***
Сознание вернулось неожиданно. В один момент в ее разуме как будто бы включили свет. После долгой сенсорной депривации мгновенно вернувшиеся пять чувств переполнили ее мозг за какие-то жалкие миллисекунды. Она испуганно открыла глаза, на секунду оказавшись ослепленной тем приглушенным искусственным светом, которым была освещена ее палата. Во всяком случае это место было похоже на палату. Такой же белый незнакомый потолок… как там. Там… ТАМ! Воспоминания… Она не могла сказать, как много времени прошло с того момента, как она в последний раз проснулась, потому произошедшее наполнило ее голову тревожными картинами. Герои… Герои из Протектората были в ее палате, когда она проснулась. Но почему? Почему они пришли именно к ней? Она вспомнила фигуру, фигуру, что парила над нею. Фигура, которая казалась ей родной в своей противоестественности. Она вспомнила голос в голове. Фигура, голос… Она стала кейпом? Но тогда… Тогда… Эмма. София. Триггер. Отец. Ужас объял ее. Он был каким-то совершенно иррациональным и одновременно с тем таким реальным. Стены палаты, казалось, сжимались над нею, грозясь задавить своей массой. Кейп. Она была кейпом. И герои знали об этом. Почему-то именно это пугало ее больше всего. Она… Она помнила, что когда-то она хотела стать героем. Мечтала летать в небе, как Александрия, или технарить, как Оружейник, или, чем черт не шутит, быть такой же сильной и универсальной, как Эйдолон, но сейчас… Сейчас она боялась. Герои… Герои, они ведь могут быть как… Эмма. «Нет! Они же герои! Протекторат создавали для того, чтобы помогать людям сражаться со злодеями!» — она попыталась выстроить какую-то защиту от этого страха, отгородившись от него стеной из своих убеждений. И она была готова поклясться на чем угодно, что стоило ей произнести это, как на самом краю ее сознания летним ветром пронесся чей-то чарующий и легкий смех. Тело… Тело слушалось ее. Она совершенно внезапно осознала это, избавляя себя от панического наваждения. Она аккуратно попыталась напрячь мышцы — и те отозвались болью, но она почувствовала, как ее рука сдвинулась вверх. Повторив операцию с ногами, Тейлор вполне убедилась в том, что, несмотря на то, что до «приемлемого» состояния ей еще как пешком до Луны, но чувствует она себя намного, намного лучше, чем в прошлый раз. К тому же… Глаз. Она чувствовала свой глаз. Тот все еще был закрыт повязкой, но она ощущала его. Но тогда… Ее вылечили? Панацея ее вылечила? Почему? Потому что она — кейп? Она не знала ответ. И не очень хотела знать. Но она продолжала обдумывать эту мысль снова и снова. Было у Тейлор такое чувство, что остановись она хоть на секунду, прерви она цепочку мыслей, как с ней что-то произойдет. Произойдет что-то… нехорошее. Но планы Тейлор были нарушены шипением открывающейся двери. Собственно, звук шипения и привлек внимание Эберт. С некоторым усилием повернув голову ко входу, она заметила приличных размеров стальную плиту, что сейчас весьма споро поднималась, открывая силуэт в белом балахоне. Все еще расфокусированное зрение не позволяло ей сконцентрироваться на вошедшей, но красные пятна на балахоне позволяли сделать предположения о вошедшей в палату гостье Панацея. Героиня. Член «Новой Волны». Одна из самых известных кейпов на планете, лучший кейп-медик. «Чудо Броктон Бей». Почетный гражданин и многое-многое другое. Страницы описания из «Паравики», в которой Тейлор могла зависать часами, изучая всю доступную информацию о кейпах. И сейчас эта девушка была перед ней. Героиня, знаменитость, надежда всего земного шара, она воплощала все то, чего Тейлор была лишена. Признание, семья, друзья, возможность находиться в обществе других людей… Мэдисон. Тейлор почувствовала, как по ее телу пробежала волна судороги. Мэдисон. Мэдисон. Мэдисон. Она словно наяву видела, как Панацея сбрасывает свой капюшон, под которым оказывается лицо Клементс. Это… было так реально, что… Что она почти поверила. «Нет! Бред, вздор! Панацея — не Эмма! Она герой!» — голос ее разума пытался утихомирить бунтующее сердце и эмоции, что сейчас властвовали над нею. Но этот голос был слишком тихим для этой бурлящей смеси страха и воспоминаний и потому оставался неуслышанным. Меж тем кейп-медик, заметив, что пациентка пришла в себя, аккуратно, не совершая резких движений, подошла к Тейлор со стороны зрячего глаза и наклонилась, чтобы получше оглядеть Эберт. Тейлор же в этот момент находилась на грани между потерей сознания и состоянием кататонического ужаса, который, казалось, парализовал каждую клеточку ее бренного тела. Белый цвет и красные кресты… Символы мира и помощи — они не казались ей таковыми. Для нее это были знаки опасности. Опасности и страха. Так она воспринимала это, так она ощущала это, пускай голос разума твердил, что опасаться чего-либо глупо. — Мисс Эберт, вы слышите меня? — спросила наконец Панацея, заканчивая поверхностный анализ. Она не могла добиться многого без прямого контакта с кожей пациента, но ее личный моральный кодекс не позволял ей исцелять незнакомцев без соответствующего на то разрешения. Впрочем, о чем-то подобном ей твердил мистер Чамберс, когда она впервые встретилась с ним и обсуждала ее геройскую карьеру. В любом случае, она была достаточно наблюдательна, чтобы в большинстве случаев подмечать состояние пациентов «на глазок». Так же было и с Эберт. Та снова находилась в каком-то предшоковом состоянии, так что Панацея была несколько не уверена в том, что та ее полностью понимает. — Д-да… — смогла хрипло выдавить из себя Тейлор, потратив на эту реплику гораздо больше сил, чем могло бы показаться со стороны. Здесь была и невероятная сухость в горле, и состояние паники, которое ей на мгновение удалось задавить титаническим усилием воли, чтобы оно вернулось в утроенном виде в следующий момент. Панацея позволила себе слабую, незаметную под шарфом улыбку. Для нее все стало чуть проще. Она не могла, не хотела работать с мозгом, а потому тем более нервировала ее неизвестность в плане восприятия реальности ее пациенткой. — Могу я исцелить вас? — протянула она руку, готовясь коснуться руки Эберт. Безусловно, она уже провела два сеанса с ней, первый — еще в «Святом Брутусе», а второй — уже по приезду в Центральную Броктонскую, но оба раза ситуация требовала ее вмешательства ради того, чтобы сохранить пациентке жизнь. Сейчас же… требовалось соблюсти формальность. Исцеление. Исцеление Исцеление. Эти слова словно бы врезались в ее череп, оказались выжжены на самих костях ее черепной коробки. Панацея предлагала ей исцеление. Здоровье, нормальную жизнь. Возможности. Но… — Я… …Но внутри нее кто-то словно дернул стоп-кран. Она словно бы натолкнулась на невидимую стену, обойти которую не было возможности. Слова, которые она хотела произнести, согласие, которое она должна была дать, все это… замерло, остановленное силой, которой Тейлор прежде в себе не ощущала. Это… Она не могла описать это ощущение. Это не был барьер или граница. Но… Это словно бы… Словно бы… Ассоциация внутри нее обрывалась пустым концом. — Нет… Простите… — прошептала Тейлор, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, а всю ее трясет от страха. Рука Панацеи замерла буквально в нескольких миллиметрах от ее кожи. — Что? — немного растерянно спросила Панацея, до которой не до конца дошел смысл сказанного. — Н-нет… Не трогайте меня… Прошу вас… — прохрипела девушка, срываясь на сиплый шепот. — Н-но как же… лечение? — попробовала изменить мнение пациентки Панацея. — Я… Я справлюсь. П-пожалуйста, н-не касайтесь меня! Панацея еще раз взглянула на Эберт. И поразилась. В глазах девушки она видела чистые и незамутненные ужас и отчаяние. И этот страх был направлен на нее. Точнее, не на нее, а на то, что она могла сделать. Того, что она могла коснуться ее, помочь ей. Она видела многое, но с подобным сталкивалась впервые. — Х-хорошо. Я не стану ничего делать, — голос Панацеи предательски сбился, но она сумела с собой совладать. Она медленно, так чтобы Эберт могла следить за движениями ее рук, отвела их от нее и отошла на несколько шагов. — Я предупрежу докторов, чтобы они подготовили курс леч… — Панацея не успела закончить фразу, прежде чем была перебита полухрипом-полувскриком Эберт. — Нет! — это все что смогла выдавить из себя Тейлор, устрашенная возможностью встречи с… людьми. Панацея… Она боялась ее. Она могла признаться себе. Но она могла контролировать свой страх. Недолго, но достаточно, чтобы создавать хоть какую-то видимость… нормальной беседы. Но стоило ей услышать про то, что ей придется встретиться с большим количеством людей, как внутри нее что-то запротестовало. Что-то, что она не желала трогать и тревожить. Что-то болезненное. — Но в таком случае тебе не выздороветь… — решила попробовать привнести здравого смысла в дискуссию Панацея. Выздороветь. Исцелиться. Исцеление. Ей нужно исцелиться. И море всколыхнулось…Дитя, что желает Исцеления?
Голос. Она вновь услышала голос. Но в этот раз голос, услышанный ею, не был похож на другие. Он принадлежал женщине. Этот Голос… Он словно обволакивал её разум теплом, одним только своим звучанием, словно материнские объятия, что сомкнулись на ее разуме. Сомкнулись, чтобы разомкнуться в тот момент, когда голос перестал звучать. Тейлор захотелось кричать. Этот краткий миг, эти слова — они словно на секунду вернули ей что-то… давно забытое и потерянное. Что-то, что она хотела бы ощутить вновь. Но голос разума заставлял ее думать о словах сказанных Голосом. Она не знала, сошла ли она с ума, или это ей мерещится. Но Голос был вполне очевиден. А еще она ощущала… Присутствие. Словно кто-то, кто стоит за дверью, легонько постучал по ней, обозначив желание войти. Не желание — возможность, предложение? Она желала Исцеления. Она хотела избавиться от боли, заставить ту исчезнуть, испариться, возвращая ей хотя бы часть ее самой, ту часть, которая не была потеряна в… тот день. Да. Она желала Исцеления. И потому она [Открыла] дверь. И в этот самый момент ее губы практически беззвучно, сипло прошептали: — Персона. И комнату затопил яркий свет.Дщерь Первая я Геба. Мать Солнца и Небес.
Панацея, ослепленная вспышкой света, вздрогнула от первых звуков этого голоса. Но не одна она ощутила мощь, исходящую от этих слов. Даже операторы за камерами слежения, установленными в палате, оказались ослеплены. Золотой свет стал чуть менее ярким и начал формироваться в фигуру посередине комнаты.Слеза моя — разливы Нила.
Все еще нельзя было различить формы и черты лица, но посреди комнаты стоял… стояла некто. Высотой под два метра. Панацея нашла в себе силы зажать тревожную кнопку, вызывая отряд быстрого реагирования, расположенный в соседней комнате.Я птица Хат, веденье* мира.
Отряд не заставил себя ждать. Не успели дозвучать слова Персоны, как дверь палаты вновь начала отворяться, даря драгоценные секунды, прежде чем в палату должен был ворваться отряд оперативников с распылителями пены и станнерами.И имя мне…
Дверь открылась полностью, но Тейлор, находящаяся в состоянии между шоком и ступором, без какого-либо участия разума смотрела на то, как солдаты, что должны были ворваться внутрь, замерли, будто зачарованные, глядя на женщину, что стояла посреди комнаты. Свободные белые одежды с замысловатым узором на окантовке ниспадали на пол, обрамляя величественную фигуру, словно бы сделанную из ожившего мрамора — столь идеально гладка была ее кожа. За спиной ее была величественно расправлена пара соколиных крыльев, а на антрацитово-черных волосах возлежал головной убор в виде бычьих рогов, меж которых был зажат солнечный диск, что по-настоящему излучал солнечный свет.Изида.
Свечение погасло, но все присутствующие люди остались на своих местах, словно зачарованные. Лишь Изида с полуулыбкой на устах смотрела на Тейлор, которая также смотрела на… Богиню. Иначе никак она не могла назвать ту, что сейчас стояла перед нею. Идеальная. Это было единственное описание, которое Тейлор могла подобрать для нее, и то — так можно было назвать лишь бледнейшую из теней, что могла отбросить красота этой небожительницы. Богиня сдвинулась с места, не обращая никакого внимания на окружающих людей, кроме как на саму Тейлор. Даже двигалась она величественно, словно каждым шагом своим утверждая свое право носить свои титулы. — Ты звала меня, бедное дитя. И я откликнулась. Ты искала исцеления, дитя… Подойдя к кровати Тейлор, Изида изящно наклонилась и, прошептав что-то, поцеловала девушку в лоб. В тот самый момент, когда губы богини коснулись ее лба, Тейлор ощутила, как по ее телу прокатывается волна энергии, мгновенно смывающая боль и усталость, наполняя мышцы энергией и силой. Боль… просто исчезла. Но самое главное — вместе с поцелуем все… все те страхи, что сейчас были в ее голове, пожирали ее изнутри — все они мгновенно исчезли, оставляя ее разум кристально чистым и ясным. Она знала, что это не навсегда, что они вернутся, но она совершенно не хотела сейчас думать об этом. Ей было просто хор… В этот самый момент ее голову прострелило болью. Неприятной, пульсирующей, с которой можно было жить. Но это было неприятно. И в этот раз она понимала, осознавала, что и кто было тому причиной. Тейлор посмотрела на Изиду. Та мягко улыбнулась ей, прежде чем распрямиться и повернуться в сторону все еще, казалось, парализованных оперативников СКП.Нет нужды обнажать клинки, защитники Маат. Ни я, ни это дитя, не желали вам зла.
После этого она вновь обернулась к Тейлор и Панацее, которая все еще стояла около кровати, боясь пошевелится.Я должна идти. Боюсь, что Дитя все еще недостаточно окрепло, чтобы звать меня в моей полной власти. Но прежде…
Изида засияла вновь. Но в этот раз ее свет не был ослепляющ или ярок. Он словно бы ласкал, придавая сил и отметая усталость, заставляя старые шрамы зарастать, а сердце — биться с новыми силами. И так себя почувствовала не только Тейлор. Панацея, отряд СКП, все западное крыло Центральной Больницы Броктон Бей и даже несколько случайных прохожих — все они ощутили силу этого света. Такова была сила исцеления, дарованного Изидой. А в следующий момент богиня-мать улыбнулась, прежде чем исчезнуть. Без звука и дополнительных эффектов. Просто исчезнуть. Но Тейлор почувствовала, что кто-то прошел сквозь Врата и вернулся обратно… Что бы там ни было. Но прежде Тейлор услышала тихую, но сказанную весьма серьезным тоном фразу:Берегись Первого из Падших. Дела его всегда ведут к его выгодам.
И так она исчезла, оставив Тейлор Эберт наедине с отрядом реагирования СКП и ошеломленной Панацеей. Так ей, во всяком случае, показалось буквально на секунду, прежде чем головная боль, лавинообразно усилившись за жалкие мгновения, увлекла ее разум в объятия Морфея. Вновь.***
Рассматривая свою руку, где еще минуту назад был застарелый шрам от зубов соседской собаки, лейтенант Дженкинс с тоской произнес ожидаемую, но противную ему в данный момент фразу: — Нужно доложить в Центр… Нестройный гул голосов был ему ответом. Их всех ждала увлекательная эпопея с тремя сутками карантина под протоколами «М\С»… ________________________ *Не ошибка. От слова «ведать»