приглашение прислали!  — На фейсбуке, дорогая. Там ещё двести тридцать приглашённых! Неужели ты думаешь, что это крошечное кафе способно вместить двести человек!  — Мама!       Хлоп! Мячик порвался у меня в кармане. Она была права, моя маленькая близорукая мама в красивом клетчатом пальто, но с бестолковой малиновой шалью на плечах, которую она наотрез отказалась снимать, рассеянная и слабая, с сухими маленькими руками, вечно тонущими в руках любых свитеров. Она была права: нас там никто не ждал и её лично туда никто не звал. Она была права и от этого я разозлилась ещё больше.       — Дорогая мама, — сказала я. — По-моему, это не меня. Это тебя никто не печатает. И ты вечно ноешь, что мечтаешь о своей книге. Мечтаешь, чтобы кто-то придумал картинки к твоим сказкам. Чтобы они продавались в магазинах. Чтобы дети могли их прочесть. И как это должно случиться, дорогая мамуля? К нам придёт домой дядька-издатель и скажет, что прослышал о том, что у нас инкогнито остановилась Джоан Роулинг, а мне тебя за неё выдать? А что? Наденем тебе шляпу и очки, будешь изредка вставляя «Yes», «No» и «ждраштвуйте»? И тогда он тебя сразу напечатает в ста тысячах экземпляров?       Мама сняла очки, стала протирать их рукавом пальто и конечно же уронила телефон. Сейчас октябрь. Дождя уже не было пару дней и асфальт сухой, но мамуля, конечно, нашла где-то островок грязи и уронила телефон именно в него. Впрочем это, может и плюс. Грохнись он на асфальт — разлетелся бы на сто кусков. Мама наклонилась за телефоном, распрямилась, сунула телефон в карман, надела очки. И, внимательно глядела на пуговицы моего пальто, принялась кусать нижнюю губу.       — Или, может, хоть сходим, посмотрим на тех людей, которые издают детские книжки, — продолжила я, — попробуем познакомиться? Ну и что, что они собрались для того, чтобы обсудить программу своего книжного фестиваля, на котором они будут продвигать уже напечатанные ими книги? Мама, надо познакомиться с ними. Тебе надо как-то о себе заявить. Чтобы они узнали, что ты пишешь хорошие истории.  — Но я не уверена, что они хорошие…  — Я тоже, — отрезала я — Но всем же вроде понравилось, когда ты их в садике читала.  — Что значит — «Я тоже»? — ахнула мама.  — У тебя зубы в помаде, вытри, пожалуйста, — попросила я.  — Нет, погоди, тебе не нравится, что я пишу?!       «О боже, — подумала я, — мне срочно нужен запасной мячик!»       — Зубы, — напомнила я.       Мама полезла в карман, достала салфетку, попыталась развернуть, но не смогла, в центре застрял какой-то комок, который мешал раскрыть салфетку.  — Мама, я не просто целевая аудитория, — сказала я догадавшись, что комок — это жвачка и протянула маме чистую салфетку.  — Нет уж, — наседала мама, — Говори! Она выхватила салфетку, но ничего не стала вытирать, а выжидательно уставилась на меня.  — Если бы ты такая настойчивая вчера в ЖЭКе была, — не выдерживала я, — Когда я пыталась объяснить, почему у нас столько неоплаченых счетов за электричество! Или в магазине, когда я доказывала кассирше, что она нам пробила пять лишних шоколадок!  — Я не умею спорить с кассиршами, — смутилась мама и всё-таки вытерла помаду с зубов. А заодно и с губ.       Между прочим, эту помаду я нанесла ей на губы час назад по всем правилам: от внешних углов — к центру, сначала на верхней губе, потом на нижней.  — Зато я умею, да? — возмутилась я. — Ладно, если хочешь начистоту, мне не нравится то, что ты пишешь! А знаешь почему? Потому что ты только и делаешь, что развлекаешь детей! Хи-хи, ха-ха! Этому герою ведро упало на голову. Этому — лопатой по лбу! Этот в грязь залез, этот таз с бельём перевернул. Вот зачем ты это делаешь?  — Ну как, — растерялась она, — Чтобы детям было интересно читать. Они ведь только научились. Нужна мотивация.  — А ты не думала, что ты им всё портишь? — сощурилась я. — Что они привыкнут, что все тексты вот такие — шаляй-валяй! Что везде всё должно быть интересно, смешно и весело! А по-моему в жизни всё далеко не так весело и смешно, как в твоих рассказиках. Зачем же обманывать детей, а?       Мама принялась хлопать себя по карманам.       — Она в сумке, — сказала я, имея в виду электронную сигарету.       От курения я её отучаю. Скоро и от кофе по утрам отучу, пересажу на горячую воду с лимоном. Мама достала электронную сигарету, потом покачала головой и выудила пачку антиникотиновой жвачки, похожую на упаковку с таблетками. Вытащила одну, сунула в рот и яростно жуя, сказала:  — Ну раз так, нечего нам там ловить, на этой встрече!  — Ну не-ет, — прошипела я, — Из-за тебя я отменила английский и математический кружки. И на йогу явно не успею.       И ещё я вспомнила бабушкино тихое: " Отведи её туда, это нужно всем нам». Да, было бы неплохо пристроить мамины сказки, денег от сдачи бабушкиной квартиры не так уж и много, лишние бы нам не помешали.  — Кружок у тебя по Интернету, — возразила мама.  — Онлайн, мамуля, онлайн! Как раз — сейчас! Поэтому ты пойдёшь!  — Зачем?  — Затем, что этого хочу я и…  — И ты всегда добиваешься, чего хочешь, — закончила мама.  — Но это же ради тебя! — не выдержав, заорала я. — Ты сама ноешь, что тебя не печатают! Пошли! Спросим почему!       Губы у мамы снова задрожали.  — Спасибо, что рассказала об этом всей улице, — прошептала она, опустив голову и сгорбившись, — И нечего на меня так кричать!  — Ты сама меня довела, — буркнула я.       Я была страшно расстроена. Столько ночей потрачено на медитации, концентрации, на аутотренинги и всё равно милая мамочка умудряется заставить меня кричать.       «Никто не должен знать о твоих истинных чувствах» — вот мой девиз. Я уверовала в него после той истории. А может и раньше.       «Ну всё-всё, я допустила ошибку взорвавшись, но теперь главное — успокоиться», — подумала я, глядя вслед маме. Совершенно забыв о том, что на ней элегантное пальто, а не зелёная короткая куртёха, в которой она любит гулять по речке в поисках вдохновения, мама сунула руки в карманы и, как бешеный белый кролик, помчалась в кафе, словно нарошно выбирая самые грязные отрезки дороги. Как будто чистый асфальт придумали не для неё, а чтобы произвести хорошее впечатление на инопланетян, которые вдруг могут решить заскочить на чай к землянам.       — Мам! Ну подожди! Ну мам!        Её надо было догнать и похвалить.       — Послушай, твои сказки…       Она остановилась с остервенением жуя жвачку и раздувая ноздри, как дракон из её же сказки.       — Ну?       А я увидела её штанины. Они были заляпаны грязью. Где она взяла грязь?! Дождя уже нет два дня!  — Мам! Нельзя было надеть чистые брюки? Ты не заметила, что на этих — разводы, когда из шкафа доставала?       Она посмотрела на меня долгим взглядом. В книге бы написали: «пригвоздила». Да так оно, собственно, и было: я даже лоб пощупала — не торчит ли из него гвоздь.       — Ты… ты… меня… Я не дала ей произнести слово «достала», поспешив её успокоить:  — Я просто хочу, чтобы ты выглядела по-человечески! Но у неё, к моему ужасу, брызнули слёзы из глаз, и она завопила:  — А чтобы я чувствовала себя по-человечески, ты не хочешь?       И как рванёт вперёд. Шлёп! — и прямо в лужу. Есть такие Никогда Не Высыхающие лужи, которые подло подкарауливают тебя, стоит тебе решить, что дождя давно не было и можно расслабиться. И наше пальто, только что из химчистки, всё — в бурых пятнах. «Ну по крайней мере, это не я ору на всю улицу», — подумала я мрачно.       На самом деле, мне было очень обидно. Так несправедливо, что она выставляет меня каким-то тираном! Это нечестно. Они с бабулей просто пропали бы.       Я хожу за продуктами, отношу их вещи в химчистку, таскаю их по врачам, отмечаю, сколько денег мы потратили за месяц, и напоминаю им про дни рождения их же подружек.       А я что получаю в благодарность? Сплошное недовольство! «Ты мною понукаешь! Ты мною командуешь!» Бабушка, правда, не возражает. Она иногда шёпотом говорит маме, что я — «железная Люси». И тиранический тип. Но вслух — никогда. Прекрасно понимает, что у нас всё крутится именно потому, что я никогда не позволяю эмоциям брать над собой верх. Ещё она понимает, если у нас кончится туалетная бумага, а меня дома не будет, то маму за ней отправлять бесполезно — она потащится за ней в булочную.       Ладно, подумала я сердито, расправив плечи, выпрямив спину и стараясь идти идеальным шагом (он равен длине стопы), хорошо, что мамочка ращозлилась. Просто прекрасно.       Слишком много командую? Могу и перестать!       Доведу её до кафе, где сидят эти тётки-издатели, и хватит с меня!       Может, ещё успею на маткружок. На вечернюю йогу — так точно. А если нет, по крайней мере лягу спать пораньше, чтобы успеть на утренние занятия. Йога у меня рано — в шесть утра.       Имела я глупость ввязаться в эту авантюру. Но разрулю я её — как надо. С чувством собственного достоинства и сдержанностью, которую я считаю добродетелью уже… сколько там? Год? Когда произошла та история?       Так, всё! Забыли.       И я крепко сжала в кармане остатки лопнувшего мячика.