Купеческая дочь

Прошло пять лет. За это время Тоня успела стать гимназисткой, находящейся на хорошем счету у классной дамы. Софья Ефимовна постепенно забыла то, как вела себя Тоня в первом классе, и время от времени приводила ее в пример остальным как ученицу с идеальным поведением. В свободное от уроков время Тоня нередко возилась со своими тремя племянниками и иногда мечтала о замужестве. Летом 1874 года Тоня, как обычно, гуляла с подружками. — Савка, не знаю каким образом, нашел кружок, ну знаете, есть такие кружки, где глупостями страдают, — сказала Лариса подругам, — Принес домой листовки, якобы для ознакомления. Так слышали бы вы, как мама возмущалась! Говорила, что совсем у него крышу снесло, что к шестнадцати годам уже можно отличать хорошее от плохого! Ну не дурак ли? — Дурак, — согласилась Алла. — И он, главное, от мамы ничего не скрывал, говорил, что ходит за Аничков мост, я его сама не раз там видела у бревенчатого домика, — продолжила Лариса, — Ну откуда же я знала, что он глупостями туда ходит заниматься? Тем временем, Тоня вдруг вспомнила, как Миша с Людой в свое время что-то пытались делать с листовками, а потом забросили. «Значит, это нужное дело, раз многие этим занимаются», — подумала Тоня и спросила Ларису, — А куда Савка ходил, прямо в тот бревенчатый дом, который с мезонином? — Да, — ответила Лариса, — Именно туда. Я бы даже не подумала, что там что-то подобное собирается, ведь на первом этаже у них пирожковая. Видать, для отвода глаз эта пирожковая, чтобы не так бросалось в глаза, что к ним люди ходят. — И что, Савка туда каждый день ходил? — удивленно спросила Тоня, желая ненавязчиво выяснить время работы кружка. — Нет, каждую субботу, — ответила Лариса, — Как с обеда уходил, так до вечера и пропадал. Надеюсь, больше он туда ходить не будет. Мама так хотела полиции сдать этот кружок, но побоялась, что Савке хуже сделает, поэтому не стала ничего предпринимать. Погуляв еще немного с подругами, Тоня пошла домой. Попив чаю, девушка подумала: «Может, не только по субботам кружок собирается? Может, и сегодня что-то у них есть?» Выйдя из дома и иногда оглядываясь, чтобы ее никто не видел, Тоня пришла к Аничковому мосту. Быстро найдя нужный дом, девушка зашла в пирожковую. — Вы только по субботам чаепития проводите или и в другие дни собрания есть? — спросила Тоня торговца. — Барышня, вы о чем? — удивился мужчина. — О чаепитиях по субботам, — ответила Тоня. — Не знаю ничего подобного, — услышала девушка в ответ. Огорченная Тоня вышла из пирожковой. «Неужели Савка всех обманул?» — подумала Тоня, — «Хотя нет, не мог он обмануть, Лариска же видела своими глазами, как он сюда приходил». — Барышня, — вдруг раздался тихий голос прямо возле уха Тони. Девушка обернулась и увидела рядом с собой молодого человека. — Барышня, не надо так прямо спрашивать, это нехорошо, — сказал молодой человек Тоне, — А что вы хотели узнать? — Многое… — вздохнула Тоня, — Что это за кружки, зачем они нужны, почему туда люди ходят, почему их за это полиция ловит. Зачем нужно всем этим заниматься, какая польза будет человеку от того, что он все усилия бросил на вот это. — Если вам хочется, давайте я все вам расскажу, — сказал молодой человек, — Меня зовут Евстигней, а вас? — Тоня, — ответила девушка. — Давайте тогда поднимемся в мезонин, зачем о подобном говорить на улице, — предложил Евстигней. — Хорошо, — согласилась Тоня. На какой-то момент девушка задумалась, правильно ли она поступает. Анна Паисьевна не раз говорила дочери, что идти куда-то с незнакомым молодым человеком может быть опасно, и вообще, оставаться наедине с кем-то малознакомым неприлично, однако, Тоня решила, что все обойдется, а Евстигней ей все расскажет. «Ничего страшного, если я разок нарушу правила приличия», — подумала Тоня. Поднявшись в мезонин, Тоня осмотрела комнату. Простая мебель, скромное убранство — все это слегка удивило девушку. «Табуретки можно было и лаком покрыть, если на новых денег нет», — подумала Тоня, — «Ковер бы сюда, пару-тройку вязаных салфеточек для уюта…» — Что, удивлены? — спросил Евстигней, — А у большинства населения и такой мебели нет, они и о нашей мечтают. — Давайте лучше перейдем к делу, — предложила Тоня, — Поговорим о том, ради чего я сюда пришла. Спустя часа три Тоня, получив ответы на свои вопросы, но не удовлетворившись ими, вышла на улицу. Ни один ответ Евстигнея не казался девушке исчерпывающим, поэтому Тоня решила еще несколько раз прийти сюда, но не говорить никому о своих походах, ведь девушке не хотелось ни скандала в доме, ни разговоров среди подруг. — Тоня, ты где так долго была? — удивленно спросила дома дочь Анна Паисьевна. — С подружками гуляла, — ответила Тоня. — Нет, Тоня, нельзя обманывать, — сказала Анна Паисьевна, — Лариса приходила к нам домой и спрашивала, где ты. Изо всех сил пытаясь придумать как можно быстрее наиболее правдоподобную версию, Тоня сказала матери: — Я помогала в церкви порядок наводить. — А почему ты сразу об этом не сказала? — удивилась Анна Паисьевна, — Богоугодное дело, у тебя достаточно свободного времени, чтобы этим заниматься. — Знаешь, мама, что-то постеснялась, — мигом соврала Тоня, — Дочь купца и решила полы помыть. — Ничего в этом дурного нет, ты не думай, — ответила Анна Паисьевна, — Наоборот, твое желание вполне похвально. От всей души надеясь, что мать не будет выяснять, в какой именно церкви она была, и не пойдет в церковь с расспросами, Тоня ушла к себе в комнату. С трудом дождавшись следующей субботы, Тоня просто летела на собрание кружка. Девушке очень хотелось переговорить со всеми участниками кружка и обсудить все интересующие ее вопросы. Выйдя из дома, Тоня буквально полетела в тот самый дом с мезонином. Каково же было удивление девушки, когда она увидела там Савку. — Ты чего тут делаешь? — спросил он Тоню, — Лариса тебя сюда подослала или, еще того хуже, мама? — Нет, Савва, я хочу тоже поговорить со знающими людьми на важные и нужные темы, — ответила Тоня, — А ты что тут забыл? Мама листовки в печке спалила, за новыми пришел? — И я, Тоня, хочу поговорить с умными людьми, — сказал Савва, — Поэтому давай не будем спорить друг с другом. Лето постепенно шло к своему завершению. С некоторой грустью думая о том, что скоро снова начнется учебный год и у нее не будет столько времени для того, чтобы помогать другим печатать листовки и относить их в разные другие места, Тоня возвращалась с очередного заседания кружка. — Тоня, рассказывай, где ты была, — довольно мягко начала Анна Паисьевна, встретив дочь дома, однако, по тону голоса девушка поняла, что этот вопрос вызван далеко не праздным любопытством. «Мама редко со мной по душам разговаривала, поэтому вряд ли будет просто так спрашивать, куда я ходила», — подумала Тоня, — «Я вернулась домой не слишком поздно, просто так она бы спрашивать меня не стала». — Гуляла, — ответила девушка, изо всех сил пряча свое волнение. — А пока ты гуляла, к нам мама Саввы и Ларисы приходила, — сказала Анна Паисьевна, — И знаешь, что про тебя рассказывала? — Что? — изобразила удивление Тоня, прекрасно понимая, что могли про нее рассказать. — Что ты по таким кружкам ходишь, доченька, по которым ходить нельзя, — сказала Анна Паисьевна, — Я прекрасно понимаю, это не выход, но до начала учебного года ты посидишь дома, может быть, задумаешься о своих ошибках. «Почти неделю сидеть дома», — подумала Тоня, — «Последний раз меня надолго дома оставляли как раз за того бумажного голубя, потом все было тихо и мирно…» Слегка радуясь тому, что в доме, хотя бы, нет скандала, Тоня пошла к себе в комнату. Вечером, когда пришел домой Степан Аристархович, Анна Паисьевна долго о чем-то говорила с мужем наедине, а потом снова позвала к себе дочь. — Тоня, — начал разговор Степан Аристархович, — Я так понимаю, тебя надо сразу выдрать за все, что ты устроила, помнишь, как пять лет назад, пока тебе не попало, ты менять свое поведение не захотела. — Папа, да я по глупости один раз не туда сходила, зачем же так сразу говорить? — попыталась изобразить удивление Тоня. Сердце девушки бешено билось, руки тряслись. «Папа сейчас все от мамы узнал, скандала не избежать…» — подумала Тоня. — Миша с Людой один раз по глупости взяли листовки в руки — их в полицию забрали, Люду чудом освободили, — сказал Степан Аристархович, — Еще мне не хватало, чтобы и тебя так же в участок забрали. — Тонечка, не надо плакать, папа хотел как лучше, — успокаивал плачущую сестру Миша, — Папа хочет тебе лучше сделать. — И поэтому так выдрал? — всхлипывая, спросила Тоня, — Со всей силы? — Не надо плакать, Тонечка, ты неправа была, когда на тот кружок пошла, — сказал Миша, — Ты же помнишь, я тоже по юности ерундой страдал, хорошо, что ума хватило бросить все вовремя! А если бы меня из университета отчислили? Да ладно, из университета отчислили, если бы меня в тюрьму посадили? Вот и папа не хочет, чтобы тебя из гимназии отчислили, боится, что ты в тюрьму попадешь… — Зачем же так пороть надо было? — не прекращала плакать Тоня, — Скажи мне, Миша, зачем? У тебя же самого детки, ты же их не обижаешь. — И нас с тобой папа не обижал, не надо наговаривать, — сказал Миша, — Но ты сейчас совсем неправа, давай, я пойду к себе, а ты наедине с собой скажешь сама себе, что ты ошибалась. — Не скажу, — вытирая слезы, сказала Тоня, — Не надо, Миша, не уходи от меня… Посиди хоть со мной, мне все равно нельзя к девочкам выходить, а одной очень скучно… — Прекращай плакать, тогда посижу, — ответил Миша, — А так мне сидеть неинтересно, ты плачешь, а я что должен делать? — Сейчас успокоюсь, — вздохнула Тоня, — Одну секундочку…