Громче воды, выше травы

У входа в лекционный зал, где должны были проходить уроки по психологической подготовке у всей параллели второго курса геройского факультета, столпилась куча народу. А то и верно — целых два класса, ни один кабинет столько не уместит. Но где же учителя? Мина недовольно вздохнула и, пригладив сзади брюки, села на свой школьный рюкзак, спиной оперевшись об оконное стекло. Айзавы-сэнсэя как не было, так и не видно с самого обеда, а Влад-сэнсэй куда-то утащил Еву по семейным делам и уже слегка опаздывал на пару. Они, конечно, студенты взрослые, уже как-никак с лицензиями (ну, почти все), шуметь им не к лицу, но Мина, будучи относительной пай-девочкой, не любила ситуаций, как эта: когда она могла неконтролируемо от себя помешать другим учащимся на этаже. В конце коридора наконец появился почему-то одинокий грузный силуэт Кровавого Короля, несущего в руках коробку без крышки. Перед ним расступились, как в море корабли, и он, достав ключ-карту, открыл аудиторию, но прежде зычным шёпотом попросил тишины: — Так, берём по одному пакету и проходим на любое свободное место, и пошустрее! Мина подпрыгнула, не успев перехватить свой рюкзак у взявшего его Ханты, и, кинув благодарный взгляд на своего парня, направилась к хлынувшему в аудиторию ручейку из людей. Девушка поднималась на цыпочках, пытаясь заглянуть поверх чужих плеч, чтобы понять, о каких таких пакетах шла речь, но замерла, когда очередь дошла до их сквада. — Шинсо, Бакуго и Киришима — вы освобождены от урока по приказу директора, — удивил их всех Влад-сэнсэй. Мина хоть и была в числе отстающих по нескольким предметам, но дурой на самом-то деле не была и даже раньше парней соотнесла отсутствие Евы с предстоящим уроком. Тяжело сглотнув, она смогла наконец кинуть взгляд на то, что Влад-сэнсэй раздавал. То были бумажные пакеты, как в самолётах, чтобы проблеваться. Холодное, липкое предчувствие нехорошего поселилось внутри неё. Ашидо только в общих чертах знала, что выпало на долю лучшей подруги, потому что так и не смогла найти в себе сил прогуглить запись эпохального заседания. Что ж, сегодня эти силы нашли за неё. Дрожащей рукой взяв себе пакетик под бесконечно сочувствующим взглядом сэнсэя, девушка тихо, как мышка, прошмыгнула на место подальше на заднем ряду, заранее зная, что не сможет сдержать слёз; глаза уже были на сыром месте. Ханта проследовал за ней, судя по лицу, всё ещё в блаженном неведении о предстоящем фильме ужасов и лишь обеспокоенный её резко ухудшившимся настроением. Не успел он задать соответствующий вопрос, как Влад-сэнсэй, вставив флешку в кафедровый компьютер и включив проектор, взял слово: — Итак, 2-А и 2-B! Сегодня ваше первое занятие по самой трудной дисциплине, которую все герои и офицеры приближённых ведомств вынуждены проходить в течение двух с половиной семестров. Пары будут проходить дважды в неделю в формате изучения материалов реальных дел с просмотром и семинарским анализом-обсуждением фото- и видеоматериалов, а также показаний свидетелей. Мы научимся составлять психологический портрет криминальных представителей нашего общества, научимся сохранять трезвую, холодную голову на плечах даже в самых бесчеловечных ситуациях и научимся противостоять рвотному позыву. Сегодня я попросил нескольких ваших одноклассников отсутствовать в виду их осведомлённости о первом деле, которое мы с вами рассмотрим, — начавшиеся было шушукания прервались при одном взгляде сэнсэя, который терпеть не мог нарушения дисциплины. — Это громкое дело может быть известно вам как дело № 01-2870 от 28.03.2236 года «Япония против Сатклиффа», в котором прямо была замешана ваша однокурсница Энгден Ева с её биологической семьёй. Стояла пугающая, почти похоронная тишина. Мина подрагивающей рукой сжала вспотевшую ладонь Ханты под столом, и в её антрацитово-золотых глазах появился маниакальный блеск, когда Влад-сэнсэй продолжил: — Согласившись поделиться с вами своей историей, Ева надеется на ваши чуткость и понимание, когда вы выйдете за дверь аудитории. Она искренне считает, что это может помочь вам стать лучшими в своём деле, и я очень надеюсь, что вы не подведёте её доверие неуместными замечаниями или комментариями. Ашидо нехорошо прищурилась, обводя толпу взглядом, чуть дольше остановившись на макушках Мидории, от которого они всей бандой ожидали подставы, и Минеты, известного своим отсутствием корректности похабщика. Она линчует каждого, кто только посмеет не так взглянуть на подругу, лично придушит, воскресит и заново четвертует. Как на иголках сидевший по другую руку от неё Каминари громко сглотнул, поправив чёлку, что он всегда делал, когда нервничал. Ханта же отбивал ногой чечётку. Сесть подальше оказалось однозначно хорошим решением, потому что следующий час просмотра нескольких видео превратился в один сплошной кошмар. Два видео были достоверно «сняты» от первого лица и, как им объяснил сэнсэй, были в каком-то роде физическими слепками реальных воспоминаний Евы. Ещё одно было с нагрудной камеры Старателя, возглавлявшего спасение подруги во время её похищения. Мину вытошнило на десятой минуте, когда яростно отбивающейся от насильников Еве пришлось зубами вырвать кадык навалившегося на неё борова. Она вместе с Евой пялилась на мшистый подвальный потолок и старалась не слишком сильно трястись от волнами накатывающих отвращения к мужчинам и жалости к подруге. Ашидо во второй раз использовала бумажный пакет, когда Влад-сэнсэй сменил запись, чтобы на экране появилось свидетельство пыточного допроса матери Евы. В измождённой, окровавленной, избитой женщине, которую снасильничали (чёрные квадратики прикрывали гениталии, но и так всё было понятно) и запытали до жутчайшей смерти, с трудом угадывались черты той красавицы, чьё фото из английской газеты распечатала и вырезала себе Ева, чтобы поставить в траурную резную рамку на камидану. У Мины от горчащих на сжатых губах слёз всё расплывалось перед глазами, когда она по-мазохистски продолжала смотреть на детские хрустальные ладошки, что с трудом выкапывали могилу и пришивали обратно отрезанную подгнившую голову. Посеревший Ханта одолжил ей свой неиспользованный пакет, чтобы она в третий раз могла проблеваться одной лишь желчью. Под конец пары, когда сэнсэй наконец выключил видео с камеры Старателя, на котором с трудом реанимировали Еву, Мину откровенно колотило настолько, что зуб на зуб не попадал. В семинарском обсуждении она участия не принимала, будучи не в состоянии трезво мыслить после пережитого за лучшую подругу ужаса. Мысли колбасило не по-детски, руки продолжали трястись, словно у запойного алкаша, а перед внутренним взором стояли несколько месяцев совершенно потухшего, расколотого изнутри образа всегда яркой в своей весёлости девушки, пережившей страшное. Мина с трудом выбралась из-за скамьи вместе со звонком. Тяжёлые свинцовые ноги на автомате повели её обратно к их основному кабинету. Голова была забита вопросами, которые бедная Ева, скорее всего, была вынуждена себе задавать с малых лет: почему она? Почему её мама? За что им такое наказание? Ещё Мина просто отказывалась понимать подругу, верующую в богов. Где были боги, когда её маму пытали и заставляли есть куски собственной плоти? Где были боги, когда Еву похитили у неё из-под носа, лишь чтобы использовать как какой-то кусок дорогого мяса? А она сама почему не смогла помочь? Почему допустила похищение? Почему она была так слаба?! Парадоксальным образом придя в числе первых, Ашидо открыла высочайшую дверь и замерла от представшей пред ней картины. За первой партой у окна, как ни в чём не бывало, сидела она. Голубые, ослепительно яркие под лучами холодного зимнего солнца волосы были собраны в небрежный пучок, не скрывая наушников в испещрённых серьгами ушах. Накинутый на квадратные плечи пиджак подчёркивал красивую осанку; на полу валялась балетка, скинутая, чтобы можно было сесть, поджав одну ногу под себя в неприкрытом юбкой колене. Ева качала головой в такт музыке, напевая себе под нос, и быстро теребила карандашом в руке, другой перелистывая ржавчиво-оранжевый учебник по истории, судя по незнакомой обложке, из списка рекомендованной литературы. Образ вдребезги разбитой девушки по кусочкам собрался воедино, и на месте трещин сияло золотое кинцуги пережитых травм, делая её ещё более прекрасной. Ашидо всхлипнула и несдержанно бросилась на шею лучшей подруги, такой красивой в своей внутренней силе, напугав её своим слезоточивым напором. — Мина, ну ты чего. Всё же хорошо, — Ева как-то потерянно потрепала её по кудрям, не знающая, как успокоить её, словно не понимая, из-за чего она в принципе могла сейчас плакать. А Мина тем временем поклялась перед собой и Вселенной, что никогда и ни за что не допустит с Евой случиться чего-то подобного снова.

***

И хоть Кацуки с Эйджиро удалось меня ненадолго отвлечь, лихорадочный скач времени никуда не делся. Госпожа тревожность вернулась ко мне с утроенной силой, особенно после того, как Киришима столкнулся на стажировке с преступником на допинге. Укутавшись в флисовый плед с весёленьким новогодним узором с оленями, я, кусая губы, слушала возбуждённый рассказ своего парня (до сих пор не верится!), облокотившись о своего другого парня (всё ещё не верится!). Бакуго приобнял меня и тихо спросил на ухо, не перебивая эмоциональную жестикуляцию нашего парня (капец-пипец-звездец!): — Ты в порядке? — Да, — знаками соврала я, не имея возможности объяснить истинных причин своего беспокойства. Лгать было чудовищно больно, но что я могла сделать? Начни я вполне серьёзно исповедоваться о своей прошлой жизни, и меня упекут в дурку. Поэтому приходилось сглатывать неприятный ком в горле и лицемерить, что для меня было сравнимо с пыткой. — Просто эти дни, сам знаешь. — Я принесу тёплой воды, — тут же подорвался с места душка-Кацуки и оперативно вернулся спустя пять минут с высоким запотевшим стаканом и даже с прикольной маленькой грелкой в виде тюленя, которую я с удовольствием умыкнула под плед, чтобы устроить её на низе живота. Ка-а-айф… Как хорошо, когда молодой человек понимающий! А то в японском обществе, к сожалению, тема месячных до сих пор считается грязно-табуированной, в отличие от большинства европейских. Стоит заметить, что в последнее время вокруг меня в принципе старались ходить на цыпочках. Связано это было с уроком по психологической подготовке, на котором ребятам показали пережитые мною ужасы как в детстве, так и после похищения Лигой. Мина с бледным до синевы Денки всё время лезли обниматься по поводу и без, Серо лишний раз старался угодить то заказанными у Сато печенюхами, то ещё чем, остальные друзья и просто однокурсники тоже не отставали в том, чтобы показывать, насколько обо мне заботятся и как я им нужна. Такая забота задолбала в первую же неделю, и я даже рявкнула пару раз, чтобы не смели меня жалеть, но без толку. Одни только Хитоши с моими мальчиками вели себя сносно, но оно и понятно: их период кудахтанья надо мной закончился ещё после суда. Тем временем мне не пришлось вновь как-либо сталкиваться со своими демонами, как того, скорее всего, боялся отец: те тварюшки были моими вечными спутниками, тем более теперь, когда известный мне канон неумолимо приближался к своему концу. Новогодний концерт уже прошёл, ради которого мы не стали сильно заморачиваться, хором попев новейший хит про геройскую профессию, а вот через неделю мы все разъедемся по домам на Новый Год, после чего поедем на десять дней в зимний тренировочный лагерь, а вот дальше… Лично я была уверена, что нас поджидали чиканутый на всю голову Чисаки со своими ёбнутыми «Восьмью Заветами Смерти», чья противоречивая философия жиздилась, как и любая революция, на разрушении старого порядка ради создания нового. В принципе, логично, если бы только не их отвратительные методы, которые ни один уважающий себя якудза себе не позволит. Как это общеизвестно, в любой религии самые тупые, упёртые и опасные для окружающих те, кто недавно открыл для себя веру. Они могут не знать основных догматов, путаться в постулатах, не ознакомиться с трудами признанных авторитетов. Это для них неважно. Они что-то запомнили, заучили несколько чисто внешних признаков и тупо начали делить мир на своих и чужих. При этом они часто агрессивны. Если честно, то, как по мне, группировка, воспитанная Каем Чисаки, по уровню сумасшествия не сильно отличалась от религиозных неофитов, и этим всё сказано. Мне ну о-о-очень не хотелось сталкиваться лицом к лицу с поехавшим кукухой Каем, хотя знание о его сумасшествии, неизвестном другим, было хорошим подспорьем для борьбы с ним: Чисаки, будучи явно чокнутым, был, как и все люди, человеком глубоко своей, но схемы, при нарушении которой он мог растеряться и не знать, что делать. Я искренне надеялась, что Чисаки не был исключением и что я могла, в случае чего, использовать этот припасенный в рукаве туз, чтобы спасти не только малышку с такой похожей на мою собственную судьбой, но и нескольких погибших в каноне про-героев. Вдобавок я не желала Мирио, с которым мы пересеклись в прошлом году на показательной тренировке до его выпуска из Академии, участи беспричудного: статистика депрессивных эпизодов, заканчивающихся самоубийствами каким-то образом лишившихся причуды гражданских, удручала, а тут очень даже хороший герой, чья жизнь буквально по определению крутится вокруг квирка. А то получается, что мавр сделал своё дело, мавр может умереть? Нет уж, дудки. Мирио выглядел вменяемым и чрезвычайно сильным индивидуумом, которому я не желала такой незавидной канонной участи. В любом случае, решение о внесении собственной лепты в непосредственный штурм злодейской резиденции оставалось за моей наставницей, у которой я стажировалась. Возможно, что Мируко и призовут на помощь в обход канонного состава про-, кто его знает. А куда она — туда, как вслед за мамой-уткой, и я. Осталось только дождаться этого времени. Как говорится, поживём — увидим, доживём — узнаем, выживем — учтём. Мальчишки же вели себя просто ужасно в том плане, что пытались меня вывести на задушевный разговор, используя откровенно грязные приёмчики в виде поцелуев, потому что от них я становилась покорным котиком. Вообще, можно было сказать, что после того, как мы начали встречаться, своеобразный медовый период у нас и не думал заканчиваться. По крайней мере, я это судила по летающим в животе майским жукам (бабочки не могут быть настолько назойливыми и шумными). Ещё мои любимые идиоты оказались теми ещё — в хорошем плане — собственниками, и они без стеснения демонстрировали, что я — их, а они — мои. Вот например Эйджиро, этот волче, что вечно пытался меня соблазнить своим голым торсом Аполлона Бельведерского, обожал покусывать меня за шею и оставлять полумесяцы пятнышек, которые мне приходилось, ругаясь на смеющуюся акулу, замазывать консилером или заклеивать тейпом, ссылаясь на то, что простудила мышцы. Кацуки же так и норовился прикоснуться ко мне: то за руку возьмёт, то прядь за ухо поправит, глядя абсолютно влюблёнными глазами. В общем, нравилось ему меня смущать до покрасневших ушей и неудобоваримого писка под смешки окружающих. И я бы, на самом деле, ругалась бы на эти собственнические замашки, если бы не два немаловажных пункта: а) мне это дико нравилось; б) у них были все поводы «метить территорию», на которую попытался покуситься человек, с которым я честно не знала, что теперь делать. Инцидент, о котором я никому не рассказала и после которого я всё до конца не могла прийти в себя, случился не так давно. Я как раз торчала на кухне в попытке выжать из себя приличные тарталетки с кумкватом и фейхоа, когда на телефон пришло неожиданное сообщение. nathan: срочно нужно увидеться nathan: жду на крыше общежития 2-b Я удивилась, ведь буквально днём мы с Мономой спарринговались, и никаких предупреждающих звоночков о необходимости важного разговора он не предоставил. Но я лишь пожала плечами — мало ли, человек только сейчас вспомнил и хочет встретиться тет-а-тет. Главное одеться потеплее, а то на крыше, на которых я любила летом ночевать под яркими звёздами, сейчас должно было быть проморзгло. evaxxx: сейчас поставлю тарталетки запекаться и выйду nathan: чур я твою выпечку не пробую Я аж задохнулась от возмущения. Не настолько у меня несъедобные десерты, скажите пожалуйста! Кто-то вообще готовить не умеет, но я ж предъяв по этому поводу не выкатываю! Так, побурчав-поворчав, я быстренько закуталась как надо, чмокнув на прощание Бегемотика меж ушками с кисточками, и, попросив свободного от дел Сато проследить за печкой, я вприпрыжку переметнулась под светом фонарей в общагу бэшников на супер-пупер-сверхсекретный-архиважный тру-ля-ля. На мой громкий стук во входные двери отозвалась Шиозаки, которой я кивнула из вежливости и которую попросила провести к Мономе на их крышу. Её не от мира сего лицо как-то вдруг чуднó переменилось, став грустнее привычного. Я уже хотела спросить, в чём дело и могу ли я ей, может быть, чем-нибудь помочь, выслушать там например, как она впустила меня к ним, выдав гостевые тапочки, и, поймав уже доходящими до попы волосами мимо пробегавшего Авасе, в добровольно-принудительном порядке сказала ему дать мне доступ к крыше с мальчишеского крыла, а сама, накинув на тернии потрёпанный шерстяной платок, вышла из здания. — Она точно в порядке? — неуверенно протянула я, неудовлетворенная этим странным, повисшим в воздухе напряжением. Авасе только плечами пожал, поэтому я не стала дальше до него докапываться: у меня для этого есть Нейто, который вроде неплохо общался с этой тихоней. Нейто меня, как и договаривались, ждал на подмёрзшей крыше и, к моему вящему удивлению, гробил своё здоровье, а именно курил. Ранее пристрастия к никотиновой сосочке за ним не наблюдалось, поэтому я сразу забыла о Шиозаки и настроилась на что-то поистине серьёзное. Возможно, это как-то связано с его сестрой?.. Подойдя ближе к краю крыши, на котором он сидел, болтая ногами меж поручнями перегородки, я различила силуэты двух стоявших тут же открытых бутылок моей любимой марки сидра, что было до жути странно: Монома далеко не пьянь, чтобы без особого повода наливать, а тут — обычный разговор. Наверное, у него всё же какие-то проблемы дома, которыми он сильно хотел, но не знал, как поделиться. Я тихо прошла к нему и, свесившись сверху, поприветствовала его поцелуем в щёку и своей самой мягкой улыбкой, стараясь показать, что ему со мной может быть комфортно и не стоит ни о чём беспокоиться. Парень широко улыбнулся улыбкой, не достигшей каких-то непривычно потухших глаз, и предложил присесть рядом, давая мне бутылку, от которой я уверенно отхлебнула под внимательным, но грустным взглядом. — |Ну как ты, мой хороший?| — задала я банальный вопрос, делая глоток грушевого напитка, чтобы немного согреться. У сидра был необычный травянистый оттенок в послевкусии, который я списала на новую рецептуру, которую заподозрила из-за смены упаковки. В принципе терпимо, но предыдущий чистый вариант мне нравился больше. Нейто криво ухмыльнулся, делая последнюю затяжку и выкидывая бычок за спину. Он потянулся в карман за новой пачкой сигарет без пластика и предложил мне закурить. Отказываться, раз уж тут такая загадочная свистопляска, я не стала. Яблочный Chapman отдавал неприятной приторностью, но это было вполне обычно, так как такое со мной бывало после долгих перерывов между сигаретами этой марки. Нейто смотрел на завитки беловатого дыма, уплывающие вверх в ночное небо, и громко сглотнул: — |Это то, о чём я хотел тебя спросить|, — он посмотрел на меня с бесконечной грустью и пониманием, граничащим с принятием несомненной жестокой истины. Было что-то странное в происходящем, но начавшая гудеть башка не давала возможности прислушаться к что-то нашёптывающей притупленной интуиции. Я сдержалась, чтобы не поморщиться от зарождающейся мигрени, и глотнула сидра: горло почему-то было до крайности пересушено. — |Знаешь, впервые за долгое время у меня всё, можно сказать, стабильно. А если уж я о чём-то и заморачиваюсь, то только о каких-то мелочах|, — я выдохнула пар вместе с облаком дыма и продолжила, незаметно для самой себя улыбнувшись ярче прежнего. — |Мальчики просто невероятные.| Монома какое-то время смотрел вдаль, прежде чем, смурно потупившись, спросил граничащим с шёпотом подавленным голосом: — |Они же хорошо к тебе относятся?| Мне не нравилось, куда начинал клонить разговор, но я честно не могла понять, почему именно появилось плохое предчувствие. Я просто сидела, разговаривала ни о чём сверхважном с хорошим другом, попивала недурственный сидр и курила сигаретку, и всё бы ничего, если бы не раскалывающийся затуманенный разум. Внутри приятно пузырилось, и я облокотилась головой о плечо замершего друга. Ух, и успело же меня развезти с одной бутылки! — |Честно? Мне трудно представить кого-то лучше. Я всё ещё не могу поверить, что судьба связала меня с ними|, — поведала я ему то, что иногда гложило меня по ночам. — |Ты в надёжных руках. Прости меня|, — неожиданно извинился он. — |Ты чего, Натáн? Мне не за что тебя прощать. У тебя точно ничего не случилось?| — я даже привстала от сделанного не к месту заявления. — |Нет, есть за что. Внутри-то, по крайней мере, ты точно знаешь|, — и посмотрел на меня своими грустными-грустными глазами, в которых не было ничего, кроме бескрайнего океана тоски. Я непонимающе нахмурилась и обратила внимание на бутылку, что отличалась от моей, и на нетронутую им пачку сигарет, что уже были открыты до моего прихода. Я почувствовала, как земля буквально ушла из-под ног, и с его помощью присела обратно, держась за прутья и стараясь глубже дышать. Вся ситуация, вся обстановка начала походить на страшный сон. И это небо, что, как военный стяг, разделилось на две части — на одной умирало кровавое солнце, а на другой, тёмно-лазоревой, зажигались первые снежные звёзды. Последний огненный луч исчез, и на небосвод, обручившись с моим глубоко-личным ужасом, взошла яркая полная луна, освещая отстранённое лицо того, кого я всегда считала другом и кто усадил меня на самый край крыши. — |Ч-чем ты меня накачал?| — бутылку я отбросила от себя сразу, сигарета полетела под ноги. Меня начало колошматить, слабость подступала со всех сторон, подкатывая удушливыми рвотными волнами, а лицо Мономы перед глазами продолжало расплываться, превращаясь в одну бледную кляксу. Аккуратно придерживая за плечи, он бесконечно нежно привлёк меня к себе, отчего по замёрзшим то ли от холода, то ли от страха щекам покатились первые солёные дорожки. — |Зачем?| — |Просто я тебя так сильно люблю, что это так больно, что убивает меня. Я правда хотел сделать что-то страшное, но я… я не могу. Ты не заслуживаешь такого|, — ударил он меня под дых своим объяснением, поглаживая меня по волосам. — |Ты будешь помнить только о моём признании благодаря нескольким полулегальным травам в том, чем ты угостилась. Немного погудит голова, но ты будешь в порядке, обещаю.| — |Нахрен мне сдалось твоё обещание, ебанавт ты этакий|, — заплетающимся языком выплюнула я последнее прежде, чем заснула под его грустный смешок и поцелуй в лоб сухих, треснутых губ. Очнулась я не знаю когда, лежа всё на той же крыше головой на коленях у Мономы. Я была замёрзшая и недовольная, как óни знает кто. — |Доброе утро, принцесса.| — |Мне больше не наливать|, — пробурчала я для проформы, размазывая наверняка осыпавшуюся тушь по синякам под глазами. — |У нас ведь всё с тобой хорошо?| — |А как иначе|, — понимающе улыбнулся мне Нейто, и я обняла его в ответ, обрадованная, что он не сильно расстроился, когда я не смогла ответить взаимностью на его светлые чувства. — |Друзья?| — на всякий случай спросила я его ещё раз. — |Друзья|, — хрипло прогудел он у меня над ухом. — |Только не делай глупостей!| — разъединив обнимашки, толкнула я его кулаком в плечо. — |Ты меня знаешь|, — закатил на это глаза этот кошмарный нахал. — |Именно поэтому и говорю|, — парировала я, после чего мы разошлись. После признания Мономы было немного некомфортно и странновато, но я надеялась, что со временем это пройдёт и он найдёт своего соулмейта, с которым всё у него будет прекрасно, и я смогу за него искренне порадоваться. Мономе я могла желать только счастья, так как он был близким мне человеком, которого я не собиралась терять. К слову о близких. К счастью, у меня не было, как говорится, таких друзей, которых только за хуй в музей, поэтому я отчасти удивилась, когда, поставив телефон на зарядку, на меня посыпался непривычный град уведомлений о пропущенных звонках и входящих сообщениях. Дело было накануне нашего с отцом отъезда из Юэй на каникулы, поэтому в общежитии нашего класса оставались только я, Каминари, что затянул со сборами и уезжал завтра утром, да Иида, которого должен был этой ночью по договорённости с администрацией проскочить проездом и забрать старший брат. Я тут же убрала ноутбук с колен, кидая его на противоположную сторону кровати, так далеко, как только можно, и, подвинув кота, встала и начала наматывать круги по маленькой комнате, ожидая, когда Хитоши возьмёт трубку. Я редко могла ничего не делать, разговаривая по телефону, вот и в этот раз я стала собирать разбросанные по спальне последние манатки из числа личной гигиены, чтобы чем-то заняться, пока мы болтали. — Ева, дура ты этакая, где тебя шатает?! — фактически наорал на меня лучший друг, когда прозошло соединение. Я удивилась, что Хитоши был явно мрачнее тучи, судя по которой должна была разразиться гроза с громом и молниями, потому что буквально ведь сегодня мы днём переписывались, и он был в прекрасном расположении духа. — Слышь, до наездов попрошу по порядку описать проблему, а то я при встрече и зарядить тебе могу, — прошипела я в ответ, сразу обозначив границы приемлемого. — Прости, родная, — сделав глубокие вдох и выдох, прочистил горло парень. — Просто Денки уже несколько часов не отвечает на звонки, а чутьё у меня буквально орёт «полундра!» и пытается сбежать с корабля имени «Шинсо Хитоши». Знаю, знаю, это звучит глупо, но не могла бы ты, пожалуйста, проверить его? — Ты уверен, что у тебя паранойя не пошаливает из-за работы? Мы с ним сегодня тусили в моей комнате, и выглядел он абсолютно нормально. Может, ты обидел его чем, и он теперь норов показывает? — скептически приподняла я бровь, рассматривая одну за другой свои баночки с лекарствами, батарея которых красовалась рядом с графином на рабочем столе и которые мне необходимо было покидать в сумку. — Он мне ещё прислал на мыло какое-то длинное пространное письмо, из которого я только понял, что ему за что-то безмерно стыдно. Ева, я боюсь. Пожалуйста, прошу тебя, проверь его, ладно? Делов-то тебе. Ладно? Ева? Ева! Но я его уже не слышала. Замерев на месте, я только и могла, что с подкатывающей паникой глядеть на баночку со снотворным, которая ещё сегодня утром была совершенно полной.