ярче всех.

- хоуп, заходи! - намджун отходит в сторону. с дивана подрывается чонгук и лезет обнимать хёна, которого никто не видел больше месяца. следом заходит чимин, помогает внезапно смутившемуся хосоку снять промёрзшую кожанку и приобнимает за плечи. по-хозяйски приобнимает, достаёт из рюкзака пару пакетов вишнёвого сока и тянет хосока за собой на диван. чонгук не перестаёт трещать, что ему отдали центр в танце, что намджун-хён классный и разрешил ему приходить к себе в студию, что тэхён милый, но долбоёб и кстати где он. хосок счастлив и безопасен, как экспериментальная модель водородной бомбы. когда-то юнги на полном серьёзе спрашивал, будет ли скучать по нему хосок, если он станет космонавтом. а потом показывал фотки каких-то американских учёных, которые привыкли болтаться в безвоздушном пространстве. - вполне вероятно, что только что вспыхнула новая сверхновая. а мы об этом даже не знаем. хосок слушал и кивал. его абсолютный максимум - найти большую медведицу и то, если юнги ткнёт пальцем в правильный квадрат космической простыни. вот и намджун затирает о том, что было бы неплохо пнуть юнги. он обещал ему песню про плутон ещё пару сверхновых назад. но всё это пока жуткая тайна. от улыбчивого намджуна становится паршивее. чимин переводит тему и уговаривает намджуна заказать пиццу. дальше чонгук до хрипоты в глотке орёт, что хочет что-то с мясом, а не гавайское дерьмо с ананасами. намджун защищает ананасы и говорит, что там ещё и кукуруза, а она полезна. и что если мелкий не заткнётся, ему нальют банановое молоко и положат спать в девять. чонгук надувается и идёт к чимину жаловаться. хосоку приходится от него отлипнуть. ситуация набирает эпичности, когда на второй банке пива приходит юнги. зло щурится и крепко держит тэхёна за ладонь. у того перебинтована рука и он очень старается не делать лишних движений. волосы больше не чёрные. ржавый красный и наклейка из травмпункта на рюкзаке. - не хотел идти, потому что планировал устроить марафон гарри поттера. в очередной раз. - и ты решил привести его сюда лаской и добрым словом? - намджун кивает на травмированную конечность и тянется потрепать тэхёна по волосам. ему дают стаканчик с вишнёвым соком, который выбирал хосок, и усаживают в кресло. выглядит он немного растеряно. как маленькое ошарашенное приведение, но к юнги льнёт и вроде бы тихо мурчит, что он за гавайскую пиццу и вообще за что-то сладкое. хосок регистрирует всё это между прочим и продолжает пялиться в телефон. гравитация давит на плечи всё ощутимее. - как ты поживал, хосок-и? - голос юнги неожиданно ласковый. хосок крутит в руках гигиеничку мона, которую тот ищет уже с полчаса. очень брутальная гигиеничка со вкусом мёда. с этого угла видно созвездия родинок у юнги на шее и немного хмурый взгляд. юнги запрокидывает голову и ждёт, пока хосок соберёт себя из конструктора лего в человека. - нормально. а ты а вы как поживали? юнги хмыкает и продолжает возиться с кассетником. матерится, что это нужно было сделать до того, как они напились и уже, особо не вникая, рандомно жмёт на стёртые кнопки. хосок неуклюже подминает под себя ноги и поправляет одеяло, в которое его укутал намджун. сейчас так сильно хочется, чтобы юнги забил на этот кассетник и просто сел рядом. чтобы можно было сплести руки через массив одеял и спрятаться в чужой толстовке. но тэхён всё ещё сидит рядом. а намджун продолжает искать гигиеничку. громко искать, чтобы не слышать чимина с чонгуком, которые пошли за чаем и пропали над конфоркой на кухне. в какой-то момент всего этого становится слишком много. от гигиенички воняет мёдом, намджун рассказывает про детройтский институт искусств и фрески диего риверы. из кухни отчётливо слышно влюблённую возню. хосока клонит, взгляд становится мутным. каждая мышца напрягается. железобетон. и хосок вполне мог бы попозировать для фресок того чувака на промышленные сюжеты. хриплый вой рвётся из глотки, все затыкаются. тело трясётся, мышцы спазмирует. хосоку страшно. хочется забиться куда-нибудь. тычется взмокшим лбом себе в колени, жмурится сильно-сильно. и вроде бы видит большую медведицу. ___ по металлическому карнизу стучит мелкая труха. кухня светло-фиолетовая. юнги на табурете. по-красивому затягивается и похож на детскую сказку. или надежду на праздник в пластиковых коронах. выглядит при этом спокойно. прикладывает к переносице полотенце со льдом. бело-чёрная полоска, неон над вытяжкой. фильм 00-ых. не хватает серого текста стрёмными титрами. примерно тогда, в их 2000ые юнги показывал ему фильмы про белые дыры. и каждый раз, когда хосок правильно называл созвездие, его глаза сияли. каждый раз сейчас на небе молочная крошка. хосок не может назвать ни одной звезды. проходит на кухню, садится рядом с юнги, тянется к чужим сигаретам. гравитация его не выдерживает. орбита мин юнги не похожа на футуристические фильмы конца 60-х. серные спички. дорогой подарок старого-доброго намджуна. в коридоре возня. юнги как-то подарил ему два билета в космос и притащил игрушечный луноход. и яркие искры на чёрной радужке. юнги крепко обхватывает ладонь хосока. черкает спичками и ждёт, пока он прикурит. на благодарный кивок хосока не хватает. расширенные зрачки испугано мечутся. ладонь в спокойной хватке юнги становится до стыдного влажной. но хосок сейчас просто не готов слышать, что он ребёнок, который не способен к самостоятельному существованию. это правда. мы с разных планет. на столешнице переводная татуировка. шипастый покемон в цветных пластырях. ноги ватные. на стене над юнги два плаката. ‘звёздные войны’ и какой-то рокер с закосом под иисуса. водородная бомба. заходит чимин, подаёт юнги новый компресс, наливает хосоку вишнёвый сок в пластмассовую кружку. смотрит очень внимательно и серьёзно спрашивает, нужна ли ему ещё какая-либо помощь. хосок неуверенно улыбается и качает головой. у него всё ещё прыгают руки. чимин помогает ему попить, убирает пластмассу в мойку и говорит, что отправил чонгука за таблетками. сам хосок вряд ли уснёт. на пороге топчется намджун. выглядит взволнованным. вроде бы порывается сказать, но чимин аккуратно перехватывает его. возня в коридоре возобновляется. юнги откладывает компресс. вокруг них вакуум космического пространства с фиалковым небом в окнах. юнги больше не курит, крутит в руках спичечный коробок. его увлечение астрономией не продлилось долго. в сентябре звёзды видно чётче всего. они по очереди называли небесные тела по линии большая медведица - дева. фигура юнги была сутулой на фоне фиалкового неба. - ты в порядке? - хосок сжимается под изучающим взглядом. его мелко дёргает, но он уговаривает себя кивнуть. кислородные баллоны заканчиваются. юнги продолжает спокойно изучать посеревшее лицо. улыбка хосока всегда была ярче, чем солнце где-нибудь над марокко. - я скучал по тебе. и пытался найти. но ты взял академ и уволился с работы. хосок неприятно улыбается. рождение сверхновой. неловкими пальцами пытается достать ещё одну сигарету. в какой-то момент юнги хмурится и выдёргивает пачку из слабых пальцев. - не думаю, что тебе стало можно курить. хосок улыбается как-то совсем уж ярко. руку покалывает, сахарница летит на пол. юнги цедит через зубы, чтобы он сидел и не делал резких движений. метеоритный дождь. у тела начинается кислородное голодание. хосок затягивается, держит дым в лёгких как можно дольше и также счастливо выдыхает. успокаивается. - возвращайся домой. ты нужен мне. тяжёлый снег накрывает их орбитальную станцию. ___ сложно не надеяться. но юнги рассказывает о туманности ореона, а у хосока на лопатке созвездие кассиопия. тэхён кривой и неаккуратный. пугливым котёнком жмётся к плите. достаёт кружки, какао. у них ещё есть странный химозный кофе со вкусом малиновых мармеладных мишек. вчера он так ярко улыбался и был счастлив. а сегодня опять кусок тела, всходящего на холм. вешает куртку на крючок и трёт замёрзшие руки друг об друга. - я устал. - у хосока севший голос. тэхён слышит пластиковый перестук баночки-погремушки с таблетками. злые игрушки взрослых детей. потом какой-то фольговый треск. юнги хрипит про сникерсы и ёбнутые привычки. свет совсем тусклый, в квартире нетоплено, чайник тихо сопит чёрной грозовой тучей. юнги проходит на кухню, игнорирует тэхёна. последний лезет в холодильник за молоком и лимоном для хосока. хоуп виснет на косяке сонным мурлыкой. зрачки немного расширены из-за горсти таблеток. хранимый богом мёртвый ребёнок, которому немного за двадцать. - я испугался. - юнги звучит так мягко. по-настоящему мягко и искренне. хосок обычно бережно складывает такие его слова в пакетики для льда и убирает в морозилку. а потом, когда становится совсем хреново, начинает их размораживать. про это тэхён не знает. у него чёрная дыра вместо сверхновой и то светлое и весеннее, вспухшее когда-то юнги, перестаёт быть красивым. давно перестало, по правде сказать. он убирает кружки в мойку, выключает шипящий разбуженным кошаком чайник и пытается спрятаться в худи. воздух становится тяжелее и гуще. тэхёну уже давно не пятнадцать, но ему всё также отчаянно хочется любить хоть кого-нибудь. а тут диснейленд закрывается на ремонт. - мы будем в порядке. - юнги обнимает крепко-крепко. счастливая спокойная уверенность в вернувшемся домой ходячем солнце. и хосок не то чтобы доверяет и счастлив, но прямо сейчас он вполне доволен своей жизнью. дефектный любитель всего живого. он только кивает и тоже улыбается. с тэхёном им обоим бывало хорошо. и хорошо, что у него всегда может быть намджун, у которого слабость к красивым детям. хорошо, что он сам больше не ребёнок. хорошо, что он знает, где хосок хранит огнестрел. всё это очень-очень хорошо. начинает идти снег. голуби тонут в белой каше, а они держатся друг за друга. карусель раскручивается заново. хосок не говорил, но он тоже за слизерин. а тэхён с силой давит из себя улыбку. их выбрасывает на новый круг.