*
Несколько дней спустя к нему в гости приходит Соня. Они по-прежнему видятся время от времени. Эвен не ожидал, что так получится, потому что к концу их отношений между ними было много обид, но после расставания всё стало намного легче. В какой-то степени проще, потому что у них не осталось никаких ожиданий, потому что они впервые за долгое время почувствовали близость в тот день, когда решили разойтись. Сейчас они вместе лежат на кровати. — Можешь открыть окно? — просит она. — Ты только что покурил или просто не проветриваешь комнату? — Я курил несколько дней назад. — Ну что ты за человек, — говорит она. — Неужели так сложно открыть окно, пока принимаешь душ, например? — Не знаю, мамуля, — отвечает Эвен, но всё равно садится, чтобы открыть окно, впуская в комнату прохладный мартовский воздух, потому что знает, что сейчас она лишь дразнит его, а не контролирует, как когда они были вместе. — Довольна? — Да, — кивает она. — И что, теперь ты выскажешься относительно того факта, что я курил? Эвену кажется, что он шутит, но Соня явно не находит это смешным. По крайней мере если судить по тому, как она закатывает глаза, совсем не по-доброму. — Я делала это раньше, потому что беспокоилась. Твои врачи говорили… — О боже… — Они говорили… — Я знаю, что они говорили. Значит, не всё так хорошо, как казалось. Время от времени они всё равно оказываются в такой ситуации, когда сверлят друг друга взглядами, сложив руки на груди, по-детски мелочно, ибо никак не придут к согласию в этом споре. Она настаивает, что волнуется, потому что ей не всё равно. Он настаивает, что она заставляет его чувствовать, словно за ним постоянно присматривают, чтобы он не покончил с собой, не оставляют ему свободы. — Ты правда хочешь снова поговорить об этом? — Не особенно, — отвечает она. — Ладно. — Ладно. — Следует пауза. А потом: — Я тебя так раздражаю. — Не всегда. Всего лишь в девяноста процентах случаев, — снова шутит Эвен, но на этот раз Соня улыбается. — Заткнись, — говорит она, и теперь в её голосе сквозит нежность, а потом она протягивает руку и пропускает пряди его волос сквозь пальцы. Какое-то время это срабатывало раньше, когда они только начинали, когда она тянулась к нему, чтобы прикоснуться к волосам, постоянно о нём заботясь. Это не раздражало до тех пор, пока он не стал чувствовать себя виноватым, а она не начала беспокоиться так сильно, что ограничения и контроль стали неотъемлемыми атрибутами её заботы. — Ты по-прежнему влюблён в Микаэля? — спрашивает она, и это так странно, то, кто они друг для друга: не совсем бывшие, не совсем друзья, точно не любовники, но всё равно близкие люди. С этим сложно разобраться. И всё же он влюблён, поэтому кивает. Эвен думает, что Соне нравится знать, что они расстались не просто так. Она что-то мурлычет под нос. — Но он и этот Юнас, — говорит она. — Думаю, ты был прав, когда поцеловал его. — Я абсолютно точно был не прав, когда поцеловал его. — Почему? Потому что не спросил его? Я тебя тоже не спрашивала, — возражает она, и технически она права, но всё иначе, когда ты мусульманин, спрятавшийся глубоко в шкафу, и тебя целует твой лучший друг. Эвен пожимает плечами. Дело не в том, что он не спросил. Дело в том, что происходило вокруг в тот момент. — Разве ты не тот человек, кто должен быть в бешенстве, что я его поцеловал? — спрашивает он, потому что это одна из причин, пусть и не самая плохая для неё. Соня пожимает плечами, и он понимает. По сравнению со всем остальным: с таблетками, апатией, злостью, он уверен, что поцелуй кажется чем-то незначительным. — Тебе жаль, — говорит она. — Мы друзья. Вероятно, именно за это они и цепляются. Ему жаль. Они друзья. Когда-то они были влюблены, и до тех пор, пока они ни с кем не встречаются, им трудно избавиться от остатков близости, до сих пор существующей между ними. — Мне жаль, — говорит он, и Соня кивает. Когда она продолжает гладить его по волосам и притягивает ближе, укладывает его голову себе на плечо и обнимает, Эвен позволяет ей. Всё это знакомо. Пусть и прошло какое-то время, они до сих пор не избавились от чувств окончательно. Возможно, они слишком застряли в прошлом. Когда Соня уходит, это происходит примерно в то же время, когда у парней срабатывает напоминание, что пришло время молитвы. Когда Адам и Мутта совершают омовение, Эвен и Соня прощаются в коридоре, и пока они прислушиваются к ритуалу, она касается его запястья в том месте, где бьётся пульс. Он понимает. Правда. Эвен целует её в щёку на прощание. Ему всегда нравился тот факт, что его друзья верят во что-то. Он сам не верит, но он чувствует странный покой, когда находится дома во время вечерней молитвы, когда видит, как они собираются вокруг раковины для ритуального омовения, прежде чем разойтись по комнатам и молиться в одиночестве, но делают это достаточно громко, и Эвен может их слышать. Однажды, когда они были моложе, до того, как драма появилась в их жизни, Микаэль разрешил Эвену остаться в комнате, пока он молился. Он рассказал Эвену обо всём процессе, о том, как совершать вуду и что говорить во время молитвы, а потом повторил это всё на деле, тихо, касаясь смуглыми ладонями коврика, осторожно прикасаясь к нему лбом. После этого он был невероятно спокойным, таким умиротворённым, как никогда раньше. И Эвен тоже чувствовал это, наблюдая за расслабленной улыбкой Микаэля. Именно умиротворение так восхитило Эвена. В его жизни нет ничего похожего, что могло бы настолько его успокоить, нет подобного растянутого момента тишины, но он отчаянно хочет этого. Чего-то, что даст ему хотя бы минутную передышку. Пока парни молятся, Эвен идёт на кухню, чтобы заварить для них чай, и когда они приходят к нему, спокойные, умиротворённые, он передаёт им чашки, коротко улыбаясь. — Спасибо, — говорит Мутта. — Как прошёл день? — Всё хорошо.*
В субботу они отправляются в спортзал. Его сложно назвать местом Эвена. Это глупо, потому что утверждение, что работа над собственным телом оказывает положительный эффект на мозг, наверняка правдиво, но оно никак не влияет на то, что каждый редкий раз, когда Эвен приходит сюда с парнями, его отношение трудно назвать серьёзным. В тот день он сидит на скамейке для жима лёжа, в то время как остальные парни и Юнас работают с тяжёлыми весами. О да. Юнас тоже здесь. Прямо сейчас он сидит напротив Микаэля и держит его за ноги, пока тот делает скручивания, но, когда тот заканчивает и откидывается на коврик, Юнас продолжает прикасаться к нему. Сначала к щиколоткам, потом к коленям, потом к бёдрам, где и останавливается, но всё равно его руки достаточно высоко, поэтому Эвен, который наблюдает за ними, быстро отводит глаза и сталкивается взглядом с Муттой. Они оба поджимают губы, стараясь сдержать улыбку. Точно так же все они реагируют, когда тусуется где-то и Адам вдруг решает кого-то поцеловать. Когда они встречаются глазами с другими парнями, Мутта кивает в сторону Микаэля и Юнаса, и все они улыбаются. Элиас откашливается. — Бро, — говорит он Юсефу, и руки Юнаса опускаются чуть ниже. — Ты подался в бодибилдеры или просто фанатеешь от жима лёжа? — Он пытается хорошо выглядеть для Саны, — сообщает Адам. — Это правда. — Не говори так о моей сестре. Все, включая Микаэля и Юнаса, смеются. — Успокойся, — говорит Мутта, опуская штангу и подходя к скамейке, на которой сидит Эвен, устраиваясь рядом с ним, чтобы тот мог опереться на его плечи сзади, что Эвен и делает. — Мы ещё долго будем здесь торчать? Я хочу картошку фри. — Какой смысл ходить в зал, если после этого ты ешь вредную еду? — спрашивает Элиас. — Это просто для общения. Мы с Эвеном приходим сюда, чтобы потусоваться. — Вы двое — халтурщики в нашей компании, — сообщает им Микаэль, продолжая лежать на полу. — Это было грубо. — Да, грубо. Просто хамство, — соглашается Мутта. — Нам с Эвеном не нравится такой тон. — Вы с Эвеном теперь союзники? — Да. Микаэль закатывает глаза, но перед этим перехватывает взгляд Эвена, и тот чувствует тепло, разливающееся в груди, потому что на самом деле они союзники с Миком. Потому что это они сейчас смотрят друг на друга, они вместе закатывают глаза. Когда Микаэль опускает взгляд, ладони Юнаса снова лежат на его бёдрах. Ах да. Всё это настолько ново, что Эвену часто нужно напоминать себе об этом: возможно, они больше не союзники, возможно, они были ими в прошлом. Он отводит глаза.*
Теперь, когда они познакомились с Исаком, Эвен видит его повсюду. Он замечает его, когда тот идёт с друзьями по студенческому городку в тот день, когда они пошли к нему домой курить травку. Он видит его у главного входа, когда они одновременно выходят с лекций. Потом случается это… Он встречает его в читальном зале неподалёку от парка. Исак подпирает подбородок рукой и немного нависает над столом. Несмотря на неудобную позу он полностью погружён в чтение и немного хмурится. Эвен отправляет ему сообщение. «Подними голову». Потом он видит, как Исак отрывает глаза от книги и смотрит на телефон, который, должно быть, лежит рядом, а потом поднимает голову, видит Эвена и улыбается. — Привет, — шепчет Эвен, когда Исак переходит в другой конец помещения, где есть два свободных стола, и они могут сидеть вместе. — Привет. — Занят? — Исак пожимает плечами. — Свободен после этого? — Да, — отвечает Исак. — А ты? — И я, — кивает Эвен. — Сходим куда-нибудь? Эвен экстраверт, возможно, в этом причина. Ему нравится общаться с людьми, он всегда предпочтёт быть с кем-то, чем в одиночестве, и никогда не испытывает проблем с тем, чтобы пригласить кого-то, чтобы побыть в компании. Так что да, он экстраверт. Но помимо этого в Исаке есть что-то, что заставляет Эвена хотеть быть именно с ним. Возможно, та самая химия. Тот факт, что Исак — единственный человек, с которым он может говорить о своих чувствах. — Да, — соглашается Исак. — Можем что-нибудь придумать после. Они решают съесть по кебабу. Исак предлагает место, куда им пойти, и Эвен, мгновенно согласившись, рад, что Исак предложил что-то своё, а не решил подстраиваться под его планы. Купив еду, они находят пустую скамейку и несмотря на холод садятся и едят. — Ты знаешь, что я недавно видел Юнаса? — спрашивает Эвен. — Он ходил с Микаэлем и нашими друзьями в спортзал. — Да, он говорил, — кивает Исак. — И как это было? — Нормально. Они практически занимались сексом. — Что? — Исак настолько шокирован, что Эвен начинает смеяться. Исак хмурится. — Серьёзно? — Нет, нет, конечно, за кого ты их принимаешь? — говорит Эвен и смеётся ещё сильнее, когда Исак закатывает глаза. — Но они были очень к этому близки. — Понятно, — хмыкает он. — Ты это пережил? — Нет. На этот раз они смеются вместе, а когда перестают, Эвен продолжает с улыбкой смотреть на Исака, пока тот возвращается к еде и сосредоточенно жуёт. Потом широко улыбается. — Кстати, однажды мы ездили в коттедж, — говорит он. — Мы и его бывшая девушка, и я… Он освобождает руки и пальцами изображает кавычки. — … случайно зашёл к ним в комнату, когда они занимались сексом. — Что? — восклицает Эвен. — Зачем? — Чтобы они перестали. Это ужасно смешно, и Эвен хохочет, искренне и по-настоящему, представляя, как это могло бы выглядеть, и наблюдая за бесхитростным выражением лица Исака. — Блядь, это так мелочно, — говорит он, и Исак, улыбаясь, кивает. — Я знаю, — соглашается он. — Но в своё оправдание… — Нет. — Да! — Исак смеётся, и его смех кажется таким естественным и инстинктивным, что Эвен чувствует гордость, что смог вызвать у него такую реакцию. — Заткнись. Так вот, в своё оправдание, — повторяет он, — могу сказать, что в коттедже очень мало что можно делать одному, а это было уже довольно позднее утро. — Угу, ну конечно. — Ой, заткнись… — Исак качает головой, и Эвен ухмыляется. Его так весело дразнить, и заставлять улыбаться, и наигранно раздражаться, и быть свободным, не останавливая себя. — Не надо было тебе рассказывать. — Ну да, не надо, — кивает Эвен, и Исак вздыхает. Эвен не знает, почему ему так это нравится, но так и есть. Он улыбается. — Ладно, неважно, — говорит он. — Это Юнас помог тебе понять? — Это Микаэль помог тебе понять? — спрашивает Исак вместо ответа, и Эвен замечает, но не настаивает, не желая давить. Ведь и для него самого это довольно деликатная тема. — Типа того. То есть мне понадобилось какое-то время, чтобы понять, что натуралы обычно не чувствует такое по отношению к своим друзьям… Исак фыркает от смеха, но это правда. Ему понадобилось много времени, чтобы понять, что не каждый парень засматривается на своих друзей и иногда хочет их поцеловать. Осознание собственной ориентации для него было странным. Это был медленный процесс: он был гендерно-нейтральным, когда семья спрашивала его о будущем и женитьбе, он говорил «а он симпатичный» и «я бы не возражал», когда они с Соней смотрели на парней, притворялся сочувствующим ЛГБТ какое-то время, чтобы посмотреть, как люди будут реагировать. — Ну, мне не нравятся девушки, — говорит Исак. — Так что я паниковал из-за этого, прежде чем появились чувства к Юнасу. А они появились, только когда он начал встречаться с девушкой. Нам было лет по пятнадцать. — Вы знаете друг друга с детства? — Да, — кивает Исак. — Думаю, нам было лет шесть? Может, семь. Первый класс. — А, ясно. — Он… — Исак останавливает себя и тыкает вилкой в еду, не глядя на Эвена, и тот понимает, что сейчас он собирается сказать что-то, что трудно произнести. Через мгновение Исак заканчивает: — Он — постоянная величина. Если бы Исак не произнёс эти слова, Эвен бы не обратил внимание. Но теперь он обращает. И не только обращает, но и хочет знать больше, и в то же время не хочет давить. Если он что-то и знает в этой жизни, так это то, что есть секреты, которые нельзя раскрывать. — Он знает? — спрашивает Эвен вместо этого. — Что он тебе нравится? Исак качает головой. — Нет, — отвечает он. — Ну то есть я ему не говорил. Не думаю, что он знает. — Хм. Ты не скажешь ему? — Нет. — Исак хмурится и качает головой. — Конечно, нет. Не теперь, когда он счастлив с Микаэлем. Это было бы ужасно эгоистично. Ты скажешь Микаэлю? — Он уже знает. Ещё до Юнаса. — Ты ему сказал? «Я его поцеловал», — думает Эвен. — Он узнал. — А. — Исак возвращается к еде, кажется, размышляя над его словами. А потом: — Должно быть, это было странно? По сравнению со всем остальным, что произошло тогда, это было практически ничем. Эвен пожимает плечами. — Мы с этим справились, — отвечает он. — Хм. — И снова Исак жуёт и думает. — Он приятный. Я имею в виду Микаэля. Я понимаю, почему он тебе понравился. Он тыкает вилкой в кебаб, замолкая на мгновение. А потом: — Я понимаю, почему он понравился Юнасу. Эвен думает, насколько Исак добрый. Насколько он смиряется с ситуацией, как для него важно, чтобы Юнас был счастлив. — Ну, — тянет он, потому что не знает, что ещё сказать. — Он действительно замечательный. — Да, — кивает Исак, а потом добавляет, — но не настолько замечательный, чтобы ты решил зайти к нему, когда он занимался бы с кем-то сексом, чтобы их остановить. Эвен смеётся, радуясь, что у него появился шанс не обращать внимания на наползающую грусть. — Нет, — говорит он. — Думаю, это значит, что ты хуже меня. — Видимо, да, — соглашается Исак, и совершенно очевидно, что он пытается разрядить обстановку, или отвлечь их от уязвимости, которую они только что показали друг другу. Эвен очень это ценит. Вообще-то Эвен очень ценит Исака. — Правда, я не уверен, что победить в таком соревновании почётно. — Может, победитель я? — спрашивает Эвен, подыгрывая ему, и когда Исак пожимает плечами, он улыбается. Во всём этом ощущается хрупкость. Но Эвену немного легче справляться с этим, когда Исак рядом.