Котецкие истории

Эда нигде не было. Можно было бесконечно вглядываться в темноту перед собой, внутрь себя, убеждать себя в собственной невиновности. В том, что обстоятельства так сложились. Что если бы не было ссоры, Выграновский, фигурально выражаясь, был тем ещё бешеным псом и неизбежно потерял бы первую жизнь. Не в восемнадцать, так в девятнадцать. До обретения Хранителя оборотни быстро растут, время для них имеет даже больше значения. Так Эд успел сломать руку восемь раз, странно, что смерть при таком режиме была первой. Не всякий может такое и за сотню лет, а псу удалось всего за пару. Арсений прикрыл глаза. Прямо сейчас на кровати, под которой он лежал, спал Антон. Ни о чём не подозревая, сопел в прохладной темноте ночи. Слишком поглощённый учёбой и работой, он почти забыл про кота. Обычно возвращаясь после пар, он бросал вещи на кровать, умывался и бежал на кухню, чтобы стоя пообедать, переодеться в чистое и уехать на работу. Не донимал, но, бывало, садился напротив, словно найдя в бесконечной кутерьме своей яркой жизни несколько лишних минут, клал руку между ушей и смотрел. Есть выражение «в душу заглядывает». Так вот Шастун смотрел куда-то ещё глубже. Он как будто чувствовал, что Арсу плохо, и пытался поддержать. Но нет инструкций, как поддержать кота, потерявшего собаку. Арсений ухмыльнулся, и горячая слеза скользнула по виску, затекла в ухо. Стало щекотно. Он вытер рукой, но стало только хуже. Слёз стало больше, словно за первой, проложившей путь, потянулись и остальные, вытягивая из оборотня последние силы. Они стекали по лицу, затекали в уши, и от этого становилось смешно немного. На контрасте с той болью, которая не проходила, это казалось преступным. Он перевернулся набок, свернулся калачиком и беззвучно зарыдал. Обхватил собственные плечи, вцепился так, будто пытался удержать сам себя, закусил губу. Нельзя было издавать ни звука. Ни скулить, ни хлюпать носом, ничего. Если нужно будет перекинуться, он не сможет, и правда вскроется. Пока что вскрыться хотелось только Попову. *** Белые ночи не такие уж белые, если подумать. Арсений бежал по городским окраинам, обнюхивал углы домов, вонючие мусорные баки, жжёные урны и искрящиеся кварцевыми крупинками песочницы, аляписто растыканные на детских площадках. Он бывал на улицах, проспектах, площадях. Он стёр лапы в кровь и несколько дней патрулировал город в компании с разными псовыми, потому что уже не мог делать это в своей животной ипостаси. Мозоли просто не успевали зажить. Попов всмотрелся в тусклый горизонт. С неба сыпал очень мелкий дождь. Не дождь даже, морось. Рядом, прижавшись горячим боком, с чувством чесался некрупный чёрный пёс. Он выглядел как страшный сон грумера: шерсть отросла и свалялась, кое-где колтуны были выстрижены слишком близко к коже, и общий вид у пса был настолько запущенный, будто им никто никогда не занимался. Впрочем, в человеческом теле Михалыч выглядел не сильно лучше. Пропитый, он был одутловатым и недалёким. Почему вызвался помогать в поисках, казалось, не понимал даже он сам. — Ну что, — Арс несильно толкнул Михалыча ногой, к которой тот доверчиво прижимался, продолжая то ли гонять блох, то ли просто развлекаться, — пошли искать Эда? Пёс по понятным причинам ничего не ответил. Он поднялся и потрусил дальше, вдоль вытянутого серого здания. На окраинах архитектура крупнела, даже матерела скорее, становилась подозрительно однотипной и отвратительной. Как призрак былых времён. Это был довольно старый район, во дворах ещё можно было застать призраков коммунизма, всё сильнее вытесняемых матёрым, окрепшим капитализмом, но так бережно лелеянных в маленьких квартирках с коврами на стенах. Дома здесь становились больше, страшнее, неповоротливее. Совсем не то же самое, что в центре. Напрашивалось сравнение, но не такое, как сравнивать Мадонну Микеланджело и женщин Рембрандта. Тут скорее были сплошные чёрные квадраты Малевича, натыканные друг на друга, как будто одержимый школьник, ещё не разобравшись, сел играть в Майнкрафт. Арсений ухмыльнулся. Сравнение было забавным. Эду бы оно наверняка понравилось. Мимо снова потянулись одинаковые улицы, с одинаковым отсутствием результата. Захотелось выть. *** Поиски не давали ничего. Арсений, уставший после ночи, проведённой на ногах, едва тащился вслед за тянущим поводок догом. Огромный, как хтоническая тварь, Матвей был спокоен и собран. Он то и дело наклонялся, чтобы обнюхать землю или какой-то куст и иногда, совершенно не стесняясь, задирал ногу, чтобы ещё и пометить. Сначала Арса такое поведение немного смущало, но после первого десятка меток до него дошло — пёс делает это, чтобы другие оборотни не прочёсывали этот район. Силы у них ограничены, а искать предстоит на огромной территории. Он осмотрелся. Рассвет остался где-то очень далеко позади, красивый, розоватый, нежный. Сейчас мир выглядел таким же хмурым и помятым, как сам Арс. Подошёл Яков Адамович. Он не работал с ликантропами, занимаясь административными вопросами. Не то чтобы он недолюбливал собачьих, но было что-то исконно межвидовое во взаимоотношениях с ними. — Хочешь кофе? Попов уже открыл рот, чтобы спросить откуда в этой дыре Химбер собирается вытащить кофе, но его опередили. Рядом раздался низкий, басовитый голос Матвея. — Я точно не откажусь. Устал, — он широко зевнул, даже не пытаясь прикрыть хоть что-то, и потёр лицо ладонью, — как собака. Яков Адамович снял рюкзак, достал из него термос и, игнорируя факт тотального обнажения своего собеседника, протянул ему крышку, полную горьковатого напитка. — Арсений? — Я воздержусь. — Попов тактично отвернулся. Безусловно, оборотни привыкали не обращать внимания на наготу и игнорировали многие нормы приличия, связанные с прилюдным обнажением, но за то время, что Арс жил с Антоном, он успел отвыкнуть от этого и теперь испытывал лёгкий испанский стыд. Он повёл носом, но ничего нового не почувствовал. Эд как сквозь землю провалился. Со дня его смерти прошла уже неделя. Он должен быть где-то рядом. Крошечный, полуслепой, отчаянно нуждающийся в помощи, тепле и заботе. Как бы малодушно ни звучало, но Арсений был рад, что Выграновский умер в летнюю пору. Самому Арсу не всегда так везло. Он помнил каково это было, лежать под кучей мусора, смотреть на ноги редких прохожих, не в силах даже пискнуть. Он так ослаб к вечеру, что не мог издать ни звука. Просто лежал рядом с мусорными баками, почти полностью скрытый картонной коробкой, пахнущей куриной кровью и медленно вмерзал в асфальт. Он потряс головой, отгоняя непрошеные воспоминания, и повернулся к Якову. — Мы возвращаемся, Арс. Начнём завтра, но уже в другом направлении. Здесь ничего нет. У Попова ком подкатил к горлу. Они ещё не всё проверили. Не всё поле обошли. Но проверили весь чёртов город. Он даже не думал, что Санкт-Петербург настолько огромный. И это учитывая обострённый нюх оборотней и возможность общаться с многочисленными животными. Ни домашние, ни дикие, однако, не видели крошку добермана. Как будто свалился в кроличью нору и теперь никак не мог оттуда выбраться, потому что слишком мал и никак не мог достать ключик, лежащий на хрустальном столике рядом с бутылочкой, из которой он только что выпил. Жизнь всё сильнее напоминала абсурд, будто Кэрролл это не придумал, а сам когда-то попал в схожую ситуацию. Этого просто не могло быть. Эд должен был появиться чуть ли не на пороге Организации, умер же прямо в здании! Что могло пойти не так?! И тут Арс почувствовал, как спину обдало холодом. Мосты. Он поднял голову, уставился на уставшего Химбера. По Якову было видно, что это последняя ночь, когда он ищет Эда, последняя попытка. Обычно оборотней не разыскивали, они попадали в Организацию сами. То, что были развёрнуты поиски, наверняка было только для Арсения. Из желания помочь ему, снять чувство вины. — Эд не из Питера. — Слова давались тяжело, застревали в горле, царапали. — Он мог переродиться в родном городе? Может, он поэтому и не встретил Хранителя? Потому что Константин увёз его? Попова начало трясти. Он так не злился ни разу в жизни. Всё внутри, казалось, клокотало, а руки против воли сжимались в кулаки. Не будь ворон сейчас высоко в воздухе, Арсений вцепился бы ему в шею, он это чувствовал. Кости начало привычно ломать, тело стало горячим, дрожь охватила его с головы до стоп. Но впервые в жизни превращение не сделало его меньше. Он наоборот как будто прибавил в росте и в весе, хотя остальные симптомы были те же, что и обычно: зрение, слух и обоняние обострились, он покрылся шерстью. Но не потерял способность стоять на ногах. Арсений взвыл и по окрестностям разнёсся рык, вроде тигриного. Это была третья ипостась, самое страшное, самое сильное существо, апогей мощи. Арс сам не верил, что смог обуздать зверя, смог совладать с ним настолько, что вызвал превращение. Он осмотрел своё мощное антропоморфное тело, оглядел окрестности с высоты роста, превосходящего его собственный, и потерял сознание. * Комната в сумерках легко угадывалась. Это была та часть лазарета, в которой детей закрывали на карантин. Две узкие койки, маленькая комната, в одном её конце дверь, в другом окно. Стены, выкрашенные в травянисто-зелёный, сейчас казались серыми. Плотные шторы были закрыты, не пропуская бледный свет питерского солнца. У Арсения раскалывалась голова, а тело ощущалось чужим и уставшим. Казалось, что он собственноручно разобрал по частям и куда-то перенёс Титаник, не меньше. Прикладываясь головой на поворотах. Оборотень поморщился, но всё-таки заставил себя сесть. Потёр лицо рукой и кое-как поднялся. Голова закружилась, но он смог устоять на ногах, схватившись за прохладный гладкий борт кровати. На оборотне были мягкие пижамные штаны и растянутая футболка. Вещи пахли стиральным порошком и кондиционером с ромашкой. Он подошёл к двери и пару раз стукнул по ней. Выходить самостоятельно, учитывая, что его закрыли в карантин, казалось нецелесообразным. Вдруг он заразен. Дверь резко открылась. Константин смотрел на него со смесью сочувствия и страха. Чего мудрый ворон мог опасаться, Попов не стал даже предполагать. Константин шагнул внутрь, приложил руку ко лбу, ощупал миндалины, посветил в глаза по очереди фонариком и отошёл. — Твоя одежда превратилась в лохмотья, её пришлось выбросить. Я дам тебе новую. Что ты помнишь? И что ты думаешь об этом? Очень захотелось спросить о чём об этом, а потом его накрыло воспоминаниями. Он вспомнил боль и горячку превращения. Вспомнил, как вытянулось лицо, став кошачьей мордой. Как вытянулись руки и ноги, как на них выросли когти. Как он сам стал сплошным ночным кошмаром, идеальным хищником. Третья ипостась взяла над ним верх, злость была такой сильной, что он готовился убивать. Арсений посмотрел на Константина и мотнул головой. Говорить с ним не было ни малейшего желания. Он хотел его убить. * Он сполз в кресле и полулёжа смотрел на Якова Адамовича. Тот, кто казался идеальным, непогрешимым, несколько утратил было великолепие, и окружающая его дымка почти-святости рассеялась. Теперь это был просто импозантный мужчина чуть за сорок, с нелепо огромным носом и парой седых прядей на висках. Он смотрел в окно полуприкрыв глаза, подставляя свой профиль под взгляд Арсения. — Ты собирался сказать Эду, что он не найдёт Хранителя здесь? А мне, что я могу не найти его больше? Он может быть за тысячи километров. Зачем мы стирали в кровь лапы, обыскивая трущобы и заброшенные дома? Химбер вздохнул. Сейчас он казался хрупким, как пепел книжной страницы. На нём ещё угадывался привычный текст, хоть и слабо, но стоило коснуться, и то, что осталось, рассыпалось бы прахом, испачкав пальцы. Арс пальцы пачкать не хотел, поэтому только смотрел и почти не дышал. — Мне кажется, ты упускаешь один важный момент, Арсений. Мы не просто люди и привычные законы этого мира действуют для нас не так, как для остальных. Магия, провидение, называй как тебе нравится, прогнёт реальность. Сделает возможным невозможное. Взять хотя бы тебя. Антон ведь из Воронежа, а ты родился и вырос в Петербурге. — Яков Адамович приподнял уголки губ в улыбке. Арс почувствовал, как вытянулось от удивления лицо. А ведь так и есть. И Антон переехал сюда не в то время, когда Арс родился, он сделал это позже. Сейчас Шастуну двадцать четыре, когда Попов родился, ему было лет семнадцать. От мыслей о неуклюжем и молодом Антоне, с вьющимися светлыми волосами и почти прозрачными глазами, сладко заныло в груди. Арсений моргнул пару раз, прогоняя непрошеные мысли, и, насупившись, уставился на Химбера. Сейчас он подрастерял серьёзность взрослого, которым являлся, и вёл себя как подросток, вот-вот готовый перешагнуть порог совершеннолетия. — Антон был здесь с экскурсией, когда ты родился. А потом, влекомый зовом, переехал. Поэтому и Хранительница Эда может не жить в Великих Мостах. А вот он сам должен был переродиться где-то неподалёку. Для выживания критично важно оказаться в знакомом месте, среди тех, кто сможет позаботиться. Арс так сильно охуевал от происходящего, что слова до него доходили как будто с запозданием. И то, что Химбер сказал о Хранительнице Эда, значит, знал кто она, но не говорил ни коту, ни псу. Что за игры он вёл? Стало не по себе. Попов сел нормально. Всё желание вести себя как отвергнутый обществом подросток улетучилось. — Спасибо за всё, я пойду, пожалуй. Уже утро, Антон может меня хватиться. Яков Адамович кивнул. Он не стал больше ничего говорить, и Арс вышел из кабинета. Впервые ему тоже было нечего сказать. Обычно самая первая жизнь, если она достаточно долгая, полна открытий, разочарований, и именно тогда формируется большая часть связей. Просто потому что оборотень, вступая в мир, знакомится с ним. Но Попов прямо сейчас ощущал себя так же, как в первую жизнь. Как будто не было ничего, не было опыта, оставшегося в прошлом, душевных разговоров в утренних сумерках, ничего. Он влюблялся, злился и познавал мир как впервые. Слева истерически заорал автомобильный сигнал, Арсений отпрыгнул на инстинктах и увидел, что светофор с другой стороны дороги осуждающе смотрит красным глазом. Задумался и даже не заметил. Стало чуточку стыдно. Нельзя так сильно уходить в себя, дома его ждёт Хранитель. Ради Антона нужно держаться. Да и если он сам попадёт в больницу, кто найдёт Эда? Арс дошёл до дома знакомыми переулками. Летнее утро радовало сухой погодой и тёплым ветром. Повсюду одуряюще пахла сирень, с цветников, подняв жёлтые головки, на него смотрели нарциссы, а поодаль распустились яркие маки. Красные, крупные цветы чуть покачивались на тонких стеблях. Оборотень задержал на них взгляд ненадолго, потом тряхнул головой и пошёл в подъезд. Есть хотелось неимоверно. *** Арсений сидел на подоконнике и пялился на улицу. Ему хотелось выпрыгнуть в окно и уйти в Организацию. Бросить всё прямо сейчас. Ладонь хранителя, большая, тёплая и вечновлажная, легла на макушку. Антон пристроил тощие кости рядом, продолжая нехитро ласкать кота. Арс из вежливости прикрыл глаза, имитируя удовольствие. Сосредоточиться на Шастуне было трудно. От него пахло Виктором, он чаще говорил о нём, причём с какой-то затаённой нежностью. А мальчишке Арсению почти перестал писать. В этом была доля вины самого Арса: застряв с поисками, он не успевал совмещать две жизни и на какое-то время выпал из инфополя Шастуна. Но само то, что и как Антон говорил про Витю, то, что он оставался у него иногда на ночь, а то и на пару дней, заставляло сердце биться чаще. Казалось, что это не просто дружба, а что-то большее, но Арсений гнал от себя эти мысли. Антон не маленький и мог попросту устать от семейной идиллии, которую в квартире развели Позовы и попросту сбегал в холостяцкую берлогу Щеткова. Сам Попов тоже сбежал бы куда-нибудь на несколько дней. Туда, где можно просто побыть собой, походить по квартире на двух ногах, посмотреть по телеку, то, что хочется, а не то, что Катя включит. Нет, Арсений не имел ничего против «Содержанок», но хотелось бы разбавлять их хотя бы фигурным катанием и стендапом. Мир качнулся, окно дёрнулось навстречу, а уже через секунду он оказался надёжно зажат между грудью Антона и его рукой, согнутой в локте. Человек погладил кота по бритому животу, фыркнул довольно и потащился в свою комнату, унося Арсения от привычного пейзажа. Общаться с Шастуном не тянуло. Арсений продолжал винить во всём произошедшем себя. Он прищурился, делая вид, что почёсывания ему нравятся. А потом сам не заметил, как соскользнул в сон. Полный обрывочных образов, полный самых настоящих судорог, удушающих видений, не позволяющих проснуться. *** Арсений устал. У него разболелась нога — вчера, выискивая Эда, он наступил на какой-то железный прут, торчащий из земли, пробил подошву кроссовка и проткнул ногу, так что теперь прихрамывал. Он понимал, что все усилия, скорее всего, напрасны, но остановиться не мог. Чувствовал, что они близко. Или просто обманывал себя, заглушая чувство вины. Как ни убеждай себя в собственной невиновности, совесть не принимает никаких апелляций, если речь заходит о дорогом человеке. Арсений всмотрелся вдаль, но ничего не смог разобрать. Вроде бы там какие-то постройки, но человеческое зрение уступало кошачьему, так что не было смысла пытаться разглядеть. Поводок дёрнулся, натянулся в руке и замер гитарной струной, чуть вибрируя. Матвей обнюхал какую-то деревяшку. Серая, со следами выцветшей краски, раньше она была, наверное, куском забора или лавки. Они стояли посреди поля, во все стороны тянулся безрадостный пейзаж. Рядом не было ни тропинок, ни дорог, ничего. Арсений не представлял кому могла понадобиться лавка посреди нихуя. Дог взвыл. Звук был такой мощный, что Попов перестал дышать. Вой ощущался внутри за грудиной. Он проникал под кожу, как радиация, тревожил органы, вынуждая их мелко вибрировать. Желудок на такое отозвался спазмом, но Арс удержал остатки позднего ужина внутри. От волнения закружилась голова — они напали на след. Пёс бежал куда быстрее, чем раненый Попов, поэтому Арс отстегнул поводок, позволяя Матвею вести себя. Дог делал большие отрывистые прыжки, иногда останавливаясь, чтобы обнюхать землю или куст, или ещё какую выступающую из земли хренотень. В сумерках всё выглядело примерно одинаково. Во время таких небольших остановок, Арсению удавалось сократить дистанцию, но не догнать пса. Он берёг дыхание, поэтому бежал молча, чувствуя как в кроссовке липко от крови. Даже регенерация оборотней не могла заживить колотую рану так быстро, как хотелось бы. Но боль была наименьшей из проблем. Время работало против них. Матвею следовало вернуться в организацию, а Попову домой. В конце концов, об этой вылазке не знал даже Яков. Прямого запрета на поиски Эда не было, чем Арсений и воспользовался, предложив Матвею деньги. Сумма была не такой уж большой, но у Попова не было и её — он планировал продать телефон, а остальное заработать. Арс споткнулся, упал на руки, оцарапав ладони, но поднялся и, отряхнувшись, побежал дальше. Они удалялись от города, обратный путь становился длиннее и дольше. По прикидкам Арсения сейчас было часа три или четыре, значит на то, чтобы вернуться у него есть пара часов. Впереди замаячили строения. Сначала Арс принял их за развалины, но стоило подойти ближе, стало понятно, что это просто забор или загон для выгула лошадей. Или как он там назывался. Попова не особо интересовали лошади. Он поравнялся с огромным догом, которого можно было оседлать как пони и замер. Матвей почему-то не двигался. Он стоял, словно окаменев и смотрел куда-то перед собой. Строго говоря, не было понятно даже видит он что-то или просто крепко задумался. Арсений проследил за его взглядом и тоже замер. В дверном проёме стоял долговязый парень, а на руках он держал щенка. Щенка добермана. У Попова всё внутри заледенело. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Нашли. Они сделали это, нашли Эда! Арс протянул руку, как будто всерьёз рассчитывая коснуться тёмного лба, невзирая на разделяющие их двадцать метров. — Вы кто такие? Я вас не звал, — крикнул с порога тот, кто держал Эда и Арсения как-то отпустило. Сердце болезненно забилось, как будто до этого замирало вместе со всем остальным организмом. — Мы друзья, — Попов понимал весь абсурд происходящего, но пока не понимал как эту ситуацию вырулить на нормальную. Легенду человеку не расскажешь, а пса как-то отнять надо. — Ага, и пришли договориться. Чёт я ощущаю себя королём Монтесумой, а вы подозрительно смахиваете на испанцев. Арсений на секунду подзавис. Он не был силён в мировой истории, но само сочетание наводило на мысли о кровавой бане. Матвей, до этого стоявший неподвижно, спокойно, но необратимо, как локомотив по рельсам, двинулся в сторону человека. — Отзови своего друга, иначе мы не поладим. — Щенок на руках парня проснулся и широко зевнул, продемонстрировав чёрное нёбо с розовым пятном посередине. А после сонно уставился на Арсения. Попов тяжело сглотнул. Если это Эд, то он узнает его и даст знать об этом. Но глаза щенка смотрели с безразличием. Мордочка оставалась сонной, а уши расслабленно висели. Смешные, не купированные, они выглядели нелепо. — Матвей, отойди, пожалуйста, — собственный голос показался хриплым и даже постаревшим как будто. Арсений шагнул ближе к догу и взял его за ошейник. Пусть человек думает, что они просто гуляли посреди поля ночью. Все же так делают. Даже песня есть, что-то там про пойдём с конём по полю вдвоём. Матвей размерами тянул на крупного пони. — Матвей значит? А меня зовут Вася. Это Арсений, — он прижал крошку добермана чуть сильнее и поцеловал в затылок. У Попова сжалось сердце. Он понимал, что другой человек не даст Эду его же имя, но почему-то с другим именем щенок вдруг показался совсем чужим. И ведь сюда они пришли только потому, что Матвей учуял что-то. Эд мог быть здесь, а не оставаться. Могло произойти что угодно вообще. Арсений почувствовал как резко слабеет. Как будто вся внутренняя сила, которая в нём была раньше, на которой он так долго держался, разом куда-то исчезла, вытекла, как вода, оставив только пустую оболочку, сейчас безразлично смотрящую на мужчину со щенком на руках. — Меня тоже Арсений, — он посмотрел на человека и дёрнул ошейник дога сильнее, чем планировал. — Мы тут искали кое-кого, щенка. Вроде того, что у тебя. Недавно местная собака ощенилась? — Нет, я нашёл его в яслях. Прям почти библейский сюжет. У нас кобылица родила, я пошёл проведать её и нашёл щенка. Он лежал между ней и жеребёнком и сосал молоко. Так что они с Юлием теперь молочные братья. Арс нахмурился, а Матвей заметно напрягся. Мышцы рельефно проступили под графитовой кожей. — Нашёл? А где же его мать? — Арс и без этого странного Васи догадывался где сейчас может быть мать Эда, но нужно было понять, что известно человеку. Если он ни о чём не догадывается, щенка можно было и отнять. Пока они искали, Арсений не задумывался над тем, что будет делать, когда найдёт. А сейчас вдруг понял, что он готов драться, готов пойти на преступление, возможно даже убить, лишь бы вернуть Выграновского себе. То есть в Организацию. — Не знаю, но думаю далеко отсюда. Он же оборотень, а жизнь, как я понимаю, не первая. — Вася посмотрел на Арсения так спокойно, как будто знал, что Попов не станет смеяться и крутить пальцем у виска. Сердце забилось чаще, а подмышки стали неприятно влажными. Арс вытер ладони об ноги, как делал Шастун, когда волновался и посмотрел Василию прямо в глаза. — Оборотень? — Он постарался вложить в это слово немного здорового удивления, всё ещё рассчитывая понять насколько этот странный конюх разбирается в ситуации и не шутит ли он. — Арсений, не ломай комедию. Я сам из их числа и уж кота и пса могу почуять. Сеня перекидывается по ночам в ребёнка. Удивляюсь, что сегодня не стал. Да и вы с Матвеем, думаю, не просто так оказались далеко от города, посреди ночи. Ты искал его? Зачем тебе мой Сеня? — Его зовут Эд и я знаю его, — Попов передёрнул плечами. Эта форма имени раздражала аж до зубовного скрежета. — Мы познакомились в Организации. Эд мой друг. Вася несколько долгих секунд смотрел на него не отрываясь. Он ничего не говорил, ничего не делал и даже не моргал. Под этим взглядом становилось не по себе. А потом, просто пожав плечами, он жестом позвал их следовать за собой и скрылся в полутёмных коридорах конюшни. Матвей обернулся, превратившись в высокого, худощавого парня с бородой и усами и двинулся следом. Они прошли в небольшую захламлённую кухню. Вася стоял у электрической плитки, а Эда он положил в ворох каких-то тряпок, на краю стола, у стены. Щенок лежал, положив голову на передние лапы и с любопытством наблюдал за происходящим. — Чай зелёный или чёрный? — Чёрный. — Зелёный, пожалуйста. Вася фыркнул что-то про то, какие все привереды и какой же он дальновидный, что не пользуется заварочником и поставил перед гостями две эмалированные кружки с кипятком. Потом положил рядом по пакетику чая, а сам, усевшись с противоположного от стены края, уставился на них. — Значит, ты пришёл, чтобы забрать Сеню, да? — Эда. Его зовут Эдуард Выграновский. Я не думал, что кто-то его найдёт, поэтому искал сам. Боялся, что он попадёт в беду или умрёт. Вася смотрел в ответ молча. Он не налил себе ничего, руки у него были пустыми. Невероятно тощий, он был выше Арсения и, наверное, выше Антона. В левом ухе у него поблёскивало серебряное кольцо. — Не уверен, что я хочу тебе его отдавать, — Вася говорил это с такой интонацией, как будто они решали что сегодня на обед будет: картошка или всё-таки суп. Арсений почувствовал, как кровь закипает. Ощущение было уже знакомым, разбудив третью ипостась, он знал как происходит превращение и попытался успокоиться. — Я не жду, что ты мне отдашь его на блюдечке с голубой каёмочкой. Просто хочу знать, что с Эдом всё в порядке. И навещать его иногда. По ночам. — Ты прям как демон Врубеля сейчас. Насупился, смотришь на меня устало. Арсений, я не монстр какой, приезжай, если надо. Не уверен, что Сеня тебя помнит, что-то не похоже, но приезжай. И ты не думал, что мой Арсенька не твой оборотень? Каких только совпадений не бывает. Рядом оглушительно чихнул Матвей. Попов успел позабыть о его существовании и был рад, что оказался здесь не в одиночестве. — Твоя теория неплоха, но если это не мой Эд, то он здесь точно был. Мы искали по запаху. А от этого парня пахнет Выграновским. Ты же тоже оборотень, сам знаешь каково это. Василий выразительно поднял бровь. Посмотрел несколько долгих секунд в глаза Попову, а после подтянул к себе ворох полотенец, взял щенка на руки и уткнулся в горячий собачий затылок, остро пахнущий молоком и соломой и совсем чуть-чуть самим щенком. Протянул руку, забрал у Арсения футболку Эда, которую они использовали в качестве ориентира и брезгливо обнюхал ворот. Протянул вещь обратно. По его лицу было очевидно, что запах тот же. Уловка не удалась. — Я конь, так что чувствую запахи не так остро, как твой друг, но ты прав. Это тот же самый оборотень. Поздравляю, вы нашли его. А теперь я попрошу вас уйти. Мне нужно подумать. Арсений поднялся, посмотрел на Эда и пошёл к выходу. То, что градус дружелюбия резко снизился его не удивило. Он чувствовал, что Скруджи ничего не угрожает, поэтому решил пока не рубить с плеча. Подраться они всегда успеют. * До города они добрались уже ранним утром. Вернуться в конюшню можно было на электричке или на такси, но взять машину они не догадались. Просто молча брели в сумерках белой ночи. Арс сам не понимал что думает и что стоит сделать. На него навалилось ватное отупение. Усталость сплавилась с облегчением от осознания, что Эд не только жив, но ещё и в безопасности. Ему тепло и сытно. Всё это не придавало сил, а скорее прижимало к земле. Хотелось лечь и отдохнуть, дать себе хотя бы пять минут, после которых он не смог бы уже подняться. Наверное есть такое явление, как смерть от облегчения. Арс точно не знал, но чувствовал, что она ближе, чем кажется. Пришёл он усталый, но спокойный. Эд нашёлся, он не живёт в канаве, питаясь падалью и запивая это дождевой водой. Рядом с ним оборотень, а это куда безопаснее, чем общество человека. Арсений спрятал вещи на чердаке, вернулся в квартиру и упал рядом с кроватью, не чуя от усталости ног. Сквозь сон он почувствовал как Антон ощупал его ногой, ища тапок, но не проснулся. Получается успел вернуться прямо вовремя. — Граф, твою мать, слезай. — Антон потыкал его ногой, вынуждая подвинуться, но сил не было даже, чтобы открыть глаза, так что человеку пришлось вытаскивать тапки прямо из-под тяжёлой котячьей туши. Он что-то ворчал о в край оборзевших питомцах и несчастных хозяевах, страдающих от пушистого террора, но Арсений уже не слышал. Он провалился в сон. Ему снилась погоня, безумные какие-то псы, с горящими глазами и пеной на губах. Они были одновременно похожи на Матвея и не похожи совсем. Арсений убегал от них, петлял, путал следы, но всё равно слышал за спиной их вой и тяжёлое дыхание. Куда бежал он не знал сам, просто пытался не умереть. Страх был таким сильным, каким он бывает только во сне. Наконец, очнувшись около четырёх, он выпил миску воды, навернул грамм сто сухого корма и вытребовал у Димы ещё и паштета. А после, с чувством выполненного долга, кое-как взгромоздился на подоконник, чтобы осоловело посмотреть на птичек. С седьмого этажа пернатых видно было слабо, но Попова это не волновало. Впервые за долгое время он чувствовал себя спокойно. Даже несмотря на сон, который, казалось, забрал последние силы, вместо того, чтобы их восстановить. Полный желудок давил на лёгкие, мешая глубоко дышать, так что оставалось только смотреть вперёд и не двигаться, ожидая пока еда провалится глубже. *** В следующий раз в конюшню он отправился уже один. Дождался когда в доме все заснут, выбрался и побежал в сторону станции. Электрички уже не ходили, но бежать рядом с рельсами было проще, чем продираться через пустырь, покрытый сухостоем и травой до пояса. Когда Арс, запыхавшийся и усталый, прибежал к конюшне, он сам не поверил тому, что увидел: в загоне для лошадей лежал младенец. Пухлый ребёнок со светлой кожей и островком тёмных волос на бледной макушке. Он болтал в воздухе ручками и, улыбался, надувая слюнявые пузыри. Видеть Эда без татуировок было странно. Где-то в глубине сознания Попов понимал, что Выграновский с ними не родился, но на принятие этого факта всё ещё требовалось время. Прямо над ребёнком, склонив огромную голову, стоял конь. По мнению Арса даже не конь, а КОНИНА. Огромное животное терпеливо сносило пытки крошечными пальчиками. Младенец совал их коню в нос и принимался весело хохотать если удавалось попасть в ноздрю. Всё это Арсений успел увидеть за долю секунды, потому что сам не заметил, как перемахнул через забор, подхватил ребёнка с пелёнки, на которой тот лежал, и рванул прочь, прижимая его к груди. Вот не зря он опасался оставлять Эда в конюшне с этим полоумным, бросил ребёнка с конём. А если животное на него наступит? Сердце колотилось так, что бедного Скруджи, наверное, подбрасывало. Но младенец, против ожиданий, не заорал, краснея и проливая слёзы, а молча ткнулся в ворот потной футболки и затих. — Слышь ты, детевор, а ну стой. — Голос того самого Василия, которого Арсений был готов порвать пополам, прозвучал как-то слишком уж близко. Значит этот больной ублюдок был неподалёку и наблюдал. Извращенец. От злости Попов покраснел ещё сильнее, всерьёз рискуя упасть в обморок, резко развернулся и уже открыл рот, чтобы вывалить на Василия гневную тираду размером с Луну, да так и остался проветриваться. Василий стоял перед ним голый и всклокоченный, в паре метров и смотрел волком. — Я, может и детевор, — выплюнул Арсений. От неожиданности он аж в себя пришёл немного. Впрочем, потрясений было явно слишком для одного вечера и одного оборотня. — А ты, слов не могу подобрать. Ты оставил его с конём! Псих, конченый. — Ничего не смущает?! — Шёпотом прикрикнул Вася и обвёл всего себя рукой, как бы предлагая к осмотру. Он был худой, с характерным деревенским загаром: хорошо виднелась синеватая бледность прикрытого обычно майкой тела, чуть темнее были участки, которые защищала футболка, а руки и ноги ниже коленей имели пленительный шоколадный оттенок, легко различимый даже ночью. Такого ни в каком солярии не добьёшься. — Да меня всё смущает! — тихонько рявкнул Арс и тут до него дошло. Кроме очевидного отсутствия одежды на конюхе, было несколько менее очевидно полнейшее отсутствие коня в загоне. Попов почувствовал себя странно. Одновременно глупым, храбрым и униженным, что ли. Он прищурился, осмотрел Василия с ног до головы и, теряя остатки самообладания, потащился к хозяйственному блоку, заменявшему, судя по всему, конюху квартиру. Стоило остыть. Им ещё Эда как-то растить надо. Вася зашёл следом, уже в шортах. Выгоревшие, они теперь были цвета пустыни, хотя изначально наверняка годились для проведения спецопераций в лесу. Конь прошёлся нервно, потряс головой, на манер того, как это делают лошади и щёлкнул кнопкой электрического чайника. — Успокоился? — Отнимать младенца он не спешил, но поглядывал с ревностью. — Не сказал бы. Не думал, что можешь его раздавить случайно? Ты огромный, Вася. И не котик совсем, у тебя копыта, а весишь ты, наверное, как средняя легковушка. — Как поллегковушки, — буркнул конь, но отпираться не стал. — Не раздавил бы. Я умею обращаться с маленькими. Арсений привык ко мне. Он поначалу плохо спал, так что я стал приходить к нему в ясли и ложиться рядом. Пригревшись, он вырубался моментально. Вот и потянулось. Он замолчал, глядя на младенца. Щекастое личико Скруджи расслабилось, а пухлые губы блестели от слюны. Он причмокивал ими во сне. Длинные ресницы отбрасывали тени на румяные щёки и, глядя на него, невозможно было даже предположить, что вырастет Эд в жилистого, забитого от макушки до кончиков пальцев сквернослова. Арс не удержался и поцеловал его в лоб. Младенец проснулся, скривил капризно личико и стал противно кряхтеть, постепенно подмешивая к этому звуку ещё и всхлипы. — Хоть побрился бы, — бросил Вася и забрал ребёнка. А после сморщил нос. — Хотя не в тебе дело. Сеня обделался просто. Хочешь перепеленать? Папаша. Арсению пеленать добермана не хотелось, но и отворачиваться от друга, попавшего в щекотливое положение казалось странным. Так что он героически взялся за мытьё и пеленание. Но, стоило сменить памперс, Эд перекинулся и, чудом не навернувшись с дивана, умчался грызть угол подушки. Подгузник бесполезной сморщенной тряпкой свалился к ногам Арсения. — Кстати, если хочешь, можешь вкинуть денег в копилку на памперсы. Я беру небольшие пачки, потому что растёт быстро, но это вовсе не значит, что они ничего не стоят. Так зачем ты пришёл ко мне? Хочешь отнять его? — Что ты заладил, отнять, да отнять. Я беспокоюсь об Эде. Мы друзья, он жил в Организации, там его другие друзья, наставники, там те, кто может о нём позаботится. — А я не могу, выходит? — Да что ты опять за своё? Зачем тебе тут младенец? Да ещё и оборотень? Ты какой-то кармический долг закрываешь или что? С чего ты решил, что в Организации ему не будет лучше? Там врачи, круглосуточное наблюдение, чистые постели. А не приключения в загоне для лошадей, с риском для жизни. — Ты дело говоришь. И так, наверное, правда будет лучше, чем с Васькой-конокрадом. Арсений завис на секунду. Эд, весело взвизгивая разносил диванную подушку по ниточке, а парень напротив сидел, уставившись в стакан с мутной жижей, которая должна быть чаем. Судя по цвету и запаху, он налил кипяток в чашку, где до этого было молоко. — А ты конокрад? — Как-то совсем невпопад спросил Арсений. Почему-то такой вариант развития событий казался и странным, нелепым и интригующим. Он уже чувствовал, что отвоюет Эда, так что расслабился и был готов послушать истории приключений Васьки-конокрада. — А я похож? — Василий хохотнул и отпил из чашки. — Сам же знаешь, мне даже стараться не придётся, я могу половину окрестных коней увести, никто и глазом моргнуть не успеет. Но прозвище у меня появилось, как ни странно, по другой причине. Тут есть другая конюшня недалеко. Ею владеет конченый во всех смыслах дед. Я таких идиотов в жизни не встречал больше и, надеюсь, не встречу. Когда только приехал, то искал куда устроиться, зашёл к нему. Думал, что мужик просто странненький, как бывает, от возраста. Он поговорил со мной, что-то там уяснил для себя, но в целом, вроде остался доволен. Мы обсудили условия найма, мой опыт, а когда я протянул руку, чтобы скрепить пожатием договорённость, старикан увидел серёжку у меня в ухе и стал орать, что он мою бабку ебал, он конокрадов за версту чует и, если я сейчас же не съебусь с его конюшни, он отстрелит мне яйца. Эд заинтересованно поднял голову и уставился на человека. То ли слово знакомое услышал, то ли съеденный наполнитель стал весело щекотать в горле и ощущение требовало осмысления, Арсений не знал, но перебивать, чтобы это выяснить, тоже не стал. Ему было до странного любопытно чем же дело кончилось. А от пучка холофайбера пёс не умрёт. — Ну я не стерпел, хоть и не знаю свою бабку, да только кто этот хрен такой, чтобы утверждать, что он её сношал? Я и брякнул, что хер у меня конский, мол, давай меряться не будем, проиграешь. Видел бы ты как того деда подбросило. Я думал он прямо там к прадеду своему и отправится. Он покраснел весь, даже пятнами пошёл, хватанул, я тебе клянусь, настоящее ружьё и стал палить. Я думал не унесу оттуда себя живым. Но, к счастью, в ружье было всего два патрона, а стрелок из Михалыча ещё хуже, чем из меня. Он всадил оба заряда в потолок и только чудом не покалечился. А я прыгнул в кусты и бежал так быстро, как мог. С тех пор мы, по непонятным мне причинам, не больно-то ладим. Арс фыркнул. У этого конюха было странноватое чувство юмора, но безусловно приятное. Эдик, утомившись играми, уснул прямо на диване, так что Арсений взял его на руки, от греха подальше. Ещё упадёт и ушибётся. Выграновский и так был ушибленный, добавлять не хотелось. Не купированные уши щенка смотрелись странно и непривычно. Эдик напоминал щенка таксы, которому в небесной канцелярии, из-за бюрократической ошибки, выдали лапы на порядок длиннее, чем следовало, а он не стал подавать жалобу и оспаривать решение, просто развернулся и отправился прямиком в конюшню. За чаем Попов узнал почему Вася так упрямо называл Эда его именем. Оказалось, что это уже не первый найдёныш на его веку и конь, поняв, что перед ним оборотень, стал перебирать все имена, какие только мог придумать, пока не увидел отклика. Эдик поднял голову, и незряче уставился на него именно когда он назвал его Арсением. Так и повелось. Попов не стал рассказывать о том клубке болезненных отношений, который связывал его и Выграновского, ограничившись версией о противоестественной, но сильной дружбе между псом и котом. Они проболтали до самого утра. В окна сначала робко, а потом всё увереннее стал литься солнечный свет, Эдик, утомлённый играми, сладко сопел на коленях, а они всё разговаривали. Попов рассказывал о себе, о прошлом в Организации. О том, как там всё устроено и чем она может помочь не только неокрепшим щенкам и котятам, но даже вполне взрослым коням. Он с интересом слушал истории о лошадях и незатейливых приключениях конюха. Василий рассказывал о том, как он жил до переезда сюда, как пришёл к работе с лошадьми. Оказалось, что он получил ветеринарное образование, потому что очень рано нашёл своего хранителя. Это была какая-то глупая история про свадьбу в детском саду. Из сумбурного повествования Арсений понял только, что встретились дети у решётки и через неё же и поцеловались. В итоге его человек застрял между прутьев, потому что очень отчаянно тянулся, желая скрепить узы поцелуем. Всё получилось и узы скрепились. Даже крепче, чем хоть кто-то из них мог представить. Вася показался удивительно старым в этот момент. Он сидел, ссутулившись и обхватив себя за тощие плечи руками, и смотрел прямо, впрочем, ничего не видя. Кот понимал, что с Хранителем у того не задалось, но будучи уверенным в судьбоносности встречи, конь не мог повернуть свою историю в другое русло, продолжая нестись по течению, выбранному для него судьбой. Попов, как ни странно, ощущал себя не зажатым между каменистых или песчаных берегов, а скорее подхваченным подводным течением, где-то глубоко в океане. Вокруг было множество других течений, встречались водовороты и спокойные места, но он осознанно выбирал тот упругий поток, что был так хорошо знаком и так привычно ощущался под лапами. — Давай его хоть в плед завернём. Как бы не простудился. — Будто желая подтвердить собственные слова, Вася шмыгнул носом. Вот только простужен он не был. А поза и то, как он прятал взгляд, красноречиво намекали на то, насколько сложным был разговор, начавшийся так просто. * Арсений сам не понял как оказался на заднем сиденье такси с Эдом на руках. Машина, подскакивая на ухабах, уверенно катила к городу, из магнитолы доносилась какая-то навязчивая мелодия Мармеладзе, которая прилипала к мозгу ничуть не хуже той конфеты, про которую сделали мем. Водитель выглядел более чем обычно и говорил с сильным восточным акцентом. Он подтвердил адрес, окинул незаинтересованным взглядом Васю, их обоих и теперь молча вёл машину. Впрочем, о том, насколько они оба были необычными, дядя не знал и не должен был узнать. На очередной яме такси знатно подбросило. Так что у Арса челюсть лязгнула. Хорошо, что между зубов не попал язык, а то так и откусить недолго, а у него на эту часть тела были большие планы. Эдик под рукой стал ощущаться как-то иначе и Попов с ужасом понял, что его ломает превращение. В таких условиях оно грозило травмой, вполне вероятно несовместимой с жизнью. Но обошлось. В руках у Арсения оказался вполне бодрый, явно выспавшийся младенец, готовый играть. Попова пробил ледяной пот. Если дядька, сидящий за рулём, вдруг поймёт, что везёт не подростка и его щенка, а вполне себе похитителя малолетних, у них могут быть огромные проблемы. Он в ужасе осмотрелся и понял, что в город они уже въехали и, в целом, были даже не так уж далеко от места назначения. Но рисковать не хотелось, так что Арс попросил водителя остановиться и высадить их, сославшись на то, что его укачало. Таксист невозмутимо припарковался и Арсений вылетел из машины так быстро, как только позволяли законы земные. Он дождался когда таксист скроется из видимости и, перехватив голозадого младенца, кое-как перепеленал его. Эд сморщил крошечное лицо, явно не особенно впечатлённый талантами Арсения в этом нелёгком деле, пару раз, словно на пробу, хныкнул и, раскрыв огромные серые глаза, уставился в небо. Плакать он, судя по всему, резко передумал. Попову стало спокойнее. Орущий младенец привлёк бы куда больше внимания, чем спокойно сидящий на руках. Но о том, чтобы Скруджи спокойно сидел, оставалось только мечтать. У него вне всяких сомнений где-то сзади было припрятано шило и, судя по егозливому настырному ёрзанию, не одно. Он просто не позволял держать себя на руках, то и дело свешиваясь, то в одну, то в другую сторону. Голову он держал уже неплохо, но всё равно подобное поведение не вызывало ничего, кроме опасения. Арс перехватил его покрепче, кое-как зафиксировав рукой, крепко прижимая к левому боку и пошёл в сторону здания Организации. На улице было тепло, ветер мягко провёл тонкими пальцами по волосам, скользнул к затылку и пропал, растворившись во влажном воздухе. Над водой канала, зажатой гранитными берегами набережной, висел белёсый туман. Он надёжно скрывал тёмную ленту реки, словно боялся, что её потревожат раньше времени. Город просыпался. Редкие машины с шуршанием проезжали мимо, прохожие, чуть более энергичные, чем зомби на морозе, даже не смотрели в их сторону, а трамваи, казалось, ещё дремали, тащась по рельсам, движимые силой привычки и силой тока куда больше, чем иным чем-то. Арсений молчал. Он устал и наговорился за ночь, так что сейчас наслаждался тем, что собеседнику он, вроде как не особенно интересен. Выграновский вертел крупной головой, глазел на дома, ограду набережной, прохожих, на дома с другой стороны канала и даже на сонных чаек, парящих в воздухе. Ему всё было в новинку, судя по восторженным возгласам, периодически исторгаемым младенцем. Арсений передёрнул плечами. Детёныши животных ему были милее. Он даже малодушно обрадовался, что Антон парень и детей они физически завести не смогут. Человеческие дети пускали слюни, пукали и вообще удивительно медленно росли, оставаясь почти нежизнеспособными или очень слабыми. Слишком слабыми. Попов так крепко задумался, что не сразу понял, что тепло, разлившееся по животу и принявшееся медленно стекать в штаны, совсем не то, за что он изначально его принял. Эд, конечно, был очень тёплым и доверчиво прижимался к нему, но острый запах мочи развеял все сомнения. Его обоссали! — Эдя?! — Арсений был готов к чему угодно, но не к тому, что его предаст Скруджи. Ребёнок же, широко улыбнулся, показав розовые дёсны, без намёка на зубы и тут же заливисто засмеялся. Успокаивало только то, что сейчас Эд не совсем понимал, что происходит и действовал скорее на инстинктах, чем осознанно. — Ты, блин, ещё и ржёшь. Ну просто пиздец. Ой. На тротуаре, глядя прямо в душу, стояла какая-то высохшая старушка. Во всей её фигуре отчётливо читалось осуждение. Слышала ли она пламенную речь Арсения или нет, было не совсем понятно, но молодых обмоченных отцов она явно осуждала. Наверняка ещё и думала, что вот обколются своей марихуваной и ябут друг друга в жопы, но молчала. Он перехватил пса поудобнее и, чувствуя как уже совсем холодные капли стекают куда-то в кроссовки, пошёл быстрее. Не было смысла оттягивать позор. Да и Эд мог простудиться в мокрой пелёнке. * У входа стоял Матвей. Сухой и высокий, в какой-то старой кофте, потерявшей даже оттенок, с растянутым воротом, он курил, глядя в сторону горизонта. Самого горизонта видно не было, его загораживали дома. Пёс посмотрел на Арсения, потом медленно перевёл взгляд на Эда и ухмыльнулся. Он кивнул Арсению, не то приветствуя, не то выражая поддержку и восхищение его дипломатическими или иными навыками, позволившими забрать ребёнка. Попов тоже кивнул и толкнул дверь плечом. Он не был готов разговаривать ни с кем вообще. Несмотря на то, что Матвей немало, а скорее даже очень много, помог с поисками Скруджи, у них была чёткая договорённость, за эту непростую работу Арс должен был денег. Он ввалился в холл и замер, осматриваясь. За стойкой сидела девушка, сонно печатая что-то на компьютере. Она подняла взгляд и встала из-за стола, вышла им навстречу. Одетая в форму медсестры, она выполняла роль секретаря и доктора приёмного отделения одновременно. — Это Эд, Выграновский. Я нашёл его, — Арсений передал ей ребёнка, мягко выпутав его из мокрого пледа. Девушка, на бейджике которой значилось имя Вероника, подхватила младенца и ушла с ним в одну из боковых комнат, оставив Арса самостоятельно разбираться с одеждой. * Половину дня он проспал, а вторую рассказывал Константину и Якову Адамовичу потрясающую историю, чуть менее забавную, чем блядский цирк с конями, про освобождение Эда и его содержание на конюшне. Они задавали вопросы, качали головами и даже на карте попросили указать то место, где находилась конюшня. Удивительно, но ни один из них не стал упрекать его тем, что Арсений сразу не рассказал. Возможно, оба ощущали лёгкий укол вины за то, что бросили поиски. Хотя то, что он успел узнать о вороне, не предусматривало подобных эмоций, на скромный взгляд Попова. Наконец, вымотанный вопросами, он откланялся и пошёл в детскую. Эда вымыли, покормили и переодели в забавный костюм с лягушатами. На крошечных ножках были надеты такие же крошечные носочки зелёного цвета, неплохо сочетающиеся с костюмчиком. Ребёнок спал в одной из десяти обрешёченных кроваток. Чтобы не вывалился. В комнате стоял сладковатый запах жирного молока. Трое младенцев сопели почти синхронно. Но, стоило подойти, Скруджи открыл глаза и сонно уставился на Арса. Улыбнулся, потянул пухлую руку к нему, как будто всерьёз рассчитывая ухватить рослого друга за нос. Арсений протянул в ответ палец и тоже улыбнулся. Как бы там ни было, это Эд. Тот самый несносный мальчишка. Читающий рэп про сучек и пытающийся отбить его у Хранителя. Тот самый. Эдик осоловело, но с интересом уставился на палец, сжал его сильнее, словно проверяя собственные возможности. Во всём его образе вдруг отчётливо проступило что-то знакомое. Они и правда не ошиблись, это был Скруджи. Арсений мягко, но настойчиво освободил палец из хватки, погладил рукой круглую щёку, снова удивляясь тому, насколько горячая и мягкая у Эда кожа. Тот зажмурился и хихикнул, как будто ему было щекотно. Сейчас у Скруджи был выпуклый живот и ножки колесом со смешными коленками. Но всего через полгода он станет семилетним пацаном, который снова будет ломать руки и ноги, потому что характер у него не сахарный. Но в этот раз Арсений сможет за этим даже понаблюдать. Он склонился ниже, упёрся подбородком в перекладину решётки и стал мягко поглаживать Эда по носу мизинцем. Скруджи скосил глаза к переносице, скукурузил очень серьёзную физиономию и несколько долгих секунд наблюдал за непривычным действием. Убедившись, что нос ему никто отрывать не собирается, он расслабился. С заметным облегчением перевёл взгляд на лицо Попова и от души зевнул. Арс повторил за ним. Детская зевота оказалась ужасно заразной, аж слёзы выступили. Он простоял так довольно долго, пока ребёнок не заснул. Личико его совсем расслабилось и он засопел громче чем раньше. А всего через пару минут повернулся на бок, свернулся калачиком. Арсений подтянул одеяло, накрыв им крошечного ещё друга и тихонько вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь. * Вернулся он довольно поздно. Конечно, отсутствовать целый день было не лучшей идеей, но тело требовало отдыха после таких приключений, а одежда нуждалась в стирке и сушке. В организации ему предоставили кровать, еду, чистую одежду и стиральную машинку. Конечно, можно было уйти в другой одежде, а потом забрать свою, но Попов так вымотался, что лёг на кровать и уже не смог подняться. Он проспал до четырёх часов, встретился с Яковом Адамовичем и, коротко обсудив перспективы Эда, а также условия, на которых Матвей помог, Арс удалился. Старый оборотень пообещал взять на себя расходы на поиски щенка. Не то, чтобы щедрость не была ему к лицу, но общий образ уже пошёл рябью, как воды озера в ветреную погоду. Попову не нравилось то, что вся его жизнь теперь не была похожа на красивую, вылизанную диснеевскую адаптацию сказки. Она всё больше походила на реальные сюжеты, где Белоснежка ломает мачехе шею крышкой сундука, а детей Спящей красавицы съедают. Это требовало осмысления. Он дошёл до дома, забрался на чердак и медленно, задумчиво разделся. Здесь, в пыльном помещении, куда не заходили работники ЖКХ или кто там должен проверять состояние крыши, был ещё один его дом. Он вспомнил чердак Эда. Запах жжёных сигаретных фильтров, пыль. Матрас, лежащий прямо на полу, как будто так и должно быть. И стук крупных дождевых капель по жестяному скату крыши. Внутри появилось какое-то неприятное ощущение. Он знал, что Эдик вырастет точно таким же, каким был до этого, но чувство, как будто он потерял что-то навсегда всё равно не отступало. Арс разделся, аккуратно сложил вещи в ящик. Он был готов лечь прямо тут и умереть от смеси облегчения и горечи. По ощущениям, он совершил одновременно не меньше трёх подвигов Геракла и сейчас не был готов ни к чему вообще. Но тянуть и дальше не следовало, так что подхватив ключи от квартиры, Арс присел, приоткрыл дверь, ведущую с чердака в подъезд и выглянул наружу. Не стоило падать соседям на голову. И чуть не подавился зажатыми во рту ключами от квартиры — у двери квартиры стоял Шастун. И смотрел прямо на него. Попов почувствовал как стремительно седеет. Он медленно отошёл от двери, перекинулся, и, рискуя застрять когтями в дереве, со второй космической скоростью рванул на балку перекрытия. Дом был довольно старым и пыльных деревяшек тут хватало. А вот предметов, за которыми можно было бы спрятаться наоборот был дефицит. Даже коробки, в которых хранились его вещи, Попов возпёр сюда на собственной спине. Ох и наебался он в тот раз. От приятной ностальгии его отвлекла открывшаяся дверь. Она шлёпнулась на пол с характерным глухим звуком и явила обалдевшему от такой наглости Арсению, Антона Андреевича собственной длинноногой персоной. Человек залез на чердак, включил фонарик на телефоне и принялся осматриваться, явно пытаясь кого-то найти. Иллюзий на тему предмета интереса Шастуна Попов не питал и подобрался сильнее. Чёртова балка, на которую он взгромоздился, была слишком узкой, чего невозможно было сказать о заднице оборотня, то и дело свешивающейся то в одну, то в другую сторону и обещавшей стащить его с деревяшки, если он не подберётся ещё сильнее. От напряжения свело мышцы, а на лбу буквально выступил пот. Строго говоря, он выступил вообще по всему телу. От позорного падения спасали только когти и хвост, позволяющие кое-как держать баланс. Антон прошёлся по чердаку. Он делал это медленно, настороженно, как будто всерьёз ожидая, что его вот-вот кто-то схватит или откуда-то выпрыгнет с мачете наперевес. Бита, зажатая в потной ладони, едва ли могла составить подобному оружию конкуренцию, но явно предавала Антону уверенности в себе. Осветив все тёмные углы, Шаст направился к коробкам. С каждой секундой приближая риск развития обширного инфаркта у оборотня. Арс прикинул: он мог прямо сейчас почти беззвучно, что вряд ли, хоть и желательно, упасть на пол и свалить ко всем чертям; или мог затаиться в неудобной позе, раскорячившись как пушистая летучая мышь и ждать, пока человеку не наскучит и он не уйдёт, полагаясь лишь на удачу. Второй план, при всех его несовершенствах, выглядел куда более рабочим. Поэтому, снимая тонкие ленты стружки со старого дерева, Арсений замер. Балка была ещё и под наклоном, так что он медленно, но верно сползал вниз, влекомый силой тяжести и недавним поздним завтраком. Шастун пошёл к коробкам с вещами. Материться потянуло со страшной силой. Человек осмотрел их и открыл одну. Арсений почувствовал, как когти ему отказывают. Сердце грозило отказать уже давно, но держалось на чистом энтузиазме, а вот эти товарищи начали втягиваться, обещая быстрый лифтинг вниз, со страшным грохотом в итоге. Кое-как договорившись сам с собой, Арс обнаружил, что сидит на полу в полном одиночестве. Сколько прошло времени, он бы не рискнул сказать. Человек уже ушёл, заботливо закрыв и коробку и дверь чердака. Сердце всё ещё грозилось выпрыгнуть и отправиться по своим, куда менее нервным делам, а шум в ушах постепенно стихал. Пол под лапами, казалось, покачивался. Скорее всего, покачивался оборотень, с трудом справляясь с настигшими его неприятностями, но мозг упрямо считал, что качается дом. Арс снова перекинулся, заглянул в коробку — вещи были на своих местах, Антон ничего не тронул. Придётся перепрятать, но это уже завтра. Давно пора было показаться дома. Он выглянул, убедился, что на площадке пусто и спустился. Голый, со связкой ключей в руке. Если Шасту приспичит покурить или он возьмёт что-то поувесистее биты и отправится покорять чердачные недра, Попову несдобровать. Арсений приложил ухо к двери и прислушался: в квартире было тихо. Как мог аккуратно, он вошёл, сунул ключи на шкаф и, обратившись котом, с удивлением отметил запах Веника. Наверняка им пахло и в парадной, но охваченный ужасом, в дымном сигаретном воздухе, он просто не различил знакомый терпкий запах другого оборотня. Счастье весело скакнуло где-то внутри, больно ударив в рёбра и, мурча и мяуча, Арсений побежал искать друга. Он ужасно по нему соскучился. И столько всего хотел рассказать. С момента их последней встречи Попов стал понимать вечно хмурого Серёжу куда лучше.