Вне одиночества

      Струи ледяного злого дождя били по лицу, грохотали молнии, выл ветер. Где-то на периферии сознания яростно рычал девятихвостый, бешено вырываясь из цепей чакры, сковавших его. Минато – Желтая молния Конохи – пожалуй, самый быстрый шиноби в мире – не успевал. Катастрофически. Фатально. На доли секунды.       Они хотели, чтобы все было не так. Минато был отличным стратегом, ему помогали лучшие из лучших, были составлены десятки планов на случай непредвиденной ситуации, но подобного предсказать не мог никто. Исчезающий враг с мангеке шаринганом, подконтрольный лис, посылающий биджураму в центр деревни, отчаянные крики погибающих шиноби. И новорожденный ребенок с круговоротом запечатывающей печати на животе, медленно впитывающий в себя сильнейшего демона современности. Хокаге все-таки достал ублюдка в маске рассенганом, но пока разбирался с ним, совершенно упустил из виду сына и жену, лежащую без сознания рядом с ним.       Они хотели, чтобы все было не так. Минато не был наивным и прекрасно понимал, что их попробуют атаковать в тот момент, когда Кушина будет наиболее уязвима. Он даже разработал план на случай, если Лиса придётся запечатывать в сыне: Намикадзе должен был защитить деревню, жену и ребенка любой ценой, даже ценой своей жизни. Такой маленький не сможет удержать в себе всю демоническую чакру целиком, это невозможно, но если разделить, если призвать Бога Смерти и оттянуть хотя бы половину, превратив свое тело в мертвый сосуд… Минато не успевал.       И, к сожалению, понимал это не только он, но и Девятихвостый, занесший коготь на свой еще не сформировавшийся сосуд. Доли секунды, быстро – слишком быстро даже для попытки успеть – и тело малыша накрывает тело матери, в последний миг защищая сына от неминуемой смерти. Золотые цепи идут прямо из сердца, привязывают беснующегося демона к столбам, не давая нанести последний удар. Грудь красноволосой женщины пробита насквозь, и кровь изо рта падает на тело ребенка, пока она говорит ему свои последние слова. Минато не слышит их, ветер свистит в ушах, а сердце бьет глухим набатом.       Химе Узумаки в последний раз провела дрожащей рукой по щеке сына, оставляя на ней грязно-красный след, и умерла, до конца выполнив свой долг: жены, матери, шиноби. Лис растворился, полностью запечатанный в ребенке.       Минато на негнущихся ногах подошел к месту, ставшему его личной могилой, молча сел рядом с мертвой супругой и аккуратно достал из-под нее ребенка, бережно прижимая его к себе. Время замерло, или же это просто была иллюзия для замерших сердца и разума. Мужчина не знал, продолжая баюкать младенца.       – Минато! – громкий, неуместно оглушающий крик. – Минато, где Лис? Что с Кушиной и ребенком?! Да очнись ты, твою мать, ты все-таки Хокаге! Сейчас не время впадать в истерику!       Намикадзе поднял глаза на склонившуюся старуху Кохару и тяжело сглотнул.       – Кушина… мертва. Мы запечатали Лиса в нашем сыне.       – Запечатали? Полностью?!       – Да.       Пожилая женщина отшатнулась, с отвращением глядя на сверток в руках Хокаге.       – Что вы наделали… Что, Ками-сама, вы наделали?!! Минато!       – Наруто, - Хокаге аккуратно поправил грязное одеяльце, в которое был завернут ребенок. – Я назову его Наруто.       – Ты должен его убить! Немедленно! Это твой долг!       – Что..! – Минато вскинулся. – Это мой сын!       – Это больше не твой сын! Это монстр! Джинчурики!       – Моя жена была джинчурики! – голубые глаза наполнились болью и яростью.       – Твоя жена…       – Успокойся, Кохару. И ты тоже, Минато, – спорщики не услышали, как приблизились Хирузен Сарутоби и Хомура Митокадо. – Старейшина права.       Минато дернулся и в ужасе посмотрел на своего учителя.       – И вы… Почему?! Вы ведь знали о моих планах и были согласны с ними!       – Был, – Хирузен присел рядом с молодым человеком. – Я был согласен с тобой, Минато, но ни в одном из наших планов не значилось, что Девятихвостый будет запечатан полностью в одном человеке. Послушай… выслушай меня, не перебивая! Минато, ты не хуже меня знаешь, что биджу не запечатывают в новорожденных. У них слишком слабы каналы чакры, они не могут удержать в себе такую мощь, их мозг начинает разрушаться и подчиняться воле демонов. Это уже не твой сын.       – Но в Суне…       – Да, наши источники докладывали, что год назад в Суне однохвостый был запечатан в новорожденном сыне Кадзекаге. Но точно также нам известно, что ребенок взрослеет слишком быстро, и его сила чересчур агрессивна. Он уже убил пятерых, а ведь еще толком не умеет ходить.       – У него есть сознание.       – Сознание человека или демона? Никто не знает ответа на этот вопрос, даже сам Кадзекаге.       – Это мой сын, – Минато упрямо тряхнул головой и посмотрел в голубые глаза ребенка. – Учитель, я чувствую, что это все еще мой сын, просто поверьте мне! Я смогу доказать вам, я воспитаю его достойным человеком, сильным шиноби, я смогу…       – Не ты, – резко оборвал Хомура. Сарутоби и Кохару удивленно посмотрели на второго Старейшину. – Даже если мы позволим этому ребенку жить, его воспитанием займешься не ты.       – Почему, черт возьми?!       – Возьми себя в руки, Минато. Ты – Хокаге. Принимая этот пост, ты клялся, что будешь защищать деревню до последнего вздоха. Клялся оберегать каждого жителя, забыв о своих интересах. И сейчас пришла пора исполнить клятву.       – Мой сын…       – Будет расти в приюте. Если он человек, если в нем осталось хоть что-то человеческое, он справится. Если же нет, ты исполнишь свой долг до конца. Ты Хокаге, Минато, и ты нужен нашей деревне. Мы отпустили в свое время Хирузена с поста, но он был стар. Ты молод и силен, ты сильнейший шиноби нашей деревни, и ты не имеешь никакого морального права сейчас бросить всех нас. Я поверю тебе, Минато, поверю, что в этом ребенке еще есть человеческий разум, и демон не поглотил его, но вам обоим придется оправдать это доверие.       – Почему приют? – голос Хокаге звучал глухо и обреченно. – Почему я сам не могу заняться его воспитанием?       – Лис хитер, мальчик, а мы все живем в центре деревни. Не стоит давать ему возможность уничтожить Коноху одним ударом. Не стоит тебе привязываться к ребенку: твоя рука не должна дрогнуть, если сейчас произошла ошибка. Мы объявим, что твой ребенок погиб, а джинчурики стал сирота из Узушиогакуре – Узумаки Наруто. Нам поверят – сироты из разрушенной деревни до сих пор появляются во всех концах мира, а Узумаки – лучшие кандидаты в джинчурики, благодаря особенностям их чакры. Ты не сможешь видеться с ним, общаться с ним, навещать его. Никто не должен узнать правды о сегодняшней ночи. Никто не должен знать, что именно руководство деревни позволило произойти сегодняшнему кошмару и сознательно допускает его повторение. Конохе не нужна смута.       – Я присмотрю, - сухая, старческая рука Хирузена опустилась на плечо молодого отца. – Если ты веришь, что это все еще твой сын, а не монстр, я присмотрю за ним, Минато. Он не будет полностью одинок.       – Я никогда… - Хокаге сглотнул и силой воли прогнал предательские слезы. – Я никогда не смогу рассказать ему правду? Не смогу рассказать ни о себе, ни о Кушине? О том, как мы любили его, как ждали, как мечтали жить все вместе?       – Не думаю, что нужны настолько суровые меры, – Кохару тяжело вздохнула и подошла ближе. – Скажем, экзамен на генина? Если твой сын доживет до этого возраста и сдаст экзамен на генина, никому не навредив за это время и не нарушив печать, мы сможем поверить, что демон надежно заперт в нем, и мальчик не представляет угрозы. Но не раньше. Ты согласен, Минато?       Мужчина еще раз посмотрел в глаза окружающих его людей. Или приют, или смерть – у него не было выхода. Он понимал их, понимал, что и сам, как Хокаге, должен рассуждать точно также, думать о благе всей деревни, но, черт возьми, это же его сын! Минато аккуратно поцеловал ребенка в лоб и передал на руки Хирузену. Ему нужно было много сделать: оценить масштабы разрушения в деревне, похоронить погибших шиноби и жену, найти слова утешения для родственников.

***

      Маленький черноволосый мальчик сидел на татами в свой комнате и пытался свыкнуться с мыслью, что его маленькая сестра – слепая, а родители – чудовища. Мысль казалась скользкой, омерзительно вязкой и до тошноты правдивой. Не будет совместных игр и тренировок, о которых он так мечтал. Не будет детского смеха и ярких игрушек. Он не научится заплетать сестре косички и никогда не выберет ей праздничное кимоно к Ханами.       Тихо стучит тсукубаи* в саду, ветер гоняет осенние листья по опустевшему саду. В нем не поставят качели. Нет смысла: Итачи для них слишком взрослый, а Саске сегодня уезжает. Навсегда. В приют. Потому что «в главной ветке клана не может родиться слепой ребенок. Нам не нужен этот позор!». Итачи сглатывает вязкую слюну и смотрит на фотографию, где он держит маленький сверток в руках. Единственное, что у него останется от Саске.       Мальчик как наяву слышал строгий, не терпящий возражений голос отца, тихий всхлип матери, даже не пытающейся ему перечить, и никак не мог поверить, что весь этот ужас происходит в его семье. Когда Итачи попытался перечить, он лишь получил хлесткую пощечину и выговор – шиноби себя так не ведут. Учиха – клан шиноби. Им не нужна слепая обуза.       Итачи шесть лет, и он пока не видит выхода, кроме как стиснуть зубы и терпеть. Постараться быстрее закончить академию, начать зарабатывать, съехать из родительского дома и забрать сестру к себе. В глазах, созданных для убийства, начинает свой круг первое томоэ. *Тсукубаи - японски бамбуковый фонтанчик.