Анэстель

      Стоило им оказаться снаружи, как Глорфиндел грубо толкнул Анэстеля к перилам. Хрупкий юноша оказался в ловушке между холодным металлом и пылающим пламенем телом взбешённого воина Первой Эпохи.       — Всё ещё не боишься, pen-neth? — мрачно прошипел ему на ухо Глорфиндел. — А следовало бы. За твою дерзость я выпорю тебя так, что твои крики услышит весь дворец. Молчишь? Что ж, посмотрим, насколько тебя хватит, малыш Синда…       Глорфиндел схватил Анэстеля за тунику, и тонкая ткань затрещала по швам. Юноша охнул, когда холодный ветер обжёг обнажённую кожу. Но Глорфиндел ещё не закончил: с плохо скрываемым раздражением он разорвал завязки на штанах остолбеневшего мальчишки и грубо сдёрнул их вниз, обнажая белоснежные ягодицы.       — Такая красивая белая кожа… Интересно, как она будет выглядеть, когда я разукрашу её красными рубцами? — усмехнулся он, наслаждаясь тем, как Анэстель вздрогнул от ужаса. — Наклонись и крепко сожми руками перила, дерзкий мальчишка. Попробуешь сбежать или закрыться от ремня, выпорю так, что месяц сидеть не сможешь.       С трудом сдерживая навернувшиеся на глаза слёзы, Анэстель подчинился.       «Я не стану кричать. Я не доставлю тебе такого удовольствия. Я буду храбрым и не навлеку позор на свой народ. На свою семью… Я не буду кричать!»       Но когда на Анэстеля обрушился первый удар, он чуть не завизжал. Это было безумно больно, хуже, чем всё то, что ему доводилось испытать за его короткую жизнь. Как будто языки пламени прикасались к коже, выжигая на ней клеймо.       Второй удар убедил его в том, что сдерживать слёзы он не сможет, как бы сильно он ни старался. Он вцепился в перила так крепко, что холодный металл впечатался в нежную кожу, оставив на ней красные полосы. Языки пламени кружились в безумном танце, обжигая его кожу, выводя на ней замысловатые узоры. Где-то на задворках сознания промелькнула мысль: «А Глорфинделу было так же больно, когда он сражался с балрогом, сгорая в его пламени?». Но когда легендарный убийца слуги Моргота стал хлестать его ремнём наотмашь, все мысли испарились из его головы.       Тонкий кожаный ремешок скользнул меж пальцев мужчины, а затем с оттяжкой опустился на бледные ягодицы парнишки. Глорфиндел с наслаждением впитывал звуки, что были для него слаще любой музыки — сдавленные отчаянные рыдания. Он был зол, он был в ярости. И всё же нужно отдать мальчишке должное. Его смелость заслуживала восхищения — ему было очень больно, но упрямец стиснул зубки и молчал.       «Молчишь, значит… Это ненадолго. Я заставлю тебя кричать!»       Ремень разрезал воздух и опустился на красные ягодицы с удвоенной силой.        — Cano! — приказал строгий голос, в котором уже отчётливо проскальзывали нотки раздражения. — Cano an nin!       Но мальчишка был на редкость упрямым созданием. Лишь когда тренированная рука ударила в полную силу, Анэстель сдался. Пронзительный вопль разрезал тишину ночи, вторя звукам музыки, доносившимся из зала. Глорфиндел стегнул его ещё пару раз для острастки, но мальчишка уже смирился с наказанием и теперь кричал не переставая. Ремень упал на землю — неконтролируемая ярость, что двигала рукой Глорфиндела, испарилась столь же внезапно, как и появилась.       — Достаточно с тебя, дикарь? Ты усвоил урок? — спросил Глорфиндел, стирая слёзы с дрожащих щёк мальчишки. Не в силах стоять на ногах, тот беспомощно повис на нём и разрыдался. — Тише, roch-neth. Я больше не злюсь на тебя, всё закончилось.       — Простите. Мне так жаль, — рыдал Анэстель на широкой груди мужчины, повторяя эти слова, как мантру, пока тот нежно гладил его по спине. Когда рыдания стихли и на смену им пришли жалобные всхлипывания, Глорфиндел подался вперёд, чтобы Анэстель смог почувствовать, как он возбуждён.       — Чувствуешь, как я хочу тебя? — промурлыкал мужчина. — Ты так красиво страдаешь, что даже я не могу устоять.       Анэстель задрожал как листочек на ветру, но не отпрянул, по-прежнему прижимаясь к нему всем телом.       — Тогда возьмите меня, мой лорд, — еле слышно прошептал он.       — Я это обязательно сделаю, малыш. Но не сейчас, позже. А сейчас я хочу почувствовать твой ротик на моём члене. Знаю, ты никогда не делал этого раньше, но ты ведь хочешь доставить мне удовольствие, не так ли? — Глорфиндел нежно, но беспрекословно отлепил пальцы мальчишки от своей туники и заставил его опуститься на колени.       — Да, мой лорд, — тихо ответил тот и опустился на колени.       Справившись с завязками на штанах Глорфиндела, Анэстель на минуту замешкался, зажмурился и прижался щекой к его бедру, вдыхая его запах — запах возбуждения и желания. А затем робко поцеловал огромный член у основания.       Глорфиндел тихо застонал, и этот гортанный эротичный звук придал Анэстелю уверенности. Он проложил дорожку губами и языком к головке члена, с которой стекали капельки жемчужной смазки.       — Давай, малыш… Возьми его в рот, — задыхаясь стонал Глорфиндел, и Анэстель испытал невероятную гордость от того, что может доставить удовольствие этому сильному опытному мужчине. Он обхватил губами головку толстого члена, с удивлением отметив её горьковато-терпкий вкус. В порыве страсти Глорфиндел намотал его белоснежные волосы на кулак и притянул ближе, заставляя вобрать горячую плоть глубже. Но, учитывая впечатляющие размеры достоинства Глорфиндела, Анэстель был на это просто не способен, поэтому он продолжил ласкать головку члена, массируя ствол руками.       Да, у Анэстеля совершенно не было опыта в таких ласках, но его рот был горячим и нежным. К тому же Глорфиндел едва не кончил ещё тогда, когда ремень впервые коснулся белоснежной попки мальчишки. Честно говоря, во время порки он едва сдерживался, но когда Анэстель принялся дразнить головку его члена своим маленьким дерзким язычком, Глорфиндел сдался. Впившись пальцами в шёлковые волосы, он разрядился в нежный ротик с победным рыком.       Анэстель испуганно замычал, почувствовав, как огромный член в его горле стал ещё больше, а затем начал пульсировать и извергаться горячей лавой. Но Глорфиндел не позволил ему отстраниться, заставляя проглотить всё до последней капли. Вот только спермы было так много, что Анэстель поперхнулся; несколько капелек жемчужно-белой жидкости соскользнуло с дрожавших губ, окропив мраморный пол. Глорфиндел схватил его за волосы и ткнул носом в пол, как нашкодившего щенка, приказывая убрать за собой. И Анэстель безропотно подчинился. Он вылизывал холодные каменные плиты, пока на них не осталось и следа их соития.       — Какой послушный мальчик. Давно стоило тебя выдрать как следует, — довольно промурлыкал Глорфиндел. — Завтра я покажу тебе, как это делать правильно. Но для новичка ты неплохо справился.       Он встал на колено и обнял мальчишку, а тот доверчиво прильнул к его груди, выпрашивая ласку, нежность, хоть что-нибудь…       — Тебе понравилось то, что я заставил тебя сделать? — улыбнувшись, мужчина дотронулся до его возбуждённого члена.       Анэстель зажмурился, подался навстречу его руке и выдохнул:       — Да, мой лорд.       — Почему?       — Потому, что я доставил вам удовольствие, мой лорд.       — Да, это так. Ты доставил мне ни с чем не сравнимое удовольствие, мой дикарь, — расплылся в улыбке Глорфиндел и выпустил его член из руки. — U-delithach. Не заслужил, — отрезал строгий голос, убирая непослушную влажную прядку за ухо мальчишки. — Я вернусь к гостям, а ты останешься здесь и будешь ждать моего возвращения.       — Как скажете, мой лорд, — еле слышно прошептал Синда, выпуская локон золотых волос из своей ладони.       Глорфиндел бросил его одного, голого и избитого, в темноте, и вернулся в зал, откуда доносились весёлые голоса и смех, звон бокалов и громкая музыка. Анэстель проводил его остекленевшим взглядом и рухнул на мраморный пол. Было холодно и больно, его одежда была разорвана в клочья, но ему уже было всё равно.       Странные, незнакомые доселе чувства переполняли юное неопытное сердечко, они окутали его, словно паутина. Боль, возбуждение, гордость от того, что он доставил своему лорду удовольствие, щемящая нежность, желание снова почувствовать прикосновение этих грубых пальцев на своей коже, обжигающий стыд… Голос в голове шептал ему смириться, подчиниться воле мужчины, который был в сотни раз сильнее его, и уступить, наконец, своим желаниям.       Анэстель вздохнул, закрыл глаза и оказался в объятиях тьмы. Он был слишком слаб и измучен и не заметил того, кто всё это время скрывался в тени.       Когда мальчик потерял сознание, незнакомец вышел из сумрака, опустился перед ним на колено и убрал белоснежные локоны с его мертвенно-бледного точёного лица.       Он ухмыльнулся чему-то, резко поднялся на ноги и не спеша вернулся к огням, танцам, веселью, изысканным закускам и превосходному вину, оставив мальчишку лежать на полу и ждать, когда его господин соизволит над ним сжалиться.