***
22 июля, вечер МакКинни отцепился от Атласа, когда последний взял с бара в общей гостиной первую попавшуюся бутылку бренди и пошёл к себе. К чёрту полетели все доводы о «мне лучше не пить», потому что эффект домино в этот вечер работал как часы. Лишь только он делал первый вдох передышки от ударов то с одного, то с другого фронта, все они снова возникли в его голове, и он по замкнутому кругу реагировал, зная, что пробоин в его фасаде хватит для быстрого ухода ко дну. Он не хотел рефлексировать на собственное поведение, не хотел искать дыры в легенде, которую пытался продать Ривз, и не хотел думать о её последних словах. Лучше было напиться. Однако, такое решение покрывало лишь один вариант развития событий. Потому что в этот вечер, его не собирался оставлять в покое никто. Подходя к своему номеру, он увидел Мэй и сорвался, даже не заморачиваясь о том, что кричит: — Хватит! Нет! Лула застыла перед дверью с электронной карточкой-пропуском в одной руке и Баффи подмышкой. Тот зарычал, как только на них подняли голос. — О, а я тут шла к тебе! Вот ты не поверишь, но мы с Баффи дочитали твою книгу и… — Больше никаких прогулок в мой номер без моего разрешения! Я не живу на вокзале! Почему все вы шастаете ко мне, когда вам заблагорассудится, а я во всём и всегда виноват?! Терьер рявкнул, вступая в конфронтацию с явно не приглянувшимся ему тоном. Лула вторила: — Эй! Какая муха тебя укусила?! — Большая! Размером с твою собаку, которой нет места ни здесь, ни тем более в моём номере! — Слушай, если тебе так не нравятся животные, мог бы просто сказать. Я вообще-то у тебя спрашивала совета! Ты промычал «да», я пошла и взяла его из приюта. — Когда это я мычал тебе «да»? — сказав, иллюзионист осёкся, вспоминая, семьдесят процентов того, что несла Мэй, всегда проигрывались в его ушах на фоновом режиме. И он действительно часто мычал ей что-то нечленораздельное, чтобы Лула продолжала не отвлекать его переспрашиванием. Он выдохнул, сдавил переносицу. — Просто оставь меня на один вечер. Завтра обсудим всё, что у тебя накопилось. Мне нужно побыть одному, отдохнуть, поспать в конце-то концов! Лула нахмурившись, следила за тем, как он провёл пропуском по слоту, вошёл в тёмную гостиную и закрыл дверь. Последнее, что попалось ей на глаза, он сжимал горло бутылки с бренди. Щенок принялся облизывать её руку. Мэй опустила на него глаза: — Смена планов, приятель. Мне надо выпить.***
Тем временем, Дэнни, войдя к себе, вспомнил о ещё одном «нежданном госте». «Выясню, что за хрень происходит, и всё на сегодня». Он не включил нигде свет, забыл о маниакальности, которой в последнее время был особенно подвержен, прошёл в спальню и, привыкнув к темноте, нашёл брошенный Мерриттом на кровать пульт. Щелчок и на экране появились чёрно-белые соты. До последнего он надеялся, что всё это — лишь блеф МакКинни, идущего ва банк. Оказалось, тот не врал. Кто-то подставил его. Ярость делает человека слепым. Дэниел, совсем потерявшись в водовороте нескольких войн, не понимал, на кого именно ему стоило направить её в этот раз. Потому что существовала вероятность, за «неспящими глазами вокруг Всадников» стоял он сам.***
6 июля, Франция Дилан был в Париже. Посреди ночи зазвенел его телефон, разбудив Альму и самого Шрайка. Хватило только увидеть имя «Дэниел». Дилан поднялся, отвечая на звонок, спешно вышел из комнаты, чтобы Дрей могла вернуться ко сну. — Дэниел? — Твою мать, Дилан? Неужели, ты не мог найти что-то другое? Сфабриковать в конце концов?! Обязательно вся эта хрень с женщинами? — О чём ты? Что произошло? — Эта любительница допросов выпустила статью. По информации, которую ты подкинул. Ривз в ярости. И кто будет с ней спорить? Эта сказительница приписала мне детский сад детей с твоей подачи! Я чуть ли не задушил её прямо в лобби! — Остановись, Атлас. Я ничего не подкидывал! — Шрайк сжал столешницу кухонной тумбы, а в трубке повисла тишина. — Серьёзно? — Я думал капнуть на лет десять-пятнадцать назад, может даже в детство, но не… Она права? — В смысле? — В смысле, в её статье есть правда? — Я не святой, но не настолько грешен. И женщины, которых она привела, все как одна сумасшедшие, — на связи снова залегло молчание. Дилан даже ненароком решил, что их рассоединили. — Дэнни? — Да? — Ты думаешь… — Да, кто-то ещё в игре. Возможно, тот, кто крутится у тебя на языке. Я постараюсь уточнить источник. Кстати, в задании больше нет смысла, не трогай моё детство. До связи. Звонок оборвался так же резко, как и разбудил его посреди ночи. Шрайк вернулся в спальню, где Альма сонно спросила: — Что случилось? — Мне надо в Нью-Йорк. Кто-то пытается припереть Атласа к стене. В это утро СМИ Нью-Йорка смаковали «разоблачающую» статью Лиэнн Рэствуд.***
22 июля, ночь Одной из удобных привычек фокусника в бегах, было то, что Хенли почти не нуждалась в сборе чемоданов. Верные вместительные слуги по-прежнему ждали её за дверьми гардероба. Это и позволило ей собраться в максимально короткое время. С сумкой через плечо, она уверенно шла через холл, чувствуя необходимость постучаться только в одну дверь перед отъездом. МакКинни открыл после третьего стука. У него под мышкой ютился Баффи. — Хенли… — Что с ним? Разве он… — Должен быть с Лулой, да. Я вернулся к себе после… после разговора с Диланом, а Баффи ждал меня у порога с запиской. Лула куда-то уехала, я присматриваю за малышом. Вывернутая наизнанку неприятным признанием старых черт в Дэнни, Всадница с трудом проявляла даже каплю жизненных реакций. Она скорее злостно покачала головой, комментируя: — Лула не может держать собаку, о которой не способна заботиться. — Я думал об этом… — Мерритт явно вёлся на все существующие нежности, что пробуждала собака. Он почёсывал щенка за ушами, и тот благодарно смотрел на него, поскуливая от удовольствия. — Возможно, я ей помогу. — Ясно. Я здесь не для этого, — её твёрдый и сухой голос осёк сантименты. — То, что Атлас пытался провернуть с дочерью Лоргана. Как это называется? Вопрос застиг МакКинни врасплох. — Ну… Научного термина нет. Это модифицированный вид убеждения. Психологическое внедрение, если давать название. Суть заключается в том, что ты обходными путями приводишь человека, к нужной тебе идее. Это очень смутная процедура, и в ней много подводных камней. Мозг по-разному может сформировать идею, мы — свидетели того, куда может привести… — рассказывая, менталист всё ждал от Хенли что-то, хоть какой-то намёк «зачем ей такая информация», но Всадница слушала его с каменным лицом. Обычно так она смотрела программы по телевизору, которые совершенно не интересовали её. — Я хочу, чтобы ты научил меня этому. Нужно для операции. Начнём в понедельник. Мерритт сдвинул брови: — Операции над кем? Атласом? Ривз уже шла к лифту, но всё же бросила ответ: — Нет.***
Конец июня Оглушающие удары звуковых волн, бьющихся о стены тира, были музыкой для ушей Лулы, защищённых наушниками. Хотя песня была не из хитов. Стрелял Атлас. Но она всё равно наслаждалась, потому что, опробовав увесистый пистолет, выпускающий смертельные пули, раз, Всадница моментально влюбилась в этот вид оружия и не упускала возможности провести «дополнительное свидание». Со своим новым возлюбленным они делали успехи. Чего нельзя было сказать о Дэнни. Он нажал на курок, но вместо пули пистолет издал относительно тихий треск, и фокусник стащил с уха наушник. Мэй надавила на кнопку для приближения мишеней. — Эта бандитская жизнь… Сейчас узнаем, как ты вписываешься, амиго. Выглядел неплохо. Я даже загляделась, — она окинула его взглядом с ног до головы, от чего заставила переступить с ноги на ногу и отвернуться от неё. Атлас ненавидел эти комментарии и «зрительные лапанья». Как с этим мирился Джек до сих пор оставалось для него загадкой столетия. Приближенная мишень не порадовала результатами. Ему по-прежнему было далеко до звания «видит лишь третий глаз». Судя по двум дыркам на противоположных краях листа, он не то, что был слеп, но при этом ещё и страдал косоглазием. Атлас выругался, отшвыривая от себя пистолет. — Чёрт, почему я не попадаю?! Мэй вопросительно подняла брови: — Эм, раньше этой проблемы не замечал? Мальчики обычно быстро схватывают, что с целенаведением у них не очень. Всем своим видом Дэнни вылил на неё ушат болотной грязи, находя отвратительным её низкопробные шутки. — Ой, ну расслабься! Ты скоро лопнешь от своей напряжённости. Я тут хоть шутки шучу! — Как ты это делаешь? — Шутки? О, тебе не понять. Я… — Стреляешь, — Дэниел процедил сквозь зубы, мечтая придушить её подушкой, когда они вернуться к нему в номер. — Да также, как и ты, — сгримасничала Мэй, но потом всё же выдохнула, видя, что перешла грань. — Ладно. Давай, ещё раз покажу. Они проходили через это далеко не в первый раз. Атлас привинтил цель к времяпрепровождению с ней, ещё когда восстанавливался после аварии, и только ему удалось с её помощью надеть на себя футболку, они стали тайком выезжать на почти регулярные тренировки по стрельбе, где Мэй выступала наставником, от чего её настроение пробивало стратосферу. В дополнение к этому, после тренировки она получала возможность заказать для себя гавайскую пиццу и смотрела, как Дэнни зеленеет от одного её вида, пока фокусница поглощала кусок за куском. В общем, для Мэй дни их тренировок по стрельбе автоматически становились красными, а для Атласа — чёрными. Но цель оправдывала средства. Лула встала в позу, сжала обеими руками пистолет, напрягла зрение. — Ты должен думать, когда стреляешь. Когда у меня в руке нож, я представляю, как он входит в мишень со всеми подробностями. Дэниел закатил глаза, и на его неудачу Мэй заметила это. — На мишени приклеено твоё лицо. Хочешь, чтобы я научила тебя или нет? Сцепив зубы, чтобы промолчать, он встал в позу и выдохнул всё раздражение через ноздри. В её словах был смысл — когда он стрелял, им руководила слепая механика «снять с предохранителя, нажать на курок, перезарядить». Он старался ни о чём не думать. Ни о том, что подразумевает под собой мишень, ни о том, противоестественно ли для него быть манипулятором пуль, выпуская их из дула. Он боролся с собой. Мэй передала ему пистолет, и Атлас попробовал снова прицелиться. Вот здесь плечо расслабь, — она стукнула по его бицепсу. Из горла Дэнни неожиданно вырвался стон, который он стиснул губами. — Постой, плечо всё ещё болит? Положи пистолет. — Не болит ничего. — Положи пистолет! С ума сошёл с таким шутить? Ты поэтому и не попадаешь! Отдай его, я сказала, — Лула вырвала из его рук глок. Снова и снова они оказывались на опасно близком расстоянии, которое всё чаще приводило Дэнни в замешательство. — Что если он не на предохранителе… — Я с ним дружу. Он пуст, если забыл. О чём думаешь, когда стреляешь? Дэниел сглотнул. Он не мог вспомнить, потому что его слишком беспокоила её близость. Ощущая, как бедро фокусницы в буквальном смысле липнет к нему, иллюзионист рассматривал идею закричать «отойди от меня! Отвали! Отвали!» — Атлас, о чём думаешь, когда стреляешь? — А ты о чём? Мэй надула губы, будто мечась, делиться ли личным примером или нет. Но в итоге победила щедрость. — О Брайане Кирстоне, который в третьем классе отобрал у меня печенье. Этому мудаку давно надо было дать по заслугам! Пошёл к чёрту отбирать у меня мамино печенье! Оно с кокосом! — Ты чокнутая. — Я вот смотрю на тебя и думаю, что ты хуже. Представь кого-то, кто выбешивает тебя до чёртиков. — Ты понимаешь, что предлагаешь себя в качестве мишени? — Да-да, в душе ты меня обожаешь. Нужен кто-то реально отстойный. Подключи вдохновение. Дэниел, пораздумав, кивнул. — Я хочу попробовать. — Когда пле… — С плечом всё в порядке. Дай мне попробовать. — А двойную гавайскую оплачиваешь? — Я не понимаю, как тебя не разносит во все стороны. — У меня крутые гены, и ты эксплуатируешь их на беге по утрам. Они заменили мишень и перезарядили пистолет в умиротворённом молчании. То ли Лула на самом деле решила дать иллюзионисту время собрать в голове ненавистный образ, то ли перспектива двойной начинки в пицце успокоила её жажду комментировать всё подряд. Косо посматривая на фокусника, Всадница отошла к стене кабинки и надела наушники. Дэниел набрал в лёгкие воздух, чтобы выдохнуть на выстреле, как она его учила. Представить того, кто достоин пули... Закрыв глаза, Дэнни почувствовал холод одного из вечеров, когда ему пришлось стоять в людском море и с каменной выдержкой лицезреть предобморочное состояние Ривз и разбитого Шрайка. Он больше не стоял рядом. Он был напротив. «Ты похож на меня… Это печать…» Пуля покинула глок с лёгкостью пера. В первый раз за всё время она попала в центральное кольцо мишени.***
22 июля, ночь — Надо поговорить. Следуй за мной, — с такими словами готовящийся ко сну Джек столкнулся на пороге собственного номера, когда к нему пришёл Дэнни. Но он не вошёл, а без дополнительных объяснений направился к лифту, вынуждая Уайлдера сделать тоже самое. Сначала Всадник не решился подталкивать его, вопросами «о чём хочешь поговорить?» и «что случилось?», а потом слишком потерялся в догадках, зачем иллюзионист привёл его в спортзал, где в первый час ночи никого не было. — Дэнни, ты чего? — Джек засунул руки в карманы мягких пижамных штанов, рассматривая абсолютно неорганичную картину — Атлас не вписывался в стиль тренажёров, спортивного металла и стекла отделяющего их от просторных коридоров отеля. Тем не менее, он снял часы и положил их вместе с телефоном на один из тренажёров, достал из кармана фломастер, что обычно использовал для фокусов, принялся писать что-то на ладонях. — У меня есть признание. Колпачок фломастера щёлкнул, когда он закрыл его и отбросил в сторону. Атлас завёл руки за спину, набрал в лёгкие побольше воздуха, сделал шаг и сказал: — Это я слил информацию о том, куда и зачем поехала Лула, а также рассказал редактору газеты о вашем разрыве. Вся сонливость, что свалилась на фокусника, за весь день, растаяла по щелчку пальцев. Он помрачнел и сдвинул брови. — Они бы всё равно узнали об этом. И это не важно, — Дэниел прогуливался из одной стороны спортзала в другую шагом, в котором не было ни капли контроля: широким, свободным, отстранённым. — Я смотрел за тем, как разворачивался скандал и не говорил вам ни слова, хотя был его непосредственным источником, и никто из вас не заметил. — Атлас… Что за хрень ты несёшь? — Журналистка из «Интеррогейтор» и все эти мелочи… тоже. Всё с моей подачи. И надо отдать должное, это не составляло никакого труда! Тяжелее оказалось направить слежку за Мэй и МакКинни в Ноксвилл. Это была затея получше, но возникли сложности с логистикой и… Джек застрял в ступоре. Слова друга не складывались с тем, что Уайлдер о нём думал. Это просто не монтировалось, они были командой! Всадник ощутил, как в животе просыпается злость на дурацкую шутку. — … Честно сказать не думал, дойдёт до такого. Ну, в любом случае, они вернулись невредимыми, разве что МакКинни начал больше пить и меньше соображать, но разве это потеря? Во что бы не играл Дэниел, Уайлдер не собирался потворствовать. Он напоминал себе «это глупая шутка», но не выдержал, когда услышал «потеря»: — Они чуть не погибли! — Дальше — больше, Джек. Но инициатором был уже не я, — развёл руки Всадник. — О, чёрт! Я с самого начала знал, на что придётся подписываться, и всё же, меня мало это интересовало. Но вы расстались, Мэй, очевидно, сорвала стоп-кран, потому что безразборный секс и безвылазные пьянки описывают её, как очевидную про… — Только попробуй обозвать её, — процедил Уайлдер. Жар всё накатывал, пульсируя во всём теле. — Как тебе удобно, — хмыкнул Дэниел. — На чём я остановился? А, вспомнил. Половину ты знаешь. Мерритт на весь Нью-Йорк шептал, что я «наладил» с ней дружбу, потому что наш образ жизни наконец-то сошёлся, но это не так. Я стараюсь не пить, потому что это не приведёт к хорошему, и женщин выбираю, а не просто беру. Её не было в моих планах. Очередной вечер. Я собирался подняться к себе в номер, она ввалилась в лифт и повисла на мне со своими пьяными, развязными поцелуями… Джек вынул руки из карманов. Ладони уже давно сжались в кулаки, и он сдерживал своё дыхание чугунными цепями. Всё внутри горело от злобы. Атлас ничего не замечал. Если он кому-то и признавался, то скорее Богу, потому что гулял с закинутой назад головой и жестикулировал руками, чтобы ярче описать сцену: — … Я не хотел её. Даже рассматривал идею выпихнуть на первом попавшемся этаже и забыть, но она начала работать ртом, и я… Абстрагировался. Ты и сам знаешь о её способностях на оральном фронте. Вообще, имеют ли правила какой-то смысл? И где их границы? Мэй носит платья, которые не надо снимать. Перевернул к стене лицом, задрал подол. В конце концов мы просто перепихнулись в одной позе и без особой креативно… — Дэнни знал, что последнее слово не договорит, на середине предложения он услышал разъярённый рык, и поднял голову, ровно за секунду до захвата от летевшего на него Джека и последующего удара. Честно признаться, на колено в пах Атлас напрашивался давным-давно. И всё же россыпи звёзд перед глазами он представлял по-другому. Боль выжала его, как полотенце, он даже закачался из стороны в сторону, норовя приземлиться на полу или, если подвернётся удача, на мате. Даже голос высох, когда он прохрипел: — Ладно, это я заслужил. — Ты хренов ублюдок! — второй удар прилетел по челюсти, Дэнни развернуло на сто восемьдесят градусов, усугубляя экстремальный режим вестибулярки. Уайлдер схватил друга за рубашку, рванул к себе с такой силы, что несколько пуговиц, как конфетти взметнули в воздух, оставляя разорванной несомненно дорогую синюю ткань. Ещё один удар снова откинул голову Атласа на задворки сознания. — Я ведь просил тебя! Одна она! — Джек сжимал кулак, захлёбываясь злобой. Он мог принять кого угодно, десятки идиотов, что на утро хвалились «дружбой» с фокусницей, незатухающие упоминания в сводках жёлтой прессы, кого угодно! Но Атлас, на которого он всегда смотрел снизу-вверх, просто лишил его рассудка. Дэнни неразборчивыми движениями щупал рёбра, в которые тоже попадали удары. А кардистри-мастер ожесточался, принимая сущность глубоко раненного животного, которому нечего было терять. Упал ли он, прежде чем всё во рту покрывал привкус металла или после, гранитный кулак Джека снова и снова находил на нём место для экстренного приземления. И Дэниел больше не открывал глаза, потому что на несчётное его отказывающим рассудком количество процентов был уверен, тот превратился в зелёную версию Халка, от которого фанател Ленни. Будь у него шанс, он бы даже улыбнулся. Уайлдер всё не мог остановиться, снося лицо друга во что-то, что больше не будет на него похоже. Зубы скрипели, рубашка за которую он удерживал Дэнни, трещала по швам. Очередной удар, неожиданно для Джека соскользнул. Из носа фокусника хлынула кровь, мажа побелевшие на кулаке Уайлдера костяшки. — Чёрт! — он выругался и снова занёс руку, собирая всю силу. — Я ненавижу тебя! За всё, что ты с ней сделал! Ещё один удар выбил из Дэнни способность дышать, и он почувствовал первый звонок предстоящей отключки. Всё, что предъявлял ему Уайлдер превращалось в какофонию, его отрывало от сознания, и тело больше не могло выполнять его команду — не разжимать пальцы. Ослеплённый горечью, Джек всё же понимал кого бьёт. Отчасти это способствовало силе его ударов, они были сильнее, чем если бы он имел дело с кем-то другим, но какой-то блок Дэнни всё же не удалось перейти. Уайлдер всего лишь хотел, чтобы тот почувствовал ту же боль, что причинил ему. Он не смог бы его убить. Но переломать нос хотелось. То ли Атлас знал это, то ли у него самого напрочь отсутствовал стоп-кран, и он поддавался воле случая, его удача в конце концов не покинула почти отключившегося хозяина, и Уайлдер успел заметить, на ладонях фокусника, что-то темнеет, за мгновение до рокового удара в нос. На ладонях чёрным маркером было выведено:«Я ЛГУ».
Как кулак не сорвался с места по инерции, остаётся гадать. — Чего? — Джек расслабил пальцы, корпус Дэнни шмякнулся об пол. — Ты крышей съехал?! Атлас кашлял, умножая капли крови на полу. Та покрывала большую часть его лица, блестела на свете, что падал через стекло из пустынного коридора, липла к взлохмаченным волосам. Джек отодвинулся, всё ещё на коленях, только теперь осознавая, что всего за пару минут успел покрыться потом с головы до ног. Кулак пульсировал остатками яростной мощи, весь в липкой крови, что попала даже на белую футболку. Чистая, он только надел чистую футболку! Кашель сменился хриплым отрывистым смехом. — Ты — хренова машина. — Ты — хренов идиот. — Справедливо, — простонал Дэнни. Он хотел сгримасничать, приподняв брови, но одну из них Джек рассёк. — Помоги подняться. Атлас сделал движение, со стоном поднимая свой корпус, а дальше Уайлдер подхватил его за локоть и помог приткнуться к тренажёру. Сел рядом. Ему самому надо было перевести дух и прийти в себя, прежде чем вставать окончательно. Дэниел шмыгнул носом, приятно осознавая, что хотя бы через одну ноздрю проходит воздух и сплюнул солёную кровь, что булькала во рту. — Кажется, это первая драка, в которой я участвовал. Уайлдер приподнял одну бровь, свесив локти с колен. Его широкая грудная клетка возвращала размеренное дыхание. — Что, даже в детстве не попадало? — из солидарности с Джеком, верилось в это и правда с трудом. — Мне хватало ума оставаться целым. — И где мы сейчас? — Иногда его слишком много. — Или мало, — Всадник покачал головой. — Я должен был догадаться, что всё это цирк. — Нет. Как сказал бы МакКинни «любовь — это болезнь». Это точки, где действительно нет условий. И реакция мгновенна. Уайлдер поджал губы. Вина того, что его вспыльчивостью можно было воспользоваться с такой лёгкостью, не приводила в восторг. Но и поделать с этим он уже давно ничего не мог. Все проблемы в его жизни начинались и заканчивались понятием эмоциональная импульсивность. — Джек, — Дэнни позвал его из размышлений в реальность, и тот нашёл Всадника с откинувшейся на сиденье головой и одним открытым глазом. Второй терялся в кровавом месиве, о его состоянии тяжело было судить. — Я бы никогда… — Знаю. Ты уже говорил. — Она была в лифте, но как только я понял, кто меня целует, сразу же… Хм, мне пришлось связать ей руки, но никакого сексуального подтекста. Она в опьянении лапала меня, как чумная. — Нормально ты приукрасил. — Могущество выдумки. Чем больше деталей, тем легче поверить. Тебя задело платье, а я думал сорвёшься раньше. — Придурок, — Джек тихо рассмеялся, а за ним послышался и хрип Дэнни. Абсурдно было даже думать, что через пять минут после «я размозжу твой череп» они будут смеяться над произошедшим, но, видимо, наружу выбивались остатки адреналина. Атлас больше кашлял. — Зачем тебе это? — спросил Уайлдер, не понимая. — Я был на грани совершить большую глупость, не обдумав последствия. Но теперь всё в порядке. — Эта глупость касается Хенли? — Всё всегда касается Хенли. Так работает мир, приятель. Джек попытался поставить себя на его место, но кое-что другое отвлекло, когда в голове снова прозвучали хриплые слова друга «любовь — это болезнь». — Я сегодня поцеловал Мелани. Дэнни шелохнулся, подавляя стон. — Один раз? Уайлдер качнул головой: — Где-то двадцать. — Оу… — всё ещё восстанавливая дыхание, Атлас смотрел вперёд. — Значит, я вовремя. Как способ показать, что ты ещё не остыл к Мэй. — Мы уже никогда не вернёмся в отношения. Два слова, и мы дерёмся. Ни один не сможет так жить. — Ты хотя бы мыслишь рационально, — прокомментировал Атлас, негласно сравнивая его с собой, а не с Лулой. — И с Мэл легко. — Джек, я — не совесть. — Прости. Ещё какое-то время они сидели в тишине. Уайлдер, взвешивая то, на что ему указала драка, Дэнни, думая, что делать со снежным комом, в который превратилась его жизнь. Любое движение доставляло боль, и он время от времени мычал. — Слушай, ты это… Прости, если я сильно. Я вроде старался так, чтобы без тяжких повреждений. — Ты что, серьёзно? — по стонам в каждом уголке его худощавого корпуса, Атласу казалось, что он «бил, чтобы убить». Уайлдер закатил глаза. — Я же помню, что у тебя трещина на ребре была, ну, и на лице только чуть-чуть разошёлся. — Что у тебя входит в понятие «чуть-чуть»? — Ты спрашиваешь того, кто может нокаутировать одним ударом. О чём мы говорим? — Я не подумал об этом, — Дэнни закрыл глаза вместо кивка. Чем меньше движешься, тем меньше боли. — На самом деле, больше всего обидно за рубашку. Её выбрать — целое искусство. Джек хмыкнул. Только он решил, Дэнни попытался быть мужественным, и они снова вернулись к началу. — Меня здесь не будет пару дней. Присмотришь за… — Конечно. — Она на меня в ярости. Можешь рассказать, чем закончились наши посиделки. — Если Хенли злиться, то не будет тебя жалеть. — Тогда не рассказывай. Собрав всю свою выдержку в узел где-то в районе живота, Атлас поднялся, обнимая свой корпус. Без прикрас, он ковылял за телефоном и часами не меньше минуты. И Уайлдер даже засомневался — не перестарался ли? Дэнни прервал его думы: — Эй, Джек! Всадник посмотрел на друга. — Ты ведь в курсе, что я только тебе могу позволить надрать мне задницу? Это… вроде, важно для меня. Уайлдер усмехнулся: — Да, я понял. Лёд приложи. Фокусники всё же были не от мира сего, при всей своей человечности.***
Десять минут спустя Она бы не стала рисковать его пробуждением, будь у неё хоть немного сил пробыть в отеле до утра. Но даже богато украшенные стены там пропускали эмоциональный накал и будто усиливали его. Она даже крутила в голове вариант «энергетического поля», в которое не верила. Поэтому решение уехать было принято незамедлительно. Поворачивая собственный ключ, Хенли надеялась, что делает это тихо. Дверь открылась. Райан стоял на пороге с битой. Без замаха… Это ставило под сомнение общую пользу «оружия». — Уоу… Я не ждала такой приём. В футболке и трусах, он, конечно, на Рэмбо не походил. А вспомнив о бите в руке, торопливо поставил её за дверь, объясняя: — Просто не ждал, что ты приедешь. Думал, воры. — Ну, последнее… в целом не далеко от истины, — поджала губы Хенли. — Я передумала. Там поднимают чемоданы. Попросила оставить их у двери. Она поцеловала его и прошла внутрь. Райан всё ещё в полусне застыл, удерживая дверь открытой. Реальность медленно опустилась на него, и на лице появилась довольная ухмылка. Она переезжает к нему.***
То же самое время Чёрт возьми, Мэй нравилось напиваться! А всё остальное шло бонусом. Какой-то парень. Она не заморачивалась с именами. Какая-то музыка. Не важно под что двигаться, пока есть желание трогать и получать аналогичное взамен. Какая-то компания, до которой не было дела, потому что на утро все они превратятся в пепел выкуренных сигарет и остатки недопитого спиртного. Это походило на прыжок на батуте. В детстве, она просила отца разрешить ей попрыгать, а он в силу своей уступчивости всегда покорялся. И это чувство полёта освобождало её от всего на свете, даже если она не взлетала, а падала. Парень гладил её бедро и шептал на ухо всякую ересь. — Ты очень красивая… Мэй разбавляла компанию его друзей, которые шумно обсуждали какие-то общие воспоминания и перекидывали, будто мяч, пошлые замечания. Откровенная дружба. Парень был королём вечера. Ему удалось привлечь известную фокусницу. Поэтому он не обращал на них внимания. Ему важно было удержать трофей, что поднимал его в глазах остальных. — Если бы ты только знала, сколько мужчин… — Я знаю, — прервала она его влажный шёпот, и повернула к себе ухом, чтобы донести важную вещь. — Думаешь, я здесь, потому что у меня проблемы с самооценкой, приятель? Там всё всегда было на высоте. Я в курсе кто, где и когда меня хочет. И не только мужчины. Женщины тоже. Если мне будет интересно, я, может, даже расскажу. Если до этого он удерживал свой интерес в штанах, выдержка начала давать сбои. Лула хмыкнула, хотя мысль особо не развеселила. Лишь чуть-чуть пощекотала. — Засунь руку под платье. Так лучше, — Мэй прикусила мочку его уха, привлекая внимание восхищённых и наполовину завистливых друзей. — Я здесь, потому что продырявила себе сердце. Во время трюка. Представляешь? Он хотел поцеловать её, но она отвернулась. Нужда ещё в паре бокалов превосходила всё остальное. Друзья смотрели за ней с интересом. Плевать. Когда ей хотелось пить, все могли идти лесом. Она, не заморачиваясь взяла соседний бокал, в котором что-то ещё плескалось и хотела выпить, когда девчонка напротив протянула руку и вложила в её ладонь бледно-жёлтую пластину. Лула уставилась на ладошку. — Что это? — Усилитель. Ещё больше веселья, — хохотнула девчушка, а Мэй наконец сфокусировала зрение, на тех, кто её окружал, находя пятерых неизвестных, в пьяном угаре глотающих пластины, от которых их разбирало на безудержный смех. Парень высунул язык, словно собака, пока его девушка хихикала, считая секунды. Полупрозрачная пластина исчезала, тая на глазах. Лула сжала ладонь в кулак. Ей ещё никогда не было так душно. Бокал пришлось оставить, компанию тоже. Её шатало из стороны в сторону, Мэй практически на ощупь пробиралась из клуба на улицу, бросив туфли где-то по дороге, потому что в них её ноги заплетались и подворачивались. Перед глазами стоял чёртов парень с высунутым собачьим языком, и Лулу мутило. Она шла слишком быстро. Опьянение сказывалось. Из темноты, она почти выпала на прохладный воздух, успев схватиться за кирпич на стене, устояла от падения. Рвотный рефлекс последовал сразу. Видимо, в этот раз она выпила на порядок больше обычного. — Вот, чёрт! Мне нехорошо. Вызовите такси! Я оставила Баффи с МакКинни. Она двигалась вдоль стены, царапая руку камнями, и болтала несуразицу вслух. Пластина всё таяла и таяла у него на языке, вызывая очередной приступ тошноты. Из-за угла доносился мужской смех. Они приближались, потому что с каждым шагом всё сильнее хохотали у неё в ушах. Их было не меньше трёх. Мэй продолжала идти. — Вызовите такси! Парни, завернувшие к VIP-входу в клуб, натолкнулись на неё. — Уоу, неожиданно, — раздался голос слева. Его друг рядом закатился от смеха. Комментарий, видимо был продолжением шутки. И только молодой человек, шедший впереди них, о грудь которого Мэй оперлась рукой во время столкновения, не присоединился к хохоту. Он повернул её лицо к себе, осторожно касаясь подбородка. — Лула? Всадница напрягла всё затуманенное зрение, чтобы увидеть кто её спрашивает. Неохотно, высунутый язык с пластиной исчез, вместо него появились отдалённо знакомые черты. Она минуты две гуляла по картотеке знакомых. И только потом удивилась: — Алекс?