На дно и ещё ниже

      Меньше всего в Акутагаву верил он сам. Не получалось: слишком сильно въелись прошлые установки. Уже прилично измученному этими мыслями, Рюноскэ собственное поведение казалось одной сплошной декорацией. Фальшиво. Не в его духе. Ацуши не мог нарадоваться и старался отпечатать в памяти каждое мгновение, проведенное в компании Рюноскэ, но последний вряд ли понял бы этот порыв. Не привык, не умеет. Он где-то слышал: чтобы выработать привычку, нужно повторять действие 21 день. Да неужели? Ему не хватило бы целой вечности.. Если он зашел в тупик, если перед ним непробиваемая стена, то следует искать в ней мельчайшее отверстие, которое при желании можно расширить до размеров полноценного дверного проёма. Только с чего начать? Блуждающий по комнате взгляд выцепил лежащий на столе фотоальбом в бархатной коричневой обложке. Вот оно. Парень неторопливо листал альбом, боясь пропустить любую мелочь. Всматривался в лица. Прокручивал в памяти события того дня, если помнил его вообще. Это вот Накаджима-сан держит на руках, покрытых экземой, новорожденного Ацуши. Рядом стоит его бабушка в белом кимоно и с крашенными волосами, собранными в хвост. Мать эти роды, к сожалению, не перенесла. Акутагава очень хорошо помнил, как выглядела Накаджима Рэн. Ему тогда уже было четыре с лишним года. О том, что Накаджима-сан стал отцом чудесного мальчика, торжественно объявил глава семьи Акутагава. Недоверчиво пялясь на младенца, Рюноскэ никак не мог понять, где же его мамочка. Узнав ответ на свой вопрос спустя время, он дал покойной женщине клятву оберегать её единственного сына вместе с ней. Эта сцена тоже была профессионально заснята. На фотографии Ацуши безмятежно спит на плетёной скамейке, а Рюноскэ закалывает в его длинные пепельные волосы чайную розу металлической шпилькой. Камера недостаточно мощная, чтобы запечатлеть движения губ Акутагавы. Но любой смотрящий на фотоснимок сказал бы:" Ого! Этот темноволосый мальчик наверняка молится." Но мало кто сможет хотя бы допустить вероятность того, что этот темноволосый мальчик влюблен. Да, вот так вот просто. Влюблен в своего друга. Чистой, как кристаллы, ещё не порочной любовью. Никто бы не подумал, что спустя одиннадцать лет Рюноскэ скажет об этом прямо. Сомневаясь до последнего звука, но скажет. И Ацуши услышит непривычно громкий стук собственного сердца.. Акутагава переворачивал страницы, с ужасом понимая, что каждая последующая фотография содержит что-то жуткое, от чего хотелось выбросить альбом в окно, а лучше сжечь. Его лицо. Оно теряло выражение. С каждым днем, месяцем, годом каменело всё больше. На последнем снимке, где они с Ацуши гуляют на свадьбе младшей сестры Акутагавы, милашки Гин, Рюноскэ явно высечен из ледяной глыбы. Ненастоящий. Декоративный. Они с Накаджимой держатся за руки, да... Но любой смотрящий поинтересуется, по какому поводу траур. Что с ним стало? Где он оступился? – Простите меня, Накаджима-сама. Я обещал защитить, но сам едва не изувечил душу вашего сына, – игнорируя первые дорожки слёз, шептал юноша. Ты ли это, Акутагава Рюноскэ? Ты умеешь плакать? Тяжёлое дыхание сменил хрип. Голова раскалывалась..       Ацуши неслышно подошел к уже много минут не менявшему положения Акутагаве. Коснулся губами лба. Горячий. И щёки мокрые. Он что, плакал? – Рюноскэ, очнись. В голове раздался звонкий щелчок, Акутагава вскочил на ноги. Опомнившись, заключил в объятия испуганного Ацуши. Так же резко отстранил от себя, держа за предплечья. Под давлением его взгляда Ацуши словно распадался на молекулы. – Я пообещал тебя беречь! – зарычал Акутагава. – Кому пообещал? – Твоей... Уже не важно. Я не сдержал обещание. Вот, что важно. Это противно, Ацуши. Ты должен чувствовать ко мне отвращение. – Не знаю, кому ты что пообещал, но послушай меня, – робко начал блондин, заглядывая в серые глаза Рюноскэ, – Помнишь, ты сказал, что нас похоронят в одном гробу? – Помню... – А на выпускном балу ты пригласил на танец ту выскочку из параллельного класса. Почему? – Что за глупый вопрос, Ацуши? Там было много народу, потому я не мог пригласить тебя, даже если хотел. – Что мешает тебе сейчас? Акутагава понял сразу. Это очередная ступенька лестницы, по которой он поднимется со дна. Поклонившись Ацуши, он учтиво взял его за руку: – Позвольте пригласить Вас на танец, Накаджима-сан. – С удовольствием, Акутагава-сан. Комната закружилась в ритме вальса, мелодию напевал Ацуши. Оба танцора практически забыли движения спустя столько лет, но никому из них это не мешало. Приятное волнение, постоянный зрительный контакт и близость, близость, близость. Их первый вальс. Один упущенный шанс навёрстан. – Что в конце? – Мы должны друг другу поклониться. – А дальше? – А дальше мы целуемся. Этого не было в сценарии выпускного. Но кому теперь нужны сценарии?