Купеческая дочь

К началу очередного учебного года семилетняя Тоня, как обычно, снова начала просить своего отца, Степана Аристарховича, чтобы он пустил ее на учебу. — Папка, родненький, отдай меня, пожалуйста, в гимназию, — попросила Тоня, — Я учиться хочу. — Тебе еще рано, годика два подождать надо, — ответил Степан Аристархович, — Будет девять лет — тогда и пойдешь в Мариинскую гимназию. Несколько огорчившись от того, что ее знакомый Петька уже в этом году пойдет в прогимназию, а ей придется еще два года сидеть дома, Тоня решила не навязываться со своими просьбами и почитать книгу. Чтение Тоня любила с раннего детства. Анна Паисьевна научила дочь читать в пять лет и, иногда, играла с дочерью в школу, обучая ее разным вещам. Мать знакомила Тоню с географической картой, показывала, что в мире есть разные страны. Отец всегда считал, что нужно быть грамотным человеком и нередко приводил пример того, что он стал успешным купцом третьей гильдии только благодаря тому, что правильно использовал первоначальный капитал, доставшийся ему от отца, поэтому поддерживал супругу в ее начинаниях научить дочь не только рукоделию, которое Тоня не так любила, как чтение, но и другим премудростям. Особое восхищение и даже зависть Тони вызывал ее брат Михаил. Семнадцатилетний молодой человек оканчивал гимназию и готовился к поступлению в университет. А еще у Михаила была невеста Люда, что больше всего вызывало зависть Тони. «Миша и умный, и красивый, и у него невеста есть», — иногда думала Тоня, — «Скоро Миша женится и уедет от нас. Скучно будет без Миши». В силу своего малолетства Тоня не знала о том, что у нее мог быть старший брат Леня, на два года ее старше, и младшая сестренка Лена. Леня умер в четыре года от кори, а Лена не прожила и недели после рождения, родившись на месяц раньше срока. Так же Тоня не знала то, что у ее тридцатисемилетней матери и сорокалетнего отца вряд ли будут еще дети — тяжелые роды около трех лет назад сильно испугали Анну Паисьевну, которая чуть было не умерла, поэтому родители решили больше не рисковать. К возможности взять на воспитание сироту Анна Паисьевна относилась прохладно — женщина боялась, что не сможет полюбить чужого ребенка, как своего, а относиться к нему практически без эмоций она считала глупым и неправильным. Степан Аристархович всегда уважал людей, которые решились на подобный богоугодный поступок, но не хотел, чтобы кто-то, не родной ему по крови, впоследствии унаследовал часть его состояния, хотя слегка стыдился своих мыслей и не говорил об этом вслух. В обычный сентябрьский день Степан Аристархович, придя домой на обед, сказал супруге: — Злодея того, стрелявшего в царя-освободителя, повесили. — Свершилась, наконец-то, справедливость, — ответила Анна Паисьевна. — Вот только знаешь, Аня, страшно как-то Мишу в университет отпускать, — сказал Степан Аристархович, — А вдруг там такие же недоумки будут обучаться? Понятно, что жить Миша будет не на квартире, а дома, риск меньше, но все же… — Так не плати за его обучение и все, не пойдет учиться, — ответила Анна Паисьевна, — Зачем торговцу образование? — Я тоже так думаю, но Миша ведь на работу устроился, в лавке подрабатывает, — сказал Степан Аристархович, — Причем в мою принципиально не пошел, говорит, не хочу, чтобы люди думали, что я у отца ни за что деньги получаю. В магазине Петровых работает. Так себе на обучение и скопит. А потом пойдет учиться в университет — и репетиторством займется. Будто предугадывая следующую фразу супруги, Степан Аристархович сказал: — Запрещать ему ничего не буду, неправильно это. Надеюсь, мы его достойно воспитали, поэтому даже если Миша что-то не то услышит, сделает правильные выводы и не будет заниматься глупостями. Всю жизнь от всего ограждать не будешь ведь, не сможешь… Тоня, не слышавшая начала разговора и случайно услышавшая конец, радостно выбежала на улицу в надежде дождаться прихода брата домой. — Миша! — бросилась на шею брату Тоня, с трудом дождавшись его возвращения домой, — А папа сказал маме, что не будет тебе запрещать учиться в университете. — Тоня! — так же радостно сказал Миша, подражая голосу сестры, — А воспитанные люди ничего не подслушивают, а если случайно что-то услышат — не трезвонят об этом на всю улицу. Однако радость за брата не была омрачена его последней фразой, поэтому Тоня, не выпуская Мишу из объятий, прошептала ему: — Ты у меня самый лучший, самый хороший, самый замечательный брат! Пошли скорее домой, у нас сегодня на обед котлеты и суп, очень вкусный! А потом ты расскажешь мне, как прошел день в гимназии, расскажешь же? — Хорошо, расскажу, — улыбнулся Миша.