Война за неизбежное

Ответ был положительным. Своим долгом поставить дочь в известность счел мистер Кловерфилд; Джеймс оставался в гостиной, надеясь на то, что ему представится возможность поговорить с Лорой наедине. Таким образом, ее согласие явилось простой формальностью; отец задал ей вопрос и получил спокойный ответ – он не заметил, каких трудов девушке стоило сохранить эту внешнюю незаинтересованность. Получив разрешение, она медленно спустилась к ожидавшему ее молодому человеку. Норрингтон, улыбнувшись, предложил ей свою руку, и они оба вышли в сад. – Мне жаль, что ваш отец уезжает, и потому мы не успеем достойным образом подготовиться к помолвке, – первым прервал молчание Джеймс, глядя на девушку. – Мне глубоко безразлично, сколько людей будет при этом присутствовать, – тихо ответила Лора, когда пересеклась взглядом со своим спутником. – Я хочу знать только одну вещь: почему вы приняли такое решение? Трудно сказать, что вынудило Кловерфилд озвучить это; возможно, горечь того далекого дня, когда ее боль приходилось сокрыть за улыбкой. То был день, радостный для всех, кроме нее. Зачем мы с таким вниманием наблюдаем за событиями, которых лучше не замечать? И тем не менее, в день повышения командора, Кловерфилд не упускала из виду одну пару. До нее доносилось каждое слово, хотя она находилась при этом на почтительном расстоянии; она слышала, что говорил Джеймс, и когда, не в силах поддерживать пустой разговор, девушка повернулась, то успела заметить, как Элизабет сорвалась вниз. Словно одного взгляда оказалось достаточно, чтобы это произошло… Тот инцидент отвлек внимание, но вечером, оказавшись дома, Лора снова вернулась к своим невеселым размышлениям. Она любила сильнее, чем следовало, и дольше, чем кто-либо мог предположить. Кого она всегда видела рядом? Своего старого друга. Кто ей помогал тайком сбегать из дома, чтобы встретить закат на берегу моря? Кто потом спасал от нагоняя отца за такие прогулки? Слишком часто этот человек заставлял ее искренне улыбаться; он разделял не только радость, но и слезы. С ним она была не той скованной условностями дамой из общества, нет… Вместе они забывали о том, к какому миру принадлежат, и это чувство изменило все раз и навсегда. Прислушавшись к себе, Лора вдруг поняла, что она относится к Джеймсу не как к брату, в то время как он искренне считает ее своей младшей сестрой. Долгое время у девушки все еще была надежда, она ждала, что все может измениться, но потом эта надежда исчезла – в день, когда разнеслась весть о сделанном командором предложении, огонек в лазурно голубых глазах погас. Как получается, что в один момент мир замирает, и мы слышим могильную тишину даже тогда, когда жизнь вокруг не останавливает свой бег? Почему боль просто не убивает, а заставляет терпеть ее и, что самое обидное, жить дальше? Ведь несмотря на то, что сердце бьется, мы не дышим. Потеряв свое счастье, дышать уже не хочется; так по какой же насмешке судьбы жизнь не прекращается в этот самый момент? Страшнее всего та боль, которую переживают в молчании. В нем все переосмысливается, и Лора, обретя какое-то пугающее спокойствие, поняла: нет ничего удивительного в том, что человек не отвечает взаимностью. Этот мир полон противоречий, и никто не обязан разделять наши чувства. Ведь в жизни так бывает очень редко, а книги… Книги воодушевляют и заставляют нас поверить, что такое возможно. Со дня на день девушка ждала известия о скорой свадьбе, ее отец не скрывал своей радости, а Лора… Она слышала, что ее старый друг говорил о своей невесте, слушала и грустно улыбалась – да, ей отведена очень маленькая роль в жизни этого человека, и с этим нужно лишь смириться. Но она не умела смиряться. Об этой тайне не знал никто; у девушки был только один верный друг – разум, и он упрямо доказывал ей, что подобное чувство не более чем глупость. Его нужно забыть, тем более теперь, когда никакой надежды уже нет… Но даже голос единственного советчика не был услышан. Неизвестно, на что Лора надеялась, когда разнеслась новость о предложении, сделанном командором. Неизвестно, на что она надеялась, когда он бесследно пропал. И по какому наитию в тот день она пришла на берег? Она не задавала себе всех этих вопросов, и ей не нужны были ответы на них. Девушка была несказанно благодарна настоящему, но в ее душе все же ощущалась смутная тревога за будущее. – Неужели вы не согласны? – с тревогой спросил Джеймс. – Я не хочу, чтобы это стало горькой необходимостью… К счастью, ночь сменяла день почти мгновенно; темнота, опустившаяся на город, не дала адмиралу увидеть искренней улыбки, озарившей лицо девушки. У каждого ведь был в жизни момент, когда тысячу раз хочется прокричать простую фразу о своей любви; кричать ее так, чтобы слышал не только близкий человек, находящийся рядом, но и все вокруг, весь мир! Однако мы молчим. Мы вынуждены молчать. Непонятно, какая сила сковывает нам губы, но сила ее велика… Вот и Лора, в мыслях которой молнией промелькнули все светлые воспоминания, не смогла произнести ни слова. Но ее молчание могло быть истолковано как положительный ответ, и Кловерфилд почти нечеловеческим усилием заставила себя говорить: – Поверьте, Джеймс, вы мне очень дороги. Никого я не знаю лучше, чем вас, однако… Уверены ли вы в правильности своего решения? – Я ни на миг в нем не сомневаюсь, – та теплота, которая сквозила в таком знакомом голосе, заставила Лору отбросить прочь все прежние страхи и сомнения. Она наконец обняла своего старого друга, который, удивленный ее неожиданным порывом, неуверенно положил руки на талию своей невесты. Девушка счастливо улыбалась, закрыв глаза; в ее мыслях больше не было тех далеких дней, полных страха и отчаяния. Только сейчас, чувствуя, что он рядом, Кловерфилд впервые за все долгие годы была по-настоящему счастлива. Их помолвка прошла очень тихо, почти незаметно для общества. Приглашенных было мало; никто не хотел грандиозной церемонии. Джеймс и Лора сидели в стороне, и их тихий, но живой разговор никто не смел прерывать. Девушка наслаждалась этим моментом: словно вернулись далекие дни прошлого, когда мир кажется таким прекрасным, потому что все заботятся о твоем счастье. А адмирал делился историями о пережитых приключениях, впрочем, разумно умалчивая о последнем – том самом, в котором он чуть было не лишился жизни. Однако даже редкие гости были настойчивы; они навязчиво требовали внимания, подходили, перебивали и задавали множество своих бестолковых вопросов. В конце концов Кловерфилд подмигнула в сторону открытой двери: простой знак, предлагающий сбежать. Разговор начался не сразу. Джеймс не был уверен, что задавать подобные вопросы уместно, но у него не осталось выбора – он очень хотел озвучить то, что не давало ему покоя. – Лора, я слышал, вы говорили с лордом Беккетом? Девушка безразлично пожала плечами: – Лишь ответила на некоторые его вопросы. – Будьте осторожны в отношении тех слов, которые произносите в его присутствии, – серьезным, даже озабоченным тоном произнес Норрингтон, не сводя внимательного взгляда с непонимающего лица Лоры. – О чем вы? Джеймс отвел взгляд. По его лицу скользнула тень. После глубокого вдоха он наконец решился: – Я слышал, что лорд давал поручение своему слуге, Мерсеру. Беккет велел приглядывать за вашим отцом, Лора, и за вами. Поэтому я советую быть настороже – от этого человека можно ждать чего угодно. Вполне вероятно, что касательно вас у него могут быть планы, – стараясь говорить как можно осторожнее, Норрингтон все же заставил девушку уловить суть сказанного; но, вопреки ожиданиям, Кловерфилд рассмеялась: – Это исключено, Джеймс. Мой отец даже наполовину не так богат, как лорд; к тому же, жениться на девушке без титула этот человек наверняка посчитает для себя оскорблением. Уверена, он давно навел справки о нашем положении, и даже если все было так, как вы говорите, то теперь лорда постигло глубокое разочарование. – Но ваш отец достойный человек, – возразил адмирал, против воли улыбнувшись. Он не мог не ответить улыбкой на такой взгляд. – И в его распоряжении большой капитал. – Да, мой отец всегда был обеспеченным человеком, но он никогда не гнался за тем, чтобы приумножать свое богатство… Даже будучи на такой должности. Однако вы забываете: высшее лондонское общество его так и не приняло. – Но ваша фамилия. – Ее придумал отец, когда переехал, – охотно пояснила девушка. – В насмешку над аристократами. Он взял эту фамилию в память о тех местах, где он родился. – Ваш отец скучал по Англии? – Очень. – А вы? – Я ее почти не помню. – Как и я, – задумчиво протянул адмирал, увлекая девушку с мощеной дороги куда-то в сторону. Та удивленно проследила за взглядом молодого человека, и увидела поразительно красивую белую розу. – Прекрасный цветок, – заметил мистер Норрингтон. – Могу я вам ее преподнести? – Но тогда он погибнет, – покачала головой Лора. – Ведь с наступлением зимы его смерть все равно неизбежна, – Джеймс перевел взгляд на девушку, явно не понимая, почему та отказалась. – Смерть для любого существа неизбежна: вопрос лишь во времени. Но я все-таки хочу, чтобы этот момент наступил как можно позже. Скажите мне, мистер Норрингтон, если бы у вас был выбор: убить человека или сохранить ему жизнь, что бы вы предпочли? – Я бы предпочел последнее, – изменившийся тон адмирала дал понять, что он понял ход мыслей своей собеседницы. – Вы всегда были такой, сколько я вас помню. Никогда не делали того, что считали неразумным. Вы… – Джеймс, – неуверенный голос Кловерфилд прервал молодого человека на полуслове. – Я не могу и не хочу больше слышать тех официальных обращений, которыми нас обязывают обращаться друг к другу. Мне невыносимо говорить «вы» тому, кого я знаю столько лет… – девушка глубоко вздохнула, словно решение продолжить требовало слишком больших сил; но дрогнувший голос все же раздался, хоть и после недолгой паузы: – Знаешь, за все эти долгие годы, проведенные в стенах гостиных, мне пришлось усвоить правила игры, в которую все вокруг играли. Но внутри… Внутри я осталась прежней: той самой маленькой девочкой, которая боится темноты, которая с восторгом бежит на твой голос и которая все так же сильно любит тебя. Ты можешь не отвечать, – поспешила добавить Лора, заметив, что Джеймс порывается что-то сказать: – Просто знай это. И никогда не забывай. После этих слов воцарилось молчание, прервать которое поспешил Норрингтон: – Знаешь, будучи на Тортуге, иногда я задавался вопросом: а ради чего мне возвращаться? Это казалось невозможным и потому, что по прибытии меня ждало только одно – заключение. Только мне казалось, что риск этот неоправдан; я был уверен, что меня никто не ждал. Теперь все иначе… Трудно передать, как я счастлив, что ты поверила в мою невиновность. И оттого мне трудно говорить то, что я должен сказать… Лора, в скором времени уедет не только ваш… Твой отец. Мне также надлежит отбыть в ближайшее время. Компания уже снарядила корабль, он ожидает лишь приказа лорда Беккета. – Что ж… – протянула девушка, стараясь не показывать, насколько ее расстроила эта новость. – Я уверена, это не продлится долго. К тому же, если сие предприятие состоится по приказу лорда, он сам должен будет отбыть вместе с вами на этом корабле… И одним беспокойством у нас будет меньше. Джеймс искренне рассмеялся. Эта фраза смогла действительно если не развеять все опасения адмирала, то хотя бы забыть о них. Всех проблем не предусмотришь и уж тем более не решишь. Но если отъезд Джеймса был только в планах, то день, на который было назначено отплытие мистера Кловерфилда, наступил невероятно быстро. Лора, которая упрямо гнала прочь мысли об отъезде отца, вдруг ощутила невероятною тоску, к которой примешивался еще и страх. Это был страх остаться одной, но куда серьезнее, – страх, что с отцом может что-то случиться. Эта мысль сводила с ума, но девушка не решалась ее озвучить. – Я уезжаю со спокойным сердцем, зная, что моя дочь остается с тобой, – очень серьезно произнес мистер Кловерфилд, когда, прежде чем взойти на корабль, прощался с близкими. Этих слов Лора не слышала; она стояла в стороне, а поднявшийся ветер разошелся так, что не доносил до нее голоса отца. – Как и планировалось, ваша свадьба состоится по возвращении, – уже веселее добавил мужчина, пожимая руку Норрингтону. – Счастливой поездки, – искренне пожелал молодой человек. Из глубины души поднималось какое-то странное беспокойство. Джеймс не знал о настоящей цели предпринимаемого путешествия – но он чувствовал, что над казначеем сгущались тучи. Этот человек был готов бороться, и все это понимали. К сожалению, лучше всех это понимал лорд Беккет. Но двое молодых людей, стоявших в тот момент на берегу, сейчас не думали ни о чем плохом, включая планы компании. Джеймс наблюдал за девушкой и вдруг отметил, что ее взгляд светлел, когда его обладательница смотрела на две вещи: на море и на самого Норрингтона. В такие моменты лицо озарялось какой-то внутренней улыбкой, и в глазах появлялось непередаваемое выражение. Лора перехватила взгляд адмирала, и последний поспешно (возможно, даже с излишним усердием) стал высматривать скрывшийся парус корабля. Кловерфилд, скрыв улыбку, медленно сократила то небольшое расстояние, которое разделяло их. Джеймс даже не успел понять, что она хочет сделать, когда почувствовал, что девушка вновь его обнимает. Когда этот замечательный момент прервался, Норрингтон понял, чего ему так долго хотелось: поцеловать наконец человека, который его искренне любил. Поначалу поцелуй был мягкий; Джеймс словно давал Лоре возможность прервать его и отстраниться. Наверное, так следовало поступить, но девушка совсем не хотела поступать правильно. Ее руки скользнули на плечи адмирала, аккуратно перебрались чуть выше и едва ощутимо заставили молодого человека наклониться ближе, тем самым углубив поцелуй. Такой легкий жест очень красноречиво все объяснил Норрингтону, и он отстранился уже не потому, что того требовали приличия, а потому, что стало не хватать воздуха. Уже начинало смеркаться, когда двое этих молодых людей не спеша направлялись к особняку Кловерфилд. Однако Джеймс замер, остановившись в нерешительности; он явно не думал о том, чтобы входить в дом. Девушка, кажется, мгновенно угадала его мысли, потому что неуверенно улыбнулась: – Джеймс, твое общество помогает забыть мои страхи по поводу судьбы отца. Я понимаю, что это глупо, так переживать… Но ничего не могу с собой поделать. Это нечто вроде предчувствия: подавить его невозможно, о нем можно только попробовать забыть. Как теперь было нужно ему поступить? Норрингтон не мог уйти, бросив невесту после такого признания, но и войти он не мог: против этого выступал некий голос, который без устали советовал ему, какое решение должно принять. Однако не заставил ли он молчать этот голос не так давно, во время пребывания на «Жемчужине»? Сейчас Джеймс знал только одно: он не может уйти, если Лора просит его остаться. Прислуги из-за позднего часа уже не было. Девушка сама заварила чай, который они пили, без конца посмеиваясь над забавными воспоминаниями о прошлом. Норрингтон, отвечая на вопрос Кловерфилд, рассказал о начале своей службы; этой темой он по-настоящему увлекся, описывая, каким был его путь от лейтенанта до капитана, затем – до командора. После этого он помрачнел, и Лора без труда поняла причину. Она отставила в сторону фарфоровую чашку и придвинулась чуть ближе, не отрывая доброго, но такого внимательного взгляда от лица Норрингтона. – Ты страдаешь из-за того, что предыдущие звания завоевывались в бою, а последнее – иным путем, верно? Джеймс, как это на тебя похоже, – девушка не хотела улыбнуться, но широкая улыбка против воли появилась на ее лице: – Каждый раз ты будешь выходить в море, доказывая людям, служащим под твоим началом, свою храбрость. Но ты никогда не докажешь этого себе настолько, чтобы наконец быть довольным собою… – А ты каждый раз будешь говорить правду и критиковать меня, – не удержался адмирал, бросив на девушку наигранно обиженный взгляд. – Отрадно видеть, что хоть что-то в этой жизни не меняется!.. Улыбка замерла на их губах; так они и смотрели друг на друга, не тяготясь воцарившимся молчанием. Вдруг Джеймс резко встал, направившись к двери. – Я тебя чем-то обидела? – Лора быстро оказалась рядом и удержала его за руку, встретившись со странным взглядом Норрингтона. – Нет, это я боюсь тебя обидеть, – с трудом признался он, избегая проницательного голубого взгляда. – Джеймс, прошу тебя, останься… – но перестать слышать этот голос он не мог. Голос, имеющий над ним какую-то особую власть, и эта власть его то пугала, то притягивала.